Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Никотин против России» от 8 января 2019 г. затрагивает острую проблему российского правоприменения. Речь идет о достаточности процессуальных гарантий обеспечения беспристрастности рассматривающего уголовное дело суда (п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, далее – Конвенция) в контексте эффективности сформировавшегося в российской судебной практике подхода к проверке судами первой и апелляционной (второй) инстанций сведений о незаконном воздействии на присяжных заседателей.
Впервые ЕСПЧ обозначил наличие этой проблемы в Постановлении от 14 ноября 2017 г. по делу «Тимофеев против России».
Из обстоятельств этого дела следовало, что заявитель был признан виновным судом с участием присяжных заседателей. Пока его жалоба на приговор рассматривалась Верховным Судом РФ, один из присяжных выступил с информацией о том, что председательствующий судья пытался повлиять на совещание присяжных заседателей. Заявитель просил суд второй инстанции отменить приговор в связи с нарушением тайны совещания присяжных заседателей председательствующим судьей. Суд отказался рассматривать данный вопрос, посоветовав заявителю воспользоваться правом подачи заявления о возбуждении уголовного дела в отношении председательствующего.
Существо выявленного нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции состояло в том, что суд второй инстанции отказался проверять заявление присяжного заседателя о нарушении тайны совещания председательствующим судьей, не указав в своем определении, почему он не мог допросить присяжных заседателей или дать поручение правоохранительным органам власти провести расследование по утверждениям заявителя в период, предшествующий вынесению решения. Европейский Суд тогда подчеркнул, что именно Верховный Суд РФ должен был проверить, являлся ли суд первой инстанции, как того требует п. 1 ст. 6 Конвенции, «беспристрастным судом» в смысле этого положения. Суду второй инстанции надлежало использовать весь комплекс имеющихся в его распоряжении мер, чтобы устранить сомнения относительно реальности и характера утверждений заявителя.
Отличие фактической стороны дела «Никотин против России» состоит, во-первых, в том, что заявление присяжного заседателя о факте незаконного воздействия на коллегию1 было сделано в суде первой инстанции, после провозглашения вердикта, но до вынесения приговора, вследствие чего весь комплекс проверочных действий производил суд первой инстанции в лице председательствующего.
Во-вторых, в отличие от дела Тимофеева, проверка заявления присяжного заседателя по настоящему делу производилась. В частности, председательствующим были получены письменное заявление от потерпевшей Ч., в котором она отрицала факт общения с присяжными, а также письменное заявление старшины коллегии присяжных, в котором отмечалось, что о каких-либо фактах общения Ч. с присяжными ей не известно и никто из присяжных заседателей об этом ей не сообщал. Уже после вынесения обвинительного приговора председательствующий попросил Службу судебных приставов провести проверку фактов общения с присяжными заседателями по данному делу в даты, указанные в заявлении присяжного заседателя, после чего заместитель начальника Службы судебных приставов ответил, что присяжные постоянно контролировались судебными приставами и никто из них в службу в связи с угрозой безопасности или вмешательством в исполнение обязанностей не обращался2.
В-третьих, доводы осужденного Никотина о незаконном воздействии на коллегию присяжных и все материалы проверки, произведенной судом первой инстанции, проверялись и оценивались судом апелляционной инстанции. Результаты этой оценки были отражены в трех кратких абзацах апелляционного определения, где без надлежащей мотивировки и ссылок на материалы дела было констатировано отсутствие факта незаконного давления потерпевшей Ч. на присяжных3.
Однако несмотря на приведенные фактологические различия, ЕСПЧ в деле «Никотин против России» вновь признал нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции, поскольку проведенная проверка заявления присяжного заседателя («расследование») была признана неэффективной (не обеспечивающей заявителю возможность исправления ситуации, противоречащей требованиями Конвенции).
По каким причинам Европейский Суд признал проведенную проверку неэффективной?
Во-первых, была констатирована неполнота этой проверки судом первой инстанции. Как подчеркнул ЕСПЧ, национальные судебные органы при проведении проверки беспристрастности суда первой инстанции были обязаны использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы развеять любые сомнения относительно реальности и содержания утверждений заявителя (см. Постановление ЕСПЧ по делу «Фархи против Франции» от 16 января 2017 г., жалоба № 17070/05, § 26 и 28).
Однако в деле заявителя вся проверка свелась к получению письменных заявлений потерпевшей Ч. и старшины коллегии присяжных. Проверка, проведенная Службой судебных приставов, была воспринята Европейским Судом как не позволяющая оценить ее на предмет эффективности, поскольку в указанном ответе заместителя начальника этой службы лишь указывалось, что ни один из присяжных не сообщил о каких-либо нарушениях в отношении выполнения их обязанностей, т.е. факты, приведенные присяжным заседателем В., не опровергались.
По мнению ЕСПЧ, этих действий было недостаточно, чтобы развеять сомнения относительно реальности и содержания утверждений заявителя. Европейский Суд подчеркнул, что только опрос присяжных (questioning of the jurors) мог бы пролить свет на характер коммуникаций между коллегией и Ч., если таковые имелись, и на то влияние, которое они могли бы оказать на присяжных, как утверждает В.
Во-вторых, на позицию ЕСПЧ, на наш взгляд, оказало определенное воздействие, что суд апелляционной инстанции не провел никаких самостоятельных проверочных действий по указанному заявлению о незаконном воздействии на коллегию присяжных, а представленные материалы оценил в апелляционном определении в высшей степени немотивированно.
Указанное постановление ЕСПЧ в совокупности с аналогичной позицией по делу Тимофеева требуют ревизии взглядов на сложившиеся в судебной практике обыкновения проверки заявлений об оказании на коллегию присяжных незаконного воздействия.
В настоящее время проверка подобных заявлений, помимо собирания разного рода письменных справок, сводится преимущественно к получению неких «суррогатов» показаний, подтверждающих или опровергающих факты такого воздействия (например, заявлений присяжных, участников процесса и т.д.), не имеющих никакой формы, хотя бы в минимальной степени гарантирующих достоверность этой информации. Опрашиваемые присяжные не предупреждаются об уголовной ответственности за лжесвидетельство, нередко подобный опрос подменяется фабрикацией неких писем, якобы пришедших в суд от присяжных заседателей, и т.д.
Причем сама проверка часто проводится во внепроцессуальном режиме, за рамками формы судебного разбирательства, предусмотренной УПК РФ (например, по делу Никотина судья обратился к Службе судебных приставов после вынесения приговора, что не предусмотрено УПК РФ, и т.д.).
В судебной практике встречались случаи поручения подобной проверки органам предварительного расследования еще до вынесения присяжными вердикта, что является прямым вмешательством в отправление правосудия. Так, по делу Ц., А., П., К., Т. председательствующий поручил проверку СУ СК РФ, в ходе которой были опрошены все присяжные заседатели. Как отметил Верховный Суд РФ, опрос присяжных заседателей вне рамок судебного заседания, выяснение не только данных о личности присяжных заседателей, но и их близких родственников, номеров мобильных телефонов и их автомашин не могли не оказать на них незаконного воздействия4.
Указанная позиция ЕСПЧ потребует и определенных поправок в законодательство. Возможно, будет введена специальная судебная процедура проверки сведений о незаконном воздействии на присяжных заседателей по аналогии с некоторыми зарубежными моделями такого производства. Так, в Австралии норма ст. 55DA Закона «О присяжных заседателях» 1977 г. Нового Южного Уэльса разрешает судье допросить присяжного заседателя под присягой, чтобы определить, имело ли место неправомерное поведение, но указанные доказательства не принимаются при последующем разбирательстве против присяжного заседателя. В США законодательство большинства штатов предусматривает процедуру проверки фактов такого воздействия («evidentiary hearing»), позволяющую судье допрашивать по данному вопросу присяжных заседателей, а на уровне федеральных судов действует прецедент Верховного Суда США по делу Remmer v. United States (1954), устанавливающий, что подобные факты должны проверяться путем допроса присяжных заседателей, причем не в режиме «ex parte».
До коррекции действующего процессуального законодательства рассматриваемая проблема, на наш взгляд, должна решаться двумя способами.
Если сведения о незаконном воздействии на присяжных заседателей будут выявлены председательствующим до вынесения присяжными вердикта (т.е. до завершения выполнения функций присяжного заседателя), проверка этих сведений должна осуществляться путем обязательного выяснения этих фактов (опроса) у присяжных заседателей в процессуальном режиме рассмотрения вопросов права (т.е. с удалением остальной коллегии из зала). Результаты названного выяснения обстоятельств (опроса) подлежат занесению в протокол судебного заседания, что в дальнейшем позволит проверять это в суде апелляционной инстанции. Если факт подобного воздействия будет выявлен, согласно ч. 4 ст. 333 УПК РФ присяжный заседатель может быть отстранен от дальнейшего участия в рассмотрении дела председательствующим.
В случае же если такого рода сведения выявились после вынесения вердикта коллегией присяжных, представляется, что следует проводить допрос указанных присяжных заседателей непосредственно в суде апелляционной инстанции. Положения п. 1 ч. 3 ст. 56 УПК РФ не будут препятствовать допросу, поскольку он будет направлен не на выяснение «обстоятельств дела», которые стали известны присяжным в связи с участием в его производстве, а на установление фактов непроцессуального (незаконного) общения с коллегией присяжных. На наш взгляд, только сведениями, полученными в таком порядке, может быть корректно подтверждено или опровергнуто соответствующее апелляционное основание.
1 19 февраля 2013 г. присяжный В. подал письменное заявление на имя председательствующего. Он утверждал, что Ч., потерпевшая, неоднократно разговаривала с присяжными во время перерывов. Ч. сообщила присяжным, что это был второй судебный процесс и что заявитель и другие обвиняемые уже были признаны виновными в убийстве ее сына. Ч. также посоветовала присяжным проверить информацию об убийстве ее сына в интернете. В. сделал это и, как следствие, был под влиянием этой информации, когда признал обвиняемых виновными.
2 «Из отчетов, представленных судебными приставами ... и руководителем группы судебных приставов, следует, что в соответствующие даты присяжные контролировались судебным приставом ... пока они находились в зале суда или в комнате присяжных. Никто из присяжных не связывался со [Службой судебных приставов] в связи с угрозой безопасности [присяжных заседателей] или вмешательством в выполнение обязанностей присяжных».
3 «Лишено оснований и утверждение в жалобах о том, что вердикт коллегии присяжных заседателей вынесен незаконным составом коллегии присяжных, поскольку на них потерпевшей Ч. было оказано незаконное давление. Как видно из протокола судебного заседания, формирование коллегии присяжных заседателей произведено в соответствии с требованиями ст. 328 УПК РФ. Из имеющихся в деле материалов усматривается, что какого-либо давления на присяжных заседателей до вынесения ими вердикта потерпевшей Ч. не оказывалось».
4 Апелляционное определение от 19 сентября 2013 г. № 41-АПУ13-36сп.
