Прежде чем дать оценку попыткам заявителей зарегистрировать на свое имя товарные знаки иностранных правообладателей из недружественных стран, хотелось бы привести следующие соображения.
Стараясь отличить свой товар от похожих товаров других лиц, производители издревле применяли некие условные обозначения, обеспечивавшие распознавание их товара на рынке. Эти обозначения являлись для потребителей зашифрованной информацией о качестве и характерных свойствах товара конкретного производителя, его репутации. Потребители выбирали именно этот товар по известному им знаку, руководствуясь памятью, ожиданиями, потребностями и желаниями.
Признавая, что, во-первых, правовая охрана таких знаков необходима производителю для того, чтобы никто не мог выдавать свои товары за товары этого производителя, а во-вторых, что она соответствует интересам потребителей отличать товары разных лиц, законодатели различных стран ввели запрет всем третьим лицам несанкционированно использовать чужие товарные знаки и, соответственно, наделили производителей исключительными правами в отношении их товарных знаков.
При этом такая правовая охрана была бы сугубо формальной и не решала задачу обеспечения индивидуализации товаров, если бы действие исключительного права распространялось только на конкретный товарный знак, конкретное обозначение как оно есть и предполагало бы встречную обязанность неопределенного круга лиц воздерживаться от использования лишь его и лишь для совпадающих товаров. Поэтому нарушением исключительного права признается не разрешенное правообладателем использование не только самих охраняемых товарных знаков, но и сходных обозначений в отношении однородных товаров, если при этом возникает угроза смешения (п. 3 ст. 1484 ГК РФ). Соответственно, и регистрация третьими лицами таких товарных знаков без согласия правообладателя запрещена (п. 6 ст. 1483 Кодекса).
Со временем в странах с рыночной экономикой и развитой конкуренцией пришло понимание того, что известность товарного знака сама по себе является значимым активом, при этом данное средство индивидуализации может нести не только информацию о товаре и его производителе, но и некий образ, идею, ассоциации, побуждающие даже тех потребителей, которые ранее вообще ничего не слышали о его качестве, купить конкретный товар (нередко – по цене выше аналогов). И в дело пошли такие инструменты, как нейминг, дизайн, реклама и маркетинг, ставшие объектом отдельных инвестиций.
В результате в современном мире товарный знак выступает как средство преобразования стараний, добросовестности и инвестиций производителя в потребительский спрос (в том числе за счет сохранения качества товара), который при умелом ведении дел с прибылью возвращает все вложения. Иными словами, товарный знак, имея во многом информационную природу, несет в себе такую информацию для потребителей, полноту, ценность и известность которой сформировал сам правообладатель, а потому заслуживает извлечения дохода от популярности его товара у потребителей.
Таким образом, право на товарный знак в его современном понимании справедливо защищает результаты труда и инвестиций, воплощенные в нематериальном объекте (некоем обозначении), подобно тому как патентное и авторское право защищают результаты творческого труда и финансовых вложений от их заимствования. Здесь видится воплощение поговорки «чья корова, того и телец».
Более того, анализ ряда положений законодательства позволяет заключить, что для данной области правового регулирования интересы правообладателей извлечь выгоду из сформированного ими спроса на товар определенной торговой марки имеют приоритет перед интересами потребителей отличать товары разных производителей в тех сферах, где эти интересы сталкиваются. Так, договоры коммерческой концессии и лицензионные договоры на использование товарных знаков (ст. 1027, 1489 ГК), по сути, обеспечивают смешение в глазах потребителей товаров (услуг), производимых (оказываемых) сторонами этих договоров, – т.е. являются дозволенным законом способом хозяйствующих субъектов извлекать выгоду из впечатления потребителей о едином источнике происхождения этих товаров (услуг): пользователь (лицензиат) пользуется тем, что его товар принимают за товар правообладателя, и выплачивает последнему за это вознаграждение. Правообладатель может дать другому лицу согласие на регистрацию сходного до степени смешения товарного знака (абз. 5 п. 6 ст. 1483 ГК), создав тем самым своей волей смешение на рынке. Отчуждение исключительного права на товарный знак тоже возможно без каких-либо гарантий и требований того, что приобретатель обеспечит качество своего товара на уровне качества товара правообладателя, и т.д.
Обращает на себя внимание и то, что сходство до степени смешения обозначения третьего лица с чужим товарным знаком, которое закон не допускает, – это не только ситуация, когда потребители не могут различить два обозначения, путают их (например, «abidas» и «adidas»), но и когда потребитель может полагать, что обозначения используются одним лицом или связанными лицами (абз. 2 п. 162 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 апреля 2019 г. № 10 «О применении части четвертой Гражданского Кодекса Российской Федерации»).
В связи с этим нужно понимать, что любое посягательство на право в отношении чужого товарного знака – будь то его незаконное использование либо попытка регистрации на свое имя (а равно попытка регистрации сходного обозначения) – является, в первую очередь, посягательством на результаты чужого труда, попыткой их присвоения, что не соответствует требованиям справедливости и основным началам гражданского законодательства, как они определены ст. 1 ГК. Допускать такое – значит позволять другим лицам своевольно обращать результаты чужого труда и вложений в свою пользу без предоставления эквивалента; запрещать – значит охранять социальный мир, воплощать в праве идеалы добра и справедливости.
Именно поэтому прекращение правообладателем использования его товарного знака, какими бы причинами это ни было вызвано (будь то прекращение выпуска конкретного товара или уход с рынка) не должно влечь за собой немедленное прекращение исключительного права на него. И это не происходит, поскольку ст. 1486 ГК установлен трехлетний срок неиспользования товарного знака, по истечении которого третье лицо, признанное в судебном порядке заинтересованным, может добиться досрочного прекращения правовой охраны данного объекта интеллектуальной собственности.
Считается, что неиспользование товарного знака в течение этого срока означает утрату правообладателем законного интереса в отношении него, ведет к прекращению ассоциаций у потребителей с товаром определенного производителя. Но это только общее правило. Если говорить о товарных знаках, хорошо известных у потребителей (включая общеизвестные товарные знаки), то их ассоциации с товаром ушедшего с рынка производителя могут сохраняться и по истечении трех лет неиспользования. Тогда, исходя из указанных правовых ценностей, регистрацию такого товарного знака на имя постороннего лица нельзя допускать и по истечении названного срока, даже если прежний правообладатель по решению суда лишился его права вследствие неиспользования.
И ГК действительно не разрешает такую регистрацию, поскольку согласно п. 3 ст. 1483 не допускается госрегистрация в качестве товарных знаков обозначений, способных ввести потребителей в заблуждение относительно изготовителя товара. В судебной практике данное положение Кодекса толковалось в том смысле, что оно не предполагает в том числе регистрацию товарного знака в ситуации, когда заявленное обозначение в силу его активного и продолжительного использования иным, нежели заявитель, лицом ассоциируется у значительной части потребителей именно с таким лицом (см. п. 2.1 Информационной справки, подготовленной по результатам анализа и обобщения судебной практики Суда по интеллектуальным правам в качестве суда первой и кассационной инстанций с учетом практики Верховного Суда Российской Федерации по вопросам, возникающим при применении положений пунктов 1 и 3 статьи 1483 Гражданского кодекса Российской Федерации, утвержденной Постановлением Президиума СИП от 5 апреля 2017 г. № СП-23/10).
На основании изложенного регистрацию на имя российской организации или гражданина товарного знака иностранного правообладателя под тем предлогом, что этот правообладатель в силу санкций, контрсанкций или иных причин покинул Россию, следует считать глубоко антиправовым явлением, которому не должно быть места в правовой системе, базирующейся на началах равенства, уважения чужой собственности, охраняющей ее от присвоения другим лицом.
Указанные положения ГК и до введения масштабных антироссийских санкций являлись непреодолимыми барьерами на пути захвата чужих товарных знаков, в частности нормы:
- п. 6 ст. 1483 ГК, запрещающий без согласия правообладателя регистрацию иным лицом сходного до степени смешения товарного знака в отношении однородных товаров;
- ст. 1486 ГК, которая позволяет досрочно прекратить правовую охрану чужого товарного знака в связи с его неиспользованием только по истечении трех лет неиспользования;
- п. 3 ст. 1483 ГК, не допускающий по смыслу, придаваемому ему в правоприменительной практике, регистрацию в качестве товарных знаков обозначений, которые в силу их значительной известности, возникшей в результате активного использования тем или иным производителем, воспринимаются значительной частью потребителей в качестве товара иного, нежели иной претендент на регистрацию, лица.
На основании этих положений Кодекса всем, кто сейчас пытается «отобрать» бренды зарубежных правообладателей, покинувших Россию, должно быть по праву и справедливости отказано, ибо они не заслужили того, чтобы своевольно – по принципу первого заявителя – присвоить себе результаты чужого труда и инвестиций. Думается, так и будет1.
Если бы такая регистрация состоялась без отмены регистраций товарных знаков иностранных правообладателей (а оснований к их отмене нет), она бы противоречила приведенным положениям ГК и могла быть успешно оспорена иностранными правообладателями в обязательном досудебном административном порядке, установленном ст. 1512 и 1513 Кодекса, а принятые по результатам рассмотрения таких дел решения Федеральной службы по интеллектуальной собственности могли бы быть затем оспорены в СИП.
Конечно, в нынешние времена различные санкции и контрсанкции наносят огромный ущерб праву как системе соционормативного регулирования – в особенности, частному праву, поскольку оно испытывает все новые и новые вмешательства публичной власти в основанные на равенстве и свободной воле отношения хозяйствующих и иных субъектов. И сейчас не ясно, что вообще останется от начал и принципов частного права, от интеллектуальной собственности правообладателей из недружественных стран. Хотелось бы, чтобы в этой борьбе остался неизменным хотя бы закрепленный в п. 2 ст. 1 ГК принцип: гражданские права (а они принадлежат не только российским гражданам и организациям, но и иностранным) могут быть ограничены на основании федерального закона только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны и безопасности страны. А связи этих ценностей с товарными знаками не прослеживается, поскольку права на товарные знаки монополизируют лишь обозначения товаров, не препятствуя выпуску аналогов под другими, не сходными обозначениями. Поэтому закон, одномоментно, полностью и безоговорочно отменяющий интеллектуальную собственность всех правообладателей из недружественных стран, включая права на товарные знаки (а только в этом случае указанные препятствия к «захвату» иностранных брендов исчезнут), надеюсь, не появится.
1 См. в частности, позицию Роспатента: https://rospatent.gov.ru/ru/news/poziciya-rospatenta-01042022.
