В конце декабря Верховный Суд РФ опубликовал заключительный Обзор № 5 за 2017 г. В частности, в Обзоре представлены 32 дела, рассмотренные Судебной коллегией по экономическим спорам.
Согласно п. 20 Обзора, «если конкурсный кредитор обосновал существенные сомнения, подтверждающие наличие признаков мнимости у сделки, совершенной должником и другим конкурсным кредитором, на последних возлагается бремя доказывания действительности сделки». Исходя из этого тезиса, можно сделать вывод, что Определение СКЭС ВС РФ от 11 сентября 2017 г. № 301-ЭС17-4784 продолжает линию высшей судебной инстанции о повышенных требованиях к доказыванию обстоятельств, связанных с возникновением задолженности должника-банкрота.
Так, во-первых, при указании на такие повышенные требования есть ссылка на п. 26 Постановления Пленума ВАС РФ от 22 июня 2012 г. № 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» и п. 13 Обзора судебной практики по вопросам, связанным с участием уполномоченных органов в делах о банкротстве и применяемых в этих делах процедурах банкротства (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 20 декабря 2016 г.). При этом обозначена цель сформулированного подхода – предотвращение нарушений прав кредиторов.
Во-вторых, правило о распределении бремени доказывания (последний абзац п. 20 Обзора) соответствует позиции, обозначенной в Постановлении Президиума ВАС РФ от 13 мая 2014 г. № 1446/14 по делу № А41-36402/12 (на это постановление есть ссылка и в тексте определения, но не в Обзоре) и Определение СКЭС ВС РФ от 9 октября 2015 г. № 305-КГ15-5805 по тому же делу. Эта правовая позиция касалась возможности конкурсных кредиторов в деле о банкротстве доказать необоснованность требования другого кредитора, подтвержденного решением третейского суда (т.е. относилась к более узкому кругу ситуаций). Тем не менее она прямо указывает на неприменимость к конкурирующему кредитору высокого стандарта доказывания, поскольку в условиях ограниченных возможностей для него доказать необоснованность требования другого кредитора подобное распределение бремени доказывания приводит к неравенству кредиторов. И далее излагалось правило, расширенный вариант которого можно наблюдать в комментируемом Обзоре:
«При рассмотрении подобных споров конкурсному кредитору достаточно представить суду доказательства prima facie, подтвердив существенность сомнений в наличии долга. При этом другой стороне, настаивающей на наличии долга, присужденного третейским судом, не должно составлять затруднений опровергнуть указанные сомнения, поскольку именно она должна обладать всеми доказательствами своих правоотношений с несостоятельным должником».
Верховный Суд РФ уже использовал эту позицию в другом деле о принудительном исполнении решения третейского суда – она содержится также в Определении СКЭС ВС РФ от 28 апреля 2017 г. № 305-ЭС16-19572 как правовая позиция по вопросу доказывания нарушений публичного порядка по заявлениям третьих лиц – конкурсных кредиторов. Это определение вошло в Обзор судебной практики ВС РФ № 3 за 2017 г. (утв. 12 июля 2017 г.).
Пункт 13 Обзора судебной практики по вопросам, связанным с участием уполномоченных органов в делах о банкротстве и применяемых в этих делах процедурах банкротства, на который есть ссылка в определении, также содержит описание последовательности в доказывании по модели «высказывание сомнений – их опровержение»: «При наличии возражений о невозможности исполнения договора (нереальности поставки) и представлении в материалы дела подтверждающих эти возражения косвенных доказательств на заявившее требование лицо, согласно части 1 статьи 65 АПК РФ, возлагается бремя опровержения сомнений в исполнении сделки […] В данном случае уполномоченным органом со ссылкой на материалы налоговой проверки были высказаны обоснованные сомнения в реальности исполнения договора купли-продажи».
Таким образом, с одной стороны, сформулировано правило о повышенных требованиях к доказыванию задолженности банкрота (обстоятельств, связанных с наличием задолженности) – для соответствующего кредитора, с другой – правило о неприменении к конкурирующим с ним кредиторам «высокого стандарта доказывания». Вошедшее в Обзор определение содержит обе эти позиции, причем вторая сформулирована более широко по сравнению с предыдущими вариациями – не только в отношении долга, присужденного третейским судом, но в отношении любого долга, основанного на сделке.
Соотношение указанных позиций проявляется как специфика в распределении бремени доказывания: конкурсный кредитор, заявляющий о наличии долга у банкрота, после того как конкурирующий кредитор выскажет существенные (или «обоснованные») сомнения в наличии этого долга, в том числе насчет реальности исполнения сделки, должен опровергнуть такие сомнения.
Упоминание «повышенных требований к доказыванию» и «высокого стандарта доказывания» заставляет вспомнить о таких известных из зарубежной практики стандартах доказывания, как «ясные и убедительные доказательства» и даже «за пределами разумных сомнений» (тем более что по тексту комментируемого правила упоминаются сомнения и их опровержение), хотя в тех странах, где применяется второй стандарт доказывания, он применяется в уголовных делах. Однако содержание соответствующих требований и стандарта раскрывается в определении лишь косвенным образом.
Так, в этом деле суды, оценив договоры хранения и акты приема-передачи, сочли их достоверными доказательствами, подтверждающими факт, объем оказанных услуг и их стоимость, и взыскали задолженность ввиду отсутствия документов, подтверждающих оплату услуг. Отметим оборот «внешне безупречные доказательства» (исполнения по существу фиктивной сделки). То есть по смыслу формулировки – такие, в отношении которых сомнений не возникает.
Но Судебная коллегия указала дополнительно на «обстоятельства сделок», подлежащие судебному исследованию: имелось ли имущество, указанное в договорах хранения, мог ли ответчик передать его истцу, наличие у хранителя возможности исполнять обязательства с учетом особенностей хранения конкретного имущества, об аффилированности хранителя и продавца, наличие внутригрупповых отношений между сторонами сделки и, как следствие, общности хозяйственных интересов для надлежащей оценки добросовестности действий кредитора и должника.
По сути, перечислены обстоятельства, которые должны входить в предмет доказывания при рассмотрении такого рода споров. Больший перечень обстоятельств, подлежащих исследованию в том или ином случае (например, для подтверждения добросовестности), полагаем, не изменяет стандарт доказывания в понимании степени убедительности представляемых доказательств. Можно предположить, что бóльшая достоверность обеспечивается посредством расширения предмета доказывания, т.е. круга обстоятельств, подлежащих доказыванию: помимо документарного подтверждения существования сделки (ее исполнения), требуется подтверждение собственно возможности ее исполнения с учетом конкретных обстоятельств дела (например, «с учетом особенностей хранения крупного рогатого скота», как в этом деле).
В комментируемом определении появляется и развернутое объяснение, почему нужен повышенный стандарт доказывания, т.е. почему не работает обычный баланс прав и обязанностей как процессуальный механизм, уравновешивающий лежащее на сторонах бремя доказывания и обеспечивающий адекватную оценку доказательств. Это объяснение касается наличия в споре фигуры аффилированного с должником кредитора – в этом случае баланс нарушается, поскольку интересы отдельных субъектов могут совпадать в ущерб интересам прочих кредиторов.
Как следствие, традиционный (представляется уместным назвать его академическим) подход, основанный на равноправии, состязательности, обязанности по доказыванию обстоятельств, обосновывающих требования и возражения каждой из сторон, подразумевает достаточность определенной совокупности доказательств. Но если появляются привходящие обстоятельства, такие как аффилированность должника и одного из кредиторов, «привычная» совокупность перестает быть достаточной. Количество участников банкротного процесса, в том числе в конкретном судебном споре, и характер связей между ними изменяют классический для гражданского, а тем более арбитражного процесса баланс процессуальных прав и обязанностей, в том числе обусловливают смещение бремени доказывания.
Упоминание о стандартах доказывания применительно к сходным правоотношениям (а точнее, о высоких или «повышенных» стандартах доказывания – по сути, речь идет об озвученном выше правиле о распределении бремени доказывания с использованием понятия «сомнений») имеется и в других определениях ВС РФ, вынесенных по итогам рассмотрения дел СКЭС ВС РФ в сентябре 2017 г. (от 25 сентября 2017 г. № 309-ЭС17-344(2), от 18 сентября 2017 г. № 301-ЭС15-19729(2)), однако в Обзор вошло именно комментируемое определение.
