Совет АП г. Москвы опубликовал решение о прекращении дисциплинарного производства в отношении адвоката, возбужденного по заявлениям судебной коллегии кассационного суда и одного из судей.
Кассация вернула уголовное дело в нижестоящий суд
В ноябре 2022 г. во Второй кассационный суд общей юрисдикции поступило уголовное дело в отношении ряда осужденных граждан, включая Л. В середине декабря адвокат К., с которой Л. заключила соглашение о защите, подала заявление об ознакомлении с материалами дела. 29–30 декабря и 10 января защитник ознакомилась с отдельными томами дела. Запланированное на 12 января первое судебное заседание было отложено на 20 января по ходатайству К. о необходимости продолжения ознакомления с материалами уголовного дела. В тот же день защитник ознакомилась с еще несколькими томами.
Далее К. подала в приемную Второго КСОЮ кассационную жалобу в защиту осужденной Л. 20 января судебное заседание началось с задержкой во времени, при этом в его протоколе указывалось на опоздание адвоката К. В этом судебном заседании были установлены факты нерассмотрения замечаний на протокол судебного заседания апелляции от 14 октября 2021 г., поданных осужденной Л. еще в 2022 г. и повторно отправленных ею в середине января 2023 г., а также неполучения ею копии кассационной жалобы защитника К.
В связи с этим кассационный суд объявил перерыв «для отслеживания вышеуказанных документов», по его завершении было установлено, что 19 января К. посредством электронного документооборота подала в районный суд г. Москвы кассационную жалобу адвоката Во., ранее поданную в интересах осужденной Л. Кассационная жалоба самой К. в этот суд не поступала. Вместе с тем суд указал, что 20 января непосредственно во Второй КСОЮ поступила кассационная жалоба адвоката К., поданная в защиту Л. Одновременно с этим кассация подтвердила, что замечания на протокол судебного заседания от 14 октября 2021 г., поданные Л., действительно были направлены 17 января 2023 г. в Мосгорсуд, но по состоянию на 20 января они туда еще не поступили. Также 17 января в МГС поступили замечания адвоката К. на протокол судебного заседания от 14 октября 2021 г., в связи с чем апелляционным судом было принято решение об истребовании уголовного дела.
На этом основании кассация вынесла определение о снятии с рассмотрения уголовного дела в отношении Л. и других граждан. Дело было направлено в районный суд г. Москвы для устранения препятствий его рассмотрения судом кассационной инстанции. Замечания адвоката К. на протокол судебного заседания апелляции от 14 октября 2021 г. были возвращены ей без рассмотрения в связи с тем, что она не участвовала в апелляционном рассмотрении дела; ее замечания на протокол судебного заседания суда первой инстанции от 17 декабря 2020 г. были возвращены по тем же основаниям.
Разбирательство в кассации как повод для дисциплинарного производства
16 февраля уголовное дело повторно поступило во Второй КСОЮ, судебное заседание было назначено на 28 марта. За день до него в суд поступило письменное ходатайство адвоката К. об отложении судебного заседания в связи невозможностью явки по причине болезни. К ходатайству была приложена копия листка нетрудоспособности от 18 марта с освобождением от работы по 29 марта включительно. В связи с этим судебное заседание было отложено на 30 марта, далее его перенесли на 25 апреля ввиду аналогичного ходатайства К.
17 апреля помощником судьи Второго КСОЮ была составлена телефонограмма по звонку в исправительную колонию, из которой следовало, что 12 апреля осужденная Л. была освобождена из-под стражи, в связи с чем ИК не может обеспечить ее участие в судебном заседании кассационной инстанции. В тот же день выяснилось, что районный суд 27 марта вынес постановление о замене оставшейся неотбытой части наказания Л. исправительными работами. Согласно ему осужденная должна была явиться в уголовно-исполнительную инспекцию для постановки на учет. Далее выяснилось, что осужденная Л. в этой инспекции не состоит и никаких документов в отношении нее не поступало.
На судебное заседание от 25 апреля Л. не явилась ввиду болезни, что подтверждалось представленной адвокатом К. справкой о временной нетрудоспособности подзащитной, выданной 24 апреля. Суд указал, что справка нечитаема и невозможно понять, каким медучреждением она выдана, после чего адвокат сообщила, что у нее имеется фотография справки, и сообщила суду полные реквизиты поликлиники. Одновременно с этим защитник попросила суд при назначении следующих дат судебных заседаний учесть ее выезд в Сочи с 1 по 10 мая. Судебное заседание было отложено на 26 апреля из-за необходимости направления запросов в медучреждения для проверки достоверности представленных К. сведений о болезни Л. и выяснения возможности ее участия в судебном заседании по состоянию здоровья. В протоколе заседания было указано, что оно началось с опозданием из-за адвоката К.
Полученные от медиков ответы на запросы свидетельствовали о том, что осужденная действительно не могла присутствовать в судебном заседании по причине болезни, а больничный в отношении нее не оформлялся их-за статуса безработной. 26 апреля в судебном заседании, которое также прошло без участия Л., адвокат К. заявила отводы судьям В. и Ва., которые, по ее мнению, «ведут процессы с непонятным уклоном», так как заставляют адвоката «ездить по медицинским учреждениям и доказывать, что справка подлинная», но в удовлетворении заявления было отказано. Судебное заседание было отложено на 28 апреля. В этот же день защитник ознакомилась с очередными томами уголовного дела. Судьи Второго КСОЮ также получили ответ медиков о выдаче К. листка нетрудоспособности ввиду ее болезни. Согласно протоколу судебного заседания оно началось на два с половиной часа позже по причине устранения проблем с ВКС и опоздания адвоката К.
28 апреля судебное заседание вновь началось с задержкой, без указания причин. По причине неявки Л. по болезни оно было отложено на 2 мая для получения надлежащим образом оформленного ответа на запрос суда о состоянии здоровья осужденной. Тогда же защитник К. подала внепроцессуальное обращение на имя председателя Второго КСОЮ через приемную этого суда, в котором обращалось внимание на недопустимые, по мнению адвоката, действия судей судебной коллегии по уголовным делам В. и Ва., допускающих нарушение принципа беспристрастности и объективности при отправлении правосудия по делу Л.
В ходе заседания 2 мая кассация оставила в силе обжалуемые судебные акты, а кассационные жалобы – без удовлетворения.
В июне адвокат К. подала замечания на судебные протоколы от 25, 26 апреля и 2 мая. В частности, защитник отметила, что 25 апреля суд, открыв судебное заседание на 42 минуты позже, никаких причин задержки судебного заседания не сообщил. Адвокат также отметила, что 26 апреля кассация указывала в качестве причин задержки судебного заседания только наличие технических проблем с ВКС, а сама она не опаздывала и запись в протоколе об этом – «возмутительная ложь». Однако судья В. отклонил замечания адвоката.
Доводы дисциплинарных обвинений и заключение квалифкомиссии
Впоследствии судебная коллегия по уголовным делам Второго КСОЮ и председатель пятого судебного состава этой коллегии В. выдвинули в отношении адвоката К. ряд дисциплинарных обвинений. Так, по мнению судей, адвокат неактивно знакомилась с материалами уголовного дела в период с 13 декабря 2022 г. по 12 января 2023 г., а 19 января подала в МГС замечания на протокол судебного заседания апелляции, хотя она не участвовала в этом судебном заседании; тогда же она отправила в суд от своего имени уже находящуюся в материалах дела кассационную жалобу адвоката Во. Судьи также сообщили, что 20 января в канцелярию Второго КСОЮ поступила кассационная жалоба, представляющая собой полную копию дополнений к кассационной жалобе адвоката Во., составленных и ранее уже поданных осужденной Л.
Они добавили, что адвокат не явилась в судебные заседания 28 и 30 марта, опоздала в судебные заседания 20 января, 25 и 26 апреля. Кроме того, в судебном заседании 25 апреля она представила незаверенную и трудночитаемую копию справки о временной нетрудоспособности Л., а 28 апреля подала председателю кассационного суда внепроцессуальное обращение, в котором в утвердительной форме сообщила заведомо недостоверные сведения дискредитирующего характера в отношении судей Ва., В., заявив о самостоятельном принятии дела к производству, звонке в уголовно-исполнительную инспекцию из совещательной комнаты, организации «гонений» на осужденную. Судьи также указали, что адвокат не получила направленные ей почтой копии протоколов судебного заседания, в связи с чем они были возвращены в суд, и употребила в замечаниях на протокол словосочетание «возмутительная ложь».
В отношении адвоката было инициировано дисциплинарное производство, в ходе которого К. последовательно отрицала все обвинения и заявляла об отсутствии нарушений со своей стороны норм законодательства об адвокатуре и КПЭА. По словам адвоката, ее ознакомление с материалами дела проводилось интенсивно и прерывалось в связи с окончанием рабочего дня помощника судьи, при этом за семь рабочих дней она в полном объеме ознакомилась с материалами дела из 78 томов. Замечания на протокол судебного заседания от своего имени были поданы ею по просьбе Л., поскольку из мест лишения свободы они могли дойти несвоевременно. Отправку от своего имени уже находящейся в материалах дела кассационной жалобы адвоката Во. К. объяснила допущенной технической ошибкой.
По словам адвоката, она не опаздывала на судебные заседания кассации, что должно подтверждаться записями в журнале пропусков, а изложенные в протоколах судебного заседания сведения о ее опозданиях не соответствуют действительности. К. добавила, что внепроцессуальное обращение к председателю суда содержало предположения о неправомерных действиях судей, основанные на поступавшей ей от доверителя информации о многократных звонках в уголовно-исполнительную инспекцию из суда. Выражение «возмутительная ложь» в замечаниях на протокол судебного заседания, по ее словам, не является некорректным или неуважительным по отношению к суду или другим участникам процесса. Вместе с тем адвокат пообещала в дальнейшем более тщательно выбирать слова и выражения, даже сталкиваясь с фактами очевидной несправедливости суждений со стороны суда.
Квалификационная комиссия АПГМ вынесла заключение о необходимости прекращения дисциплинарного производства в отношении адвоката К. в части дисциплинарных обвинений о нарушении ею требований УПК и КПЭА из-за отсутствия допустимого повода для его возбуждения и из-за отсутствия в действиях (бездействии) адвоката нарушений норм законодательства об адвокатуре, включая КПЭА.
Совет палаты прекратил дисциплинарное производство
Изучив материалы дела, Совет АПГМ поддержал выводы квалифкомиссии, однако счел нужным уточнить и дополнить основания прекращения дисциплинарного производства в части дисциплинарных обвинений, содержащихся в обращении председателя пятого судебного состава судебной коллегии по уголовным делам Второго КСОЮ В. Так, совет отметил: заявители сочли, что направление К. 28 апреля в адрес председателя кассационного суда обращения внепроцессуального характера содержало заведомо недостоверную, надуманную и дискредитирующую судей В. и Ва. информацию. Однако обращение внепроцессуального характера, направленное адвокатом К., не рассматривалось и не могло рассматриваться судебной коллегией по уголовным делам Второго КСОЮ в рамках уголовного дела, поэтому отсутствует допустимый повод для возбуждения дисциплинарного производства.
Совет палаты отметил, что в этом аспекте заявители ограничились только размытой фразой о якобы допущенных адвокатом К. нарушениях неназванных требований «уголовно-процессуального законодательства и положений Кодекса профессиональной этики адвоката», что служит дополнительным основанием невозможности рассмотрения по существу сформулированного таким образом дисциплинарного обвинения. В решении поясняется, что несоблюдение судьей (судом) требований по квалификации действий (бездействия) адвоката, равно как и неконкретность выдвинутых дисциплинарных обвинений и непредставление доказательств, подтверждающих доводы обращения, свидетельствуют о его формальной необоснованности, а порой могут исключать и саму возможность органов адвокатского самоуправления рассмотреть такое обращение по существу. При этом дисциплинарные обвинения в отношении адвоката в неактивном ознакомлении последней с материалами уголовного дела в отношении Л., а также в направлении 19 января от своего имени в суд первой инстанции уже находящейся в материалах уголовного дела кассационной жалобы адвоката Во. могли быть выдвинуты исключительно доверителем Л., которая являлась получателем юридической помощи в рамках заключенного соглашения о защите.
В свою очередь, заметил совет палаты, обращение судьи Второго КСОЮ В. также не может быть признано допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства, поскольку таким поводом может являться обращение судьи (суда), рассматривающего дело, однако дело с участием адвоката К. судьей В. единолично не рассматривалось. При этом подача К. кассационной жалобы предшествующего защитника произошла по технической ошибке. В свою очередь, неверифицируемая информация, содержащаяся в докладных записках сотрудников аппарата суда, сама по себе не образует фактических оснований привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности, поскольку не позволяет опровергнуть презумпцию его добросовестности в ходе дисциплинарного производства.
Совет АПГМ также назвал надуманным дисциплинарное обвинение в отношении адвоката К. в подаче последней в МГС замечаний на протокол судебного заседания от 14 октября 2021 г., в котором она не участвовала, исключительно в целях снятия уголовного дела в отношении Л. и других с рассмотрения суда кассационной инстанции. Факт дублирования адвокатом К. замечаний на протокол судебного заседания, ранее поданных ее подзащитной, но не рассмотренных по существу судами первой и апелляционной инстанций, не был и не мог являться причиной снятия дела с рассмотрения кассационного суда, так как причиной этого явились нарушения ч. 2 ст. 260 УПК РФ, допущенные нижестоящими судами.
Кроме того, неявка адвоката 28 марта и 30 марта 2023 г. на судебные заседания была обусловлена уважительной причиной – ее заболеванием, которое подтверждалось листком нетрудоспособности; о невозможности своей явки защитник заблаговременно уведомляла, что не отрицается и авторами обращения. У кассационной инстанции не было каких-либо объективных оснований для сомнений в подлинности листка нетрудоспособности, открытого адвокату К. 18 марта. Доказательств обратного авторами обращения не представлено и в материалах дисциплинарного производства не содержится.
«Не нашло подтверждения в результате дисциплинарного разбирательства и дисциплинарное обвинение в опозданиях адвоката К. в судебные заседания 20 января, 25 и 26 апреля 2023 г. Пояснения адвоката К. о том, что она не опаздывала ни в одно из указанных судебных заседаний, а задержка с их началом всегда была обусловлена иными причинами, авторами обращения опровергнута не была, тогда как из публично-правового характера дисциплинарного производства и вытекающего из него принципа презумпции добросовестности адвоката следует, что обязанность опровержения позиции адвоката возложена на авторов обращения. Указание в письменном протоколе судебного заседания на опоздание адвоката К. в судебное заседание само по себе не может являться достаточным доказательством указанного дисциплинарного обвинения», – заметил совет палаты.
Он добавил, что каждый из указанных авторами обращения протоколов судебного заседания от 20 января, 25 апреля, 26 апреля не содержит сведений о его открытии в 10:00, в 14:00 и в 10:30 соответственно, а имеет лишь данные об открытии их председательствующим в 10:34, в 14:42 и в 13:00. Такой способ указания времени открытия судебного заседания не позволяет считать установленным сам факт опоздания в судебное заседание какого-либо участника процесса, так как не верифицирует ни факт своевременного начала судебного заседания, ни факт опоздания конкретного участника судебного заседания и его длительности. «Наиболее очевидно голословность этого дисциплинарного обвинения проявляется в содержании протокола судебного заседания от 26 апреля 2023 г., в котором указано два основания для открытия судебного заседания не в назначенное время – 10:30, а в 13:00. Как указано в протоколе судебного заседания, это было связано “с техническими проблемами с видео-конференц-связью, а также опозданием адвоката К.”. При этом время явки адвоката К. в судебное заседание, как и в предыдущих случаях, не указывается, равно как не указывается, что произошло раньше – исправление технических проблем с видео-конференц-связью или явка адвоката К. При таких обстоятельствах определить факт и длительность опоздания адвоката в судебное заседание, а также реальную причину его позднего начала не представляется возможным», – отмечено в решении.
Кроме того, К., не согласившись с протоколами судебного заседания в части указанных в них причин позднего начала соответствующих заседаний, подала на них замечания. Это свидетельствует о последовательной позиции адвоката, отрицающей факты своих опозданий, поскольку аналогичные доводы приводились ею и до начала дисциплинарного разбирательства. Никаких иных доказательств, подтверждающих факты опозданий адвоката К. в судебные заседания кассационной инстанции 20 января, 25 апреля и 26 апреля, не представлено, хотя в качестве таких доказательств могли быть представлены, например, сведения из журналов входа посетителей в здание суда или пояснения иных участников процесса, очевидцев опоздания.
Совет признал не только неконкретным, но и явно необоснованным дисциплинарное обвинение в адрес адвоката в том, что в судебном заседании 25 апреля она представила незаверенную и трудночитаемую копию справки о временной нетрудоспособности Л. Адвокат не обязан представлять какие бы то ни было документы, подтверждающие состояние здоровья его доверителя; законодательством не установлены требования к качеству копий таких документов. При этом проверка судом сведений, содержащихся в справке, копия которой была представлена суду адвокатом К. 25 апреля, подтвердила и подлинность факта заболевания осужденной, и невозможность ее участия в судебных заседаниях до 30 апреля включительно. Каких-либо оснований сомневаться в заболевании подзащитной у адвоката не имелось.
Дисциплинарное обвинение в неполучении адвокатом К. направленного судом в адрес ее адвокатского образования почтового отправления с копиями протоколов судебного заседания по уголовному делу в отношении Л. не может быть рассмотрено по существу, поскольку оно не является допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства по основаниям, указанным в пп. 4 п. 1 ст. 20 КПЭА. Кроме того, каких-либо доказательств, подтверждающих данные обстоятельства, к обращению не приложено, тогда как в соответствии с пп. 7 п. 2 ст. 20 КПЭА обязанность обосновать свои требования о привлечении адвоката к дисциплинарной ответственности путем представления доказательств возложена на автора обращения.
По этой же причине, заметил Совет АПГМ, не может быть рассмотрено по существу и дисциплинарное обвинение в употреблении адвокатом К. в замечаниях на протокол, поданных ею в суд кассационной инстанции 7 июня, словосочетания «возмутительная ложь». Как и в предыдущих дисциплинарных обвинениях, автор обращения не указывает конкретных норм законодательства и профессиональной этики адвоката, нарушенных, по ее мнению, адвокатом К. Несоблюдение судьей требований о квалификации действий (бездействия) адвоката свидетельствует о формальной необоснованности такого обращения, что исключает возможность рассмотреть такое обращение по существу. Вместе с тем нужно учесть и контекст, в котором К. употребила рассматриваемое высказывание. Защитник, указав в замечаниях на протокол судебного заседания на наличие не учтенных судом доказательств, опровергающих изложенные в протоколе сведения о ее опозданиях, была вправе дать свою оценку игнорированию судом этих доказательств и выразить свое отношение к такой позиции суда, не прибегая к грубым или оскорбительным выражениям: «Возмутительная ложь писать в протоколе, что адвокат К. опоздала, с учетом того, что данное обстоятельство легко проверяется записью в журнале и записью видеонаблюдения в здании суда».
Дисциплинарное производство в отношении адвоката К. было прекращено.
Комментарии экспертов
Адвокат АК LawGuard Сергей Колосовский отметил, что Совет АПГМ в очередной раз радует серьезным и взвешенным подходом к рассмотрению представлений судебных органов о якобы совершенных адвокатами дисциплинарных поступках. «Адвокатам как никому известно, насколько спорными порой бывают решения и действия судей и как тяжело исправлять судейские ошибки в вышестоящих судах. Поэтому то что Совет АПГМ хотя бы в рамках дисциплинарного производства указывает на необходимость соблюдения судьями процессуальных требований, установленных законом и соответствующими подзаконными нормативными актами, не просто радует глаз, а свидетельствует о том, что наши корпоративные требования к процессуальной корректности выше, нежели принятые собственно в суде», – заметил он.
По словам эксперта, совет палаты совершенно справедливо указал на то, что представление председателя пятого судебного состава судебной коллегии по уголовным делам Второго КСОЮ на действия адвоката по направлению внепроцессуального обращения не является допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства. «Действительно, согласно п. 4 ч. 1 ст. 20 КПЭА допустимым поводом является не любая жалоба любого судьи на действия адвоката, а лишь обращение суда, рассматривающего дело, в котором участвует адвокат. Из этого совет сделал обоснованный вывод, что председатель судебного состава не является судьей, рассматривающим дело, а процедура рассмотрения внепроцессуального обращения не связана с рассмотрением дела судом. Также обоснованно совет отметил необходимость указания в обращении судьи на конкретные положения законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре, включая положения КПЭА, которые, по мнению заявителя, были нарушены адвокатом. Отсутствие таких указаний влечет необходимость самостоятельного формулирования органами адвокатского самоуправления дисциплинарного обвинения, что недопустимо в силу придания КПЭА обращению суда статуса отдельного повода для возбуждения дисциплинарного производства», – заметил Сергей Колосовский.
Он также назвал важным вывод Совета АПГМ о том, что при участии адвоката в деле на основании соглашения лишь доверитель адвоката вправе выдвигать дисциплинарные обвинения, связанные с ненадлежащим оказанием им юрпомощи: «Это положение ранее уже высказывалось как советом палаты, так и органами адвокатского самоуправления других субъектов РФ, тем не менее его последовательное воспроизведение в каждом конкретном случае позволяет сформировать стабильную практику, защищающую адвоката от необоснованных обвинений в некачественной работе со стороны наших процессуальных оппонентов».
Заместитель председателя Коллегии адвокатов «ARM IUST» Нарине Айрапетян с сожалением отметила, что зачастую судьи проявляют далеко не профессиональный подход к рассмотрению дела по существу. «Именно так, мне видится, можно охарактеризовать поведение судей, которые по надуманным основаниям в своем большинстве инициировали жалобу в отношении адвоката. Подобное отношение к стороне защиты, не злоупотребляющей своими правами, выглядит как попытка оказания давления. Полагаю, что защитником не допущено ни одно нарушение профильного закона и КПЭА. Формулировка же относительно “возмутительной лжи”, возможно, также не является наиболее удачным вариантом, используемым при написании жалоб, однако не может быть признана как носящая оскорбительный характер. На мой взгляд, адвокатом приняты исчерпывающие меры, в том числе подача замечаний на протокол судебного заседания, чтобы защитить себя от необоснованных нападок. Такая активная позиция не может не приветствоваться», – полагает она.
