Проект федерального закона № 604443-7 «О внесении изменений в статью 66 Семейного кодекса Российской Федерации» вызывает у меня как у адвоката, практикующего в области семейного права, однозначное отношение – перечисление в СК РФ возможных форм общения ребенка и отдельно от него проживающего родителя, а также любые изменения в существующие способы реализации родительских прав, не приведут, на мой взгляд, к положительной динамике в разрешении данной категории споров до того момента, пока принудительное исполнение судебных решений не начнет просто и банально работать.
Дело в том, что по спорам, предметом которых является ребенок, исполнение протекает крайне сложно. Это, пожалуй, самый яркий пример ставшего крылатым выражения «номинальная победа в суде не означает реального выигрыша». Все дело в судебных приставах, которые не обладают юридическими рычагами влияния на неимущественных должников, не могут или не хотят (скорее всего, и то, и другое) сопровождать взыскателя на встречи с ребенком, когда дверь квартиру могут не открыть, а ребенок может «заболеть» непосредственно перед приходом пристава и второго родителя.
К тому же, когда у пристава в состоянии рабочего цейтнота встает выбор: пойти с родителем «пробиваться» к ребенку или исполнить, например, вселение, очевидно, что второе для него – реальнее. Если приставу все же удается вместе с отлученным родителем войти в квартиру, где находится ребенок, то практически всегда их ожидают сюрпризы. Так, в одном из дел из моей практики у ребенка начиналась истерика всякий раз, когда педагог, сопровождающий пристава, называла имя матери: ребенок кричал и бился в истерике – все думали, что мать совершала с ним что-то страшное. Со временем выяснилось, что отец завел большую собаку, назвал ее именем матери и натравливал на ребенка, в итоге в глазах ребенка появлялся смертельный ужас, когда он слышал «Ольга».
Какой смысл уточнять, детализировать и дополнять действующее законодательство, если эффективность работы приставов-исполнителей по неимущественным требованиям, касающимся прав детей, стремится к нулю?
Мне непонятно желание «утяжелять» и без того фактически неисполняемые законы. Сколько дебатов на эту тему проведено, жалоб подано, но даже многочисленные постановления ЕСПЧ, признающие отсутствие способа эффективной правовой защиты (ст. 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) прав разлученного с ребенком родителя, не могут сдвинуть с мертвой точки ситуацию с неисполнением «детских» судебных решений (см., например, постановления ЕСПЧ от 14 июня 2011 г. по делу «Ханамирова против России», жалоба № 21353/10; от 23 сентября 2003 г. по делу «Хансен против Турции», жалоба № 36141/97; от 23 октября 2004 г. по делу «П.П. против Польши», жалоба № 8677/03; от 25 января 2000 г. по делу «Игнакколо-Зениде против Румынии», жалоба № 31679/96). Во всех этих делах Европейский Суд признавал нарушение прав родителей, которые длительное время не могли добиться исполнения решений по реализации родительских прав.
Теоретики-идеалисты на это возразят, что смысл в предлагаемых поправках, конечно, есть: закон должен быть объективен, понятен, однозначен, не допускать двоякого толкования и возможности злоупотреблений. Однако, на мой взгляд, законодательство в действующей редакции применяется вполне неплохо, и детализировать его – значит, идти по пути утяжеления, учитывая, что правоприменители успешно реализуют права участников процесса, расписывая судебные решения, затрагивающие права ребенка, настолько подробно (используя отсылочные или заменяющиеся пункты), что зачастую такое решение не может скрепить степлер.
Например, тщательно продуманные исковые требования об определении порядка общения с ребенком в конкретный день недели и в конкретное время включают условие, что в «случае болезни ребенка общение происходит на следующий день после его выздоровления» или «болезнь ребенка не влияет на общение с ним – в данном случае общение происходит по месту нахождения ребенка в порядке, поддерживающем лечение». В то же время вряд ли можно поспорить с тем, что как бы ни болел ребенок, а любимый папа всегда может сидеть рядом на стульчике, читая сказку и следя за состоянием ребенка, и действующая редакция СК РФ позволяет предусмотреть это в решении суда.
Мой практический опыт свидетельствует о том, что из всех случаев препятствования отцам в общении с детьми, пожалуй, только в 5-10% дел допускалась дискриминация отцов. В частности, ознакомившись с исковым заявлением отца об определении порядка общения с ребенком, первый вопрос, который я задаю в таких случаях матери, – назвать причины, по которым она не позволяет отцу видеться с ребенком. Ответы обычно следующие, изложены по убыванию (от частых к редким):
- «Я не против, но он сам не приезжает»;
- после того, как отец избил ребенка или его мать при ребенке, тот его боится;
- ребенок не может пережить расставание родителей и винит во всем отца, так как именно он ушел из семьи;
- отец не платит алименты. «Будет платить – буду разрешать видеться с ребенком»;
- отец не соблюдает режим питания ребенка (или распорядок дня, а также другие требования);
- «Пусть общаются, но на нейтральной территории. К новой жене (бывшей любовнице) не пущу».
Отмечу, что из более 50 семейных споров, в разрешении которых я принимала участие в качестве адвоката, мне только дважды встречались случаи откровенного сокрытия детей: в одном случае ребенка скрывала мать, в другом – отец. Во всех других спорах проблема находилась в плоскости согласования условий: мать (отец) были не против общения ребенка со вторым родителем, но просили соблюдать определенные условия, среди которых никогда не встречались нелогичные или не учитывающие интересы ребенка.
В качестве примера приведу один из последних споров. С позиции матери, интересы которой я защищаю, ситуация выглядела так: отец, оставив семью с тремя детьми, младшему из которых не исполнилось года, женился вновь и спустя непродолжительное время стал настоятельно требовать у бывшей супруги разрешения забирать младшего ребенка по месту жительства своей новой семьи. Получив отказ, но в то же время желая реализовать свои права посредствам квалифицированной правовой помощи, отец обратился к юристам, которые стали ссылаться на нарушение ст. 8 Конвенции, а также практику ЕСПЧ (процессуальный оппонент, полагаю, имел в виду Постановление от 11 декабря 2014 г. по делу «Громадка и Громадкова против России», жалоба № 22909/10) относительно моральной неустойчивости матери как основания для передачи ребенка на воспитание «более морально устойчивому» отцу, который – в отличие от матери – якобы «морально готов реализовывать права второго родителя на любое общение».
В то же время мои доводы о необходимости периода адаптации как для ребенка (он еще слишком маленький), так и для матери, отец отверг, заявив, что на полугодовой срок, в течении которых общение отца с ребенком должно происходить в отсутствие новой жены и ее детей, он согласиться не может, так как «нет никаких гарантий, что через полгода ситуация изменится».
Добавлю, что в настоящее время ожидаем подачу отцом искового заявления. И никакие доводы по поводу включения условия об адаптационном периоде в мировое соглашение на отца уже не влияют. Думается, что проблема данного лица не в отсутствии гарантий при заключении мирового соглашения – ведь даже судебное решение таковых не дает, – а в манипуляциях новой жены, не желающей даже гипотетически допускать длительное общение мужа с бывшей супругой.
Случаи, безусловно, бывают разные, но причина всех споров, как правило, одна: каждый из родителей преследует собственные интересы. Интересы ребенка, в том числе в аспекте психологической безопасности, отходят на второй, если не на третий план.
Изменить данную ситуацию, на мой взгляд, помогло бы введение института квалифицированных семейных медиаторов – они могли бы помочь урегулировать конфликт на досудебной стадии, поскольку медиатор все-таки больше психолог, чем юрист, а адвокат – больше юрист, чем психолог.
Возвращаясь к предложенным поправкам в СК РФ, полагаю, что гораздо эффективнее было бы внесение в Федеральный закон «Об исполнительном производстве» изменений, касающихся ответственности должников (родителей, скрывающих детей) за неисполнение судебных решений. Родитель, препятствующий другому родителю в реализации родительских прав, должен осознавать неотвратимость исполнения судебного решения и даже вероятного наказания в уголовном процессе.
Предлагая системный подход к решению проблем семейного права с точки зрения дискриминации отцов, подчеркну, что даже самое качественное судебное решение будет бесполезным при невозможности его реального исполнения.
