Общеобязательность правовых позиций Конституционного Суда РФ и наделение содержащихся в решениях высшего судебного органа конституционного контроля правовых выводов статусом источника права является общепризнанной и, как представляется, не вызывает сомнений у всех участников правоотношений, в том числе в сфере уголовного права. Обязательность решений КС прямо закреплена в законодательстве (ст. 6 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации»). При этом в решениях Конституционного Суда выражаются как общие принципы, обязательные для соблюдения его участниками на всех стадиях уголовного судопроизводства, так и, по верному определению Гадиса Гаджиева, «обнаруженный на примере исследования конституционности оспоренной нормы принцип решения группы аналогичных дел»1.
В то же время в адвокатской практике возможны случаи, когда защитник при оказании юридической помощи доверителю вынужден сталкиваться с противодействием со стороны следственных органов и судов при построении линии защиты в случае возбуждения уголовного дела вопреки конституционно-правовому смыслу положения уголовного закона, выраженного в постановлении КС, и общеобязательного в части его толкования правоприменительной практикой.
Один из наших коллег столкнулся с парадоксальной, на первый взгляд, ситуацией: вопреки практически идентичному уголовному делу, послужившему поводом к проверке конституционности ч. 3 ст. 159 УК РФ, следственные органы инициировали уголовное преследование доверителя и согласились с мнением защитника о необходимости немедленного прекращения уголовного преследования Ч. лишь спустя значительное время.
Напомним, что Постановление КС от 22 июля 2020 г. № 38-П касалось проверки конституционности ч. 3 ст. 159 УК в связи с жалобой Михаила Литвинова, привлеченного к ответственности по ч. 3 ст. 159 УК (хищение чужого имущества путем обмана в крупном размере).
Согласно процессуальным документам заявитель, приобретя квартиру за счет средств федерального бюджета, представил в инспекцию ФНС России по Всеволожскому району Ленинградской области три налоговых декларации по форме 3-НДФЛ за 2011, 2012 и 2013 гг. с заявлением о предоставлении имущественных налоговых вычетов в общей сумме в 258 тыс. руб., на получение которых, будучи участником накопительно-ипотечной системы жилищного обеспечения военнослужащих, не имел права.
По версии следствия и впоследствии согласно выводам суда, постановившего обвинительный приговор, действия заявителя свидетельствовали об умышленном характере, так как он, занимая должность научного сотрудника военно-морской академии, не мог не знать положений налогового законодательства в части норм п. 5 ст. 220 НК РФ. При этом правоприменитель посчитал, что ошибочные действия налоговой инспекции не находятся в причинно-следственной связи с содеянным осужденным, а лишь способствовали совершению преступления.
Изучив жалобу, Конституционный Суд прежде всего отметил, что оспариваемая норма УК не предполагает возложения ответственности за необоснованное обращение налогоплательщика в налоговый орган с целью реализации права на получение имущественного вычета в связи с приобретением жилья, если налогоплательщиком не были представлены в налоговый орган документы, содержащие признаки подделки или подлога, а также если отсутствуют признаки совершения каких-либо других действий (бездействия), специально направленных на создание условий для принятия налоговым органом неверного решения в пользу налогоплательщика.
Практически аналогичными были обстоятельства уголовного дела в отношении Ч., возбужденного в июне 2022 г. по признакам преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 159 УК. По версии следствия, Ч., являясь сотрудником органов принудительного исполнения РФ, используя правоустанавливающие документы на недвижимое имущество, приобретенное в собственность за счет субсидии из федерального бюджета, вопреки требованиям законодательства получил имущественный налоговый вычет, причинив тем самым государству в лице Межрайонной инспекции ФНС материальный ущерб в крупном размере.
При этом орган следствия оставил без внимания то обстоятельство, что Ч., узнав об ошибке в части предоставления права на вычет, добровольно возвратил в бюджет всю сумму полученного им налогового вычета в мае 2022 г., т.е. до возбуждения уголовного дела.
Адвокат при оказании юридической помощи Ч. использовал возможности практически всех уголовно-процессуальных механизмов, пригодных на данной стадии уголовного процесса, – в частности, в рамках досудебного контроля были поданы жалобы в порядке ст. 124 и 125 УПК РФ – но, к сожалению, положительного результата добиться не удалось. При этом защитник в качестве бесспорного аргумента для прекращения уголовного дела ссылался на общеобязательность постановления Конституционного Суда в части невозможности привлечения к уголовной ответственности за деяния, сопряженные с обращением в налоговый орган для получения имущественного налогового вычета в связи с приобретением жилого помещения, при условии отсутствия умышленных действий налогоплательщика в части представления поддельных документов или совершения иных действий, направленных на введение налоговых органов в заблуждение.
К сожалению, суд, отказывая в удовлетворении жалобы защитника о признании постановления следователя о возбуждении уголовного дела незаконным и необоснованным, использовал формальную отсылку к отсутствию у суда на досудебной стадии уголовного судопроизводства полномочий на оценку обоснованности обвинения и полученных следствием доказательств.
Данный пример показывает, что, прежде всего, следственный орган отошел от необходимости соблюдения принципа презумпции добросовестности налогоплательщика и фактически возложил обязанности налогового органа по проверке обоснованности оснований для получения имущественного налогового вычета на лицо, обратившееся за получением соответствующих имущественных льгот.
В соответствии с п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ от 12 октября 2006 г. № 53 «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиком налоговой выгоды» предполагается, что действия налогоплательщика, результат которых состоит в получении налоговой выгоды, экономически оправданны, а сведения, содержащиеся в налоговой декларации и бухгалтерской отчетности, – достоверны. Следовательно, из толкования положений п. 6 ст. 108 НК, корреспондирующих с конституционно-правовым принципом презумпции невиновности, вытекает, что представление налогоплательщиком в налоговый орган документов, содержащих достоверную информацию, не может автоматически рассматриваться как злоупотребление правом со стороны лица, претендующего на имущественный вычет.
При этом с точки зрения квалификации преступлений в рассматриваемом случае отсутствуют обязательные признаки субъективной стороны любого хищения в виде прямого умысла на причинение ущерба. Следовательно, отсутствует корыстная цель как конститутивный признак мошенничества.
Более того, факт возврата налогоплательщиком суммы полученного имущественного налогового вычета в полном размере, на наш взгляд, вряд ли может быть расценен как способ ухода от уголовной ответственности и свидетельствует о невозможности установления еще одного обязательного признака преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 УК, – причинение ущерба собственнику или иному владельцу имущества (в данном случае – государству).
Лишь спустя продолжительное время, с учетом настойчивости адвоката в восстановлении прав и законных интересов доверителя, в ходе расследования уголовного дела следователь пришел к выводу, что в действиях Ч. отсутствует состав вменяемого ему преступления в части наличия необходимого признака субъективной стороны – умысла на причинение ущерба, о чем было вынесено соответствующее постановление о прекращении уголовного дела.
Вопрос о том, является ли данная ситуация результатом умышленных действий со стороны следственных органов или это всего лишь неверное истолкование норм УК и незнание основополагающих решений судебной практики, является риторическим.
1 Гаджиев Г. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации как источник конституционного права // Конституционное право: Восточно-европейское обозрение. 1999. № 3. С. 83.