Развернувшаяся на сайте «АГ» дискуссия (Минами Дзюн – «Банкротство адвокатов в Японии», Дмитрий Проводин – «При банкротстве адвоката недопустим запрет на профессию», Кирилл Горбатов – «Банкротство адвоката») о проблемах личного банкротства адвокатов и адвокатских образований и об их соотношении с этическими нормами адвокатской деятельности представляется весьма полезной, она отражает определенный этап развития нашего понимания сложности и многообразия взаимоотношений между различными аспектами работы адвоката.
Мы подошли к осознанию того, что адвокат не только занимается собственно адвокатской деятельностью, но и распоряжается денежными средствами, участвуя в гражданском обороте. Некоммерческий характер деятельности адвоката выражается в отсутствии цели извлечения прибыли. Это, впрочем, не означает, что адвокат не получает вознаграждения за свою работу, не принимает на себя обязательства, которые имеют определенные финансовые последствия, или не включен в имущественные отношения, например, рефинансируя полученные денежные средства или иным образом вовлекаясь в сферу экономики.
Помимо необходимости уяснения того, каковы условия и допустимые пределы участия лиц, имеющих статус адвоката и адвокатского образования, во внеадвокатской деятельности, важно понимать, что любая коммерческая активность несет в себе элемент риска. А одним из механизмов ликвидации негативных последствий таких рисков является институт банкротства.
Важно, что банкротство представляет собой не санкцию за неправомерное поведение, а скорее способ перераспределения гражданско-правовых обязательств, которые объективно не могут быть исполнены должным образом, и тем самым ликвидации неопределенности, которая так губительна для гражданско-правовых отношений.
В связи с этим, на мой взгляд, сама по себе инициация процедуры банкротства в отношении адвоката не должна становиться обстоятельством, влекущим возбуждение дисциплинарного производства и применение санкций. Кодекс профессиональной этики адвоката, равно как и другие решения адвокатского сообщества, регламентирует исключительно этические аспекты адвокатской деятельности и не может устанавливать регулирование гражданско-правовых институтов, к которым относится банкротство.
Применение дисциплинарных санкций представляется оправданным только в том случае, если реализация банкротных процедур привела к разглашению адвокатской тайны или неисполнению адвокатом принятых на себя обязательств перед доверителем. Здесь, как и в любом другом дисциплинарном производстве, должны учитываться степень и форма вины адвоката в совершенных проступках, серьезность их последствий и иные факторы. Другой вопрос, что почти всегда введение процедуры банкротства в отношении адвоката несет в себе опасность нарушения независимости адвоката и разглашения адвокатской тайны. Вместе с тем, полагаю, одной лишь опасности без наступления негативных последствий недостаточно для возбуждения дисциплинарного производства.
Не вызывает сомнений, что наличие такой угрозы способно нанести значительный вред общественному доверию к адвокатуре. Однако исключить адвоката из гражданского оборота или признать недопустимой реализацию в отношении него одного из гражданско-правовых механизмов, изначально нейтральных по своей правовой природе, будет неправильным, и нам, как это часто бывает, предстоит найти необходимый баланс интересов.
Представляется продуктивной идея, изложенная в заметке адвоката юридической компании «Кодера и Мацуда» Минами Дзюна. В ней излагается опыт японских коллег: банкротство адвокатов и адвокатских образований осуществляется представителями адвокатского сообщества. Реализация процедур банкротства в отношении адвоката и в дальнейшем, может, адвокатских образований не арбитражным управляющим, а профессиональным адвокатом, на которого также распространяется обязанность по сохранению адвокатской тайны, позволила бы решить значительную часть проблем, изложенных выше.
Сегодня активно обсуждается возможность расширения предметной компетенции адвокатуры. Одним из остро дебатируемых вопросов является инициатива по внесению в Закон о банкротстве физических лиц поправок, которые позволили бы осуществлять процедуры банкротства физического лица не только профессиональным арбитражным управляющим, но и адвокатам. Адвокат – это лицо с подтвержденным уровнем знаний и навыков, необходимых для такой деятельности. Кроме того, он подчиняется строгим этическим правилам и нормам профессиональных стандартов, которые предполагают высокий уровень требований к качеству профессиональной деятельности. То есть адвокат может выступать как лицо, реализующее банкротные процедуры. Кроме того, такие изменения в закон усилили бы вариативность выбора, что способно положительно отразиться на правах физических и юридических лиц. Помимо прочего, можно было бы решить значительное число проблем, связанных с банкротством физических лиц, имеющих статус адвоката.
Необходимо понимать, что дальнейшее развитие адвокатуры с неизбежностью пойдет по пути усложнения и увеличения многообразия форм участия адвокатов в гражданском обороте. Расширение предметной компетенции адвокатуры по примеру других стран (ведение адвокатами счетов эскроу, участие в процедурах, связанных с реализацией наследственного имущества, софинансирование заявленных исков и др.), становление так называемой адвокатской монополии (которая, считаю, неизбежна, ибо развитие всегда идет по пути вытеснения из профессиональной деятельности «стихийных» участников, в отношении которых отсутствуют механизмы общественного контроля) – эти и другие факторы приведут в обозримом будущем к более широкому участию адвокатов и адвокатских образований в экономической жизни.
Поэтому наиболее правильна, на мой взгляд, такая позиция адвокатского сообщества, в соответствии с которой будут приняты эти во многом новые для нас формы и выработаны отношение к ним, границы и этические правила их реализации адвокатами и адвокатскими образованиями.