Осужденный подал жалобу в Конституционный Суд, в которой просил признать положения ч. 3 ст. 47 и ч. 1 ст. 205.2 УК РФ не соответствующими Конституции РФ. По мнению заявителя, ч. 1 ст. 205.2 УК РФ противоречит статьям Конституции РФ, гарантирующим равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от отношения к религии, свободу вероисповедания, включая право свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать сообразно с ними. А ч. 3 ст. 47 УК РФ – не соответствует основному закону в той части, в какой, допуская лишение права заниматься публицистической деятельностью, нарушает право заявителя свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию, а также ограничивает свободу его литературного, художественного и других видов творчества как писателя и публициста.
Обращению в КС РФ предшествовали следующие события. Осенью 2012 г. по инициативе заявителя в интернете была размещена написанная им статья, которая впоследствии была признана судом экстремистским материалом. Верховный Суд Республики Башкортостан согласился с решением районного суда считать статью экстремистской, за исключением приведенных в ней цитат из Корана. На основании судебных решений и заключения комплексной психолого-лингвистической, политологической, религиоведческой и исторической судебной экспертизы Кировский районный суд г. Уфы признал заявителя виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 205.2 УК РФ (публичные призывы к осуществлению террористической деятельности) и назначил ему наказание в виде лишения свободы на срок три года с лишением права заниматься публицистической деятельностью в течение двух лет.
Верховный Суд Республики Башкортостан оставил без удовлетворения апелляционные жалобы защиты. В передаче кассационных жалоб для рассмотрения в Верховном Суде Республики Башкортостан и Верховном Суде РФ заявителю отказано.
Изучив материалы дела, Конституционный Суд отказал в принятии жалобы к рассмотрению.
КС РФ указал, что если гражданин, осуществляя свои права и свободы, нарушает права и свободы других лиц и такое нарушение носит общественно опасный и противоправный характер, то виновный может быть привлечен к публично-правовой, в том числе к уголовной, ответственности. При этом значение имеет не только форма выражения своих убеждений, но и способы распространения информации, а также ее содержание.
Правовая позиция КС РФ относительно ст. 205.2 УК РФ ранее была высказана в Определении от 25 сентября 2014 г. № 2055-О. В частности, Суд указал, что эта статья призвана обеспечить охрану общественной безопасности и предусматривает ответственность только за те призывы к осуществлению террористической деятельности и такое оправдание терроризма, которые осуществляются публично. Характер информации, доносимой посредством таких призывов, подлежит судебной оценке на основе действующего антитеррористического законодательства и с учетом фактических обстоятельств каждого конкретного дела.
Исходя из приведенных правовых позиций, указал КС РФ, и необходимости разграничения правомерных и преступных действий, правоприменители, квалифицируя публичное распространение информационного материала как преступление, предусмотренное ст. 205.2 УК РФ, должны на основе анализа этого материала указывать конкретную его часть (или весь материал) как содержащую публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма.
Таким образом, отметил КС РФ, ч. 1 ст. 205.2 УК РФ не содержит неопределенности, в результате которой лицо было бы лишено возможности осознавать противоправность своих поступков и предвидеть наступление ответственности за их совершение, а потому не может расцениваться как нарушающая конституционные права заявителя в обозначенном им аспекте.
Кроме того, Конституционный Суд привел позицию ЕСПЧ, который подчеркнул, что «обязанности и ответственность», которые идут рука об руку с осуществлением права на свободу выражения мнения профессионалами из СМИ, обретают особое значение в периоды конфликтов и напряженности. «Осторожность особенно нужна в случае рассмотрения вопроса об обнародовании точек зрения представителей организаций, которые прибегают к насилию против государства, чтобы средства массовой информации не стали средством распространения враждебных настроений и пропаганды насилия», – отмечается в постановлении КС РФ.
Также Конституционный Суд отметил, что введение основных и дополнительных видов наказаний за совершение преступлений не выходит за рамки правовых средств, которые законодатель вправе использовать для защиты личности, общества и государства от преступных посягательств.
Согласно разъяснениям в Постановлении Пленума ВС РФ от 22 декабря 2015 г. № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания», лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью может быть назначено в качестве дополнительного наказания по общему правилу за преступление, которое связано с определенной должностью или деятельностью лица. В случае, когда статья УК РФ предусматривает обязательное назначение данного дополнительного наказания, оно назначается и при отсутствии такой связи, однако при этом должно быть обусловлено обстоятельствами совершенного преступления. При этом лишение права заниматься определенной деятельностью может выражаться в запрещении заниматься как профессиональной, так и иной деятельностью, вид которой должен быть конкретизирован в приговоре. Судам рекомендовано при наличии к тому оснований и с учетом обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание, обсуждать вопрос о целесообразности его применения в отношении лица, для которого соответствующая деятельность связана с его единственной профессией. При этом суды обязаны мотивировать в обвинительном приговоре выводы по вопросам, связанным с назначением наказания, его видом и размером.
Таким образом, отметил КС РФ, данное законоположение также не содержит неопределенности, позволяющей произвольно устанавливать лишение виновного права заниматься той или иной деятельностью, поскольку напрямую связывает содержание такого правоограничения со спецификой и социальной значимостью совершенного преступления и личностью виновного. Осужденный временно ограничивается в выборе конкретного рода деятельности, но не лишается возможности заниматься любой иной не запрещенной согласно приговору суда и законодательству РФ деятельностью, в том числе и творческой.
По словам адвоката Международной правозащитной группы «Агора» Рамиля Ахметгалиева, позиция КС РФ по вопросу применения норм об экстремизме не является новой. «Попытки оспорить данные нормы в Конституционном Суде предпринимались уже много раз, и неслучайно. Существует целый блок проблем, связанных с процедурой доказывания, толкованием терминов. На сегодняшний день под экстремизм подпадают высказывания даже ненасильственного характера, при этом фактически судебную оценку и доказывание подменяет заключение эксперта», – пояснил Рамиль Ахметгалиев.
Эксперт сообщил, что попытки решить проблемы применения норм об экстремизме предпринимались ранее. В частности, Пленум ВС РФ попытался решить их в своем постановлении, однако удалось снять только часть вопросов. В разработке поправок к постановлению Пленума ВС РФ принимала активное участие и ФПА РФ. Большая часть замечаний была проигнорирована Верховным Судом. «Как результат – проблема не решена. Думаю, что в ближайшие три-четыре года высшим судебным инстанциям все-таки придется вернуться к данной теме», – считает Рамиль Ахметгалиев.
Адвокат АБ «Мусаев и партнеры» Надежда Ермолаева отметила, что фокусом данного постановления КС РФ является вопрос о том, допустим ли бланкетный и абсолютный запрет на публицистическую деятельность как дополнительная санкция в отношении лица, осужденного за публичные призывы к терроризму. «Данный вопрос представляется дискуссионным, и в отличие от Конституционного Суда ЕСПЧ не дает на него столь же однозначный ответ», – подчеркнула эксперт.
Она пояснила, что, несмотря на то что КС РФ ссылается в постановлении в том числе на правовые позиции ЕСПЧ, делает он это весьма не к месту: «Действительно, в практике Европейского Суда прослеживается резко отрицательное отношение к публичным высказываниям, возбуждающим расовую, религиозную и национальную нетерпимость. Однако ЕСПЧ, с другой стороны, трепетно относится к свободе выражения мнения, недопущениям чрезмерного и неоправданного вмешательства в осуществление этого права со стороны публичных властей. ЕСПЧ неоднократно подчеркивал и то, что ст. 10 Европейской конвенции не может трактоваться как не допускающая запрет публикации, в случае если это признано в установленном порядке противозаконным. При этом Европейский Суд говорит о запрете публикации того или иного высказывания, фрагмента аудиовизуального произведения и пр., а отнюдь не о бланкетном запрете на ведение любой публицистической деятельности конкретного лица (см., например, дела Muller v. Switzerland, Wingrove v. United Kingdom)», – рассказала Надежда Ермолаева.
Исходя из приведенных устоявшихся правовых позиций ЕСПЧ, по мнению эксперта, правовое обоснование правомерности бланкетного ограничения права на свободу выражения мнения лица, осужденного за публичную пропаганду терроризма, усмотреть сложно.
