Представляемый юридической общественности законопроект Верховного Суда РФ, без преувеличения, масштабен. 102-страничный текст так или иначе затрагивает практически все аспекты цивилистического процесса. Комплексный характер изменений не позволяет дать документу однозначную оценку: слишком много разнообразных идей в нем заложено. Создается впечатление, что в него сведены сразу несколько магистральных направлений развития судебной системы, длительное время вызревавших в недрах Верховного Суда.
Поэтому, не претендуя на полноту изложения, предприму попытку проанализировать некоторые из проектируемых законоположений.
Сближение процессуального регулирования
Законопроект содержит множество поправок в ГПК, АПК и КАС, как крупных, так и мелких, направленных на унификацию трех видов цивилистического процесса. Помимо всего прочего, к ним относятся:
– закрепление в ГПК процессуального статуса помощника судьи;
– введение в ГПК исчисления сроков в рабочих днях;
– включение в ГПК аналогичных АПК правил рассмотрения вопроса об утверждении мирового соглашения;
–унификация порядка направления процессуальных бумаг оппонентам;
– закрепление в АПК и ГПК процессуальных санкций, аналогичных КАС (ограничение времени выступления, лишение слова).
Большинство подобных изменений можно поприветствовать: они устраняют надуманные противоречия между гражданским и арбитражным процессом и заимствуют из АПК наиболее удачные законодательные решения.
Однако некоторые предложения вызывают по меньшей мере удивление. Так, в законопроекте предлагается по аналогии с ГПК перейти в арбитражном процессе к рассмотрению отводов единоличному судье им же, устранив правило о необходимости решения этого вопроса заместителем председателя суда или председателем судебного состава. В пояснительной записке на этот счет отмечается, что поправка послужит целям «реализации принципов независимости суда, процессуальной экономии, повышения эффективности рассмотрения дела». Это предложение, конечно, явно неудачно и, будучи реализованным, приведет к обратному эффекту: попрание общеизвестной максимы о недопустимости быть судьей в собственном деле умаляет, а не реализует принцип независимости.
Профессиональное представительство
По аналогии с КАС в гражданский и арбитражный процесс предполагается ввести нормы о допуске в качестве представителей исключительно лиц с высшим юридическим образованием. При этом для совершения технических действий в процесс может допускаться фигура «поверенного», обладающего ограниченным набором полномочий.
Помимо терминологической неточности (исходя из традиционного словоупотребления, поверенным было бы правильнее назвать как раз профессионального представителя, чья основная функция – оказание юридической помощи), в целом не вполне ясна цель, которую преследуют разработчики законопроекта. Вводя профессиональное представительство, закон при этом не предполагает ни профессионального процесса (ошибочное применение стороной норм права по-прежнему не является основанием для отказа в иске), ни дисциплинарной ответственности недобросовестных представителей (закон не предусматривает возможности судебного запрета на представительство).
Предусматривая фигуру технического помощника, законопроект предоставляет ему странный набор полномочий: давать письменные и устные объяснения, получать судебные извещения и копии судебных актов. При этом такие типовые действия, как доставка в суд подписанных профессиональным представителем документов и ознакомление с материалами дела, в этом перечне почему-то не значатся.
В целом целесообразность предлагаемых изменений в таком масштабе заслуживает отдельного подробного обсуждения. На мой взгляд, без профессионального представительства вполне может обойтись, как минимум, производство у мирового судьи и большинство категорий дел районного суда.
Развитие упрощенной формы судопроизводства
Именно так в пояснительной записке поименован этот блок поправок, хотя правильнее было бы его назвать «торжество упрощенной формы судопроизводства». Помимо ставшего уже регулярным очередного повышения суммового порога для рассмотрения дел в упрощенном порядке (1 млн руб. для арбитражного процесса), законопроект рекомендует в качестве общего правила упразднить обязательную мотивировку судебных актов. По мысли разработчиков проекта, обязанность мотивировать решения будет существовать только в отношении некоторых категорий дел (в частности о банкротстве, корпоративных споров, дел с публичным элементом); во всех прочих случаях полный текст предполагается составлять лишь по ходатайству стороны. От мотивировочных частей можно будет отказаться также в постановлениях апелляционных судов, оставляющих без изменения обжалуемые решения, и в определениях судьи Верховного Суда об отказе в передаче дела в коллегию.
Это поистине революционное изменение обосновывается в пояснительной записке значительной стабильностью судебных актов: по приводимой статистике, около 98% принимаемых судами решений остается без изменений. Однако, как мне кажется, выдвигая этот тезис, разработчики не учли ряд существенных моментов.
Во-первых, назначение мотивировки судебного акта состоит не только и не столько в использовании ее для проверки в суде вышестоящей инстанции. Обязанность мотивировать решение является одной из важных гарантий независимости и беспристрастности профессионального судьи. Мотивировка, т.е. логически непротиворечивое установление на основании доказательств фактов дела и применение к ним норм права, не позволяет внутреннему убеждению судьи превратиться в произвол. Письменно обосновывая принимаемое решение в соответствии с установленными правилами, судья устраняет из своих выводов предубеждения, внешнее влияние и прочие не относящиеся к делу факторы. Конечно, качество мотивировки в наших реалиях не всегда приводит к достижению этой цели, но полное устранение ее делает решение суда произвольным.
Во-вторых, предлагаемые нововведения усугубляют давний порок нашего процессуального законодательства, допускающего составление мотивировочной части после вынесения резолюции по делу. Очевидная логическая ошибка, когда вместо выведения заключения из посылок посылки подгоняются под уже готовый вывод, не только поддержана законопроектом, но и возведена в абсолют: решение принимается здесь и сейчас, а мотивы к нему будут придуманы… когда-нибудь потом. И эти меры принимаются вместо того, чтобы отменить никому не нужное немедленное оглашение резолютивной части и перейти к составлению решений в естественном порядке.
В-третьих, представляется ошибочным тезис о том, что мотивировка не нужна, потому что решения судов мало обжалуют. Мотивировочная часть в идеале необходима именно для того, чтобы убедить стороны в правильности принятого решения. Корректно и убедительно составленное полное решение с меньшей вероятностью будет обжаловано.
В-четвертых, отказ от мотивировки разрушает институт преюдиции, ведь преюдициальные факты устанавливаются в мотивировочной части решения. На момент разрешения данного спора стороны далеко не всегда знают, потребуется ли им в будущем опора на установленные в деле факты. Что же остается: требовать мотивированного решения по всем без исключения делам, рискуя заработать неудовольствие судьи? Или смириться с потерей преюдициальной защиты?
Особое удивление вызывает это нововведение применительно к апелляционным судам: в отличие от первой инстанции, проектируемые нормы не предполагают права стороны в апелляции потребовать составления мотивированного судебного акта. Что это, если не легализация известной практики вышестоящих судов отписываться от доводов заявителя «направленностью на переоценку выводов суда первой инстанции»?
Приведенные аргументы, на мой взгляд, наглядно демонстрируют, что полное устранение обязанности мотивировать судебные акты приведет к существенному снижению гарантий судебной защиты. Представляется, что они спроектированы исходя из ложно понятого назначения процессуального законодательства, которое состоит не в облегчении и упрощении жизни сотрудников судебного ведомства, а в эффективном разрешении споров о праве. Упрощенная форма судебного разбирательства не может становиться доминирующей в процессе; ей следует оставаться исключением, а не правилом. Хочется надеяться, что при прохождении законопроекта эти положения будут скорректированы.
Поэтому, не претендуя на полноту изложения, предприму попытку проанализировать некоторые из проектируемых законоположений.
Сближение процессуального регулирования
Законопроект содержит множество поправок в ГПК, АПК и КАС, как крупных, так и мелких, направленных на унификацию трех видов цивилистического процесса. Помимо всего прочего, к ним относятся:
– закрепление в ГПК процессуального статуса помощника судьи;
– введение в ГПК исчисления сроков в рабочих днях;
– включение в ГПК аналогичных АПК правил рассмотрения вопроса об утверждении мирового соглашения;
–унификация порядка направления процессуальных бумаг оппонентам;
– закрепление в АПК и ГПК процессуальных санкций, аналогичных КАС (ограничение времени выступления, лишение слова).
Большинство подобных изменений можно поприветствовать: они устраняют надуманные противоречия между гражданским и арбитражным процессом и заимствуют из АПК наиболее удачные законодательные решения.
Однако некоторые предложения вызывают по меньшей мере удивление. Так, в законопроекте предлагается по аналогии с ГПК перейти в арбитражном процессе к рассмотрению отводов единоличному судье им же, устранив правило о необходимости решения этого вопроса заместителем председателя суда или председателем судебного состава. В пояснительной записке на этот счет отмечается, что поправка послужит целям «реализации принципов независимости суда, процессуальной экономии, повышения эффективности рассмотрения дела». Это предложение, конечно, явно неудачно и, будучи реализованным, приведет к обратному эффекту: попрание общеизвестной максимы о недопустимости быть судьей в собственном деле умаляет, а не реализует принцип независимости.
Профессиональное представительство
По аналогии с КАС в гражданский и арбитражный процесс предполагается ввести нормы о допуске в качестве представителей исключительно лиц с высшим юридическим образованием. При этом для совершения технических действий в процесс может допускаться фигура «поверенного», обладающего ограниченным набором полномочий.
Помимо терминологической неточности (исходя из традиционного словоупотребления, поверенным было бы правильнее назвать как раз профессионального представителя, чья основная функция – оказание юридической помощи), в целом не вполне ясна цель, которую преследуют разработчики законопроекта. Вводя профессиональное представительство, закон при этом не предполагает ни профессионального процесса (ошибочное применение стороной норм права по-прежнему не является основанием для отказа в иске), ни дисциплинарной ответственности недобросовестных представителей (закон не предусматривает возможности судебного запрета на представительство).
Предусматривая фигуру технического помощника, законопроект предоставляет ему странный набор полномочий: давать письменные и устные объяснения, получать судебные извещения и копии судебных актов. При этом такие типовые действия, как доставка в суд подписанных профессиональным представителем документов и ознакомление с материалами дела, в этом перечне почему-то не значатся.
В целом целесообразность предлагаемых изменений в таком масштабе заслуживает отдельного подробного обсуждения. На мой взгляд, без профессионального представительства вполне может обойтись, как минимум, производство у мирового судьи и большинство категорий дел районного суда.
Развитие упрощенной формы судопроизводства
Именно так в пояснительной записке поименован этот блок поправок, хотя правильнее было бы его назвать «торжество упрощенной формы судопроизводства». Помимо ставшего уже регулярным очередного повышения суммового порога для рассмотрения дел в упрощенном порядке (1 млн руб. для арбитражного процесса), законопроект рекомендует в качестве общего правила упразднить обязательную мотивировку судебных актов. По мысли разработчиков проекта, обязанность мотивировать решения будет существовать только в отношении некоторых категорий дел (в частности о банкротстве, корпоративных споров, дел с публичным элементом); во всех прочих случаях полный текст предполагается составлять лишь по ходатайству стороны. От мотивировочных частей можно будет отказаться также в постановлениях апелляционных судов, оставляющих без изменения обжалуемые решения, и в определениях судьи Верховного Суда об отказе в передаче дела в коллегию.
Это поистине революционное изменение обосновывается в пояснительной записке значительной стабильностью судебных актов: по приводимой статистике, около 98% принимаемых судами решений остается без изменений. Однако, как мне кажется, выдвигая этот тезис, разработчики не учли ряд существенных моментов.
Во-первых, назначение мотивировки судебного акта состоит не только и не столько в использовании ее для проверки в суде вышестоящей инстанции. Обязанность мотивировать решение является одной из важных гарантий независимости и беспристрастности профессионального судьи. Мотивировка, т.е. логически непротиворечивое установление на основании доказательств фактов дела и применение к ним норм права, не позволяет внутреннему убеждению судьи превратиться в произвол. Письменно обосновывая принимаемое решение в соответствии с установленными правилами, судья устраняет из своих выводов предубеждения, внешнее влияние и прочие не относящиеся к делу факторы. Конечно, качество мотивировки в наших реалиях не всегда приводит к достижению этой цели, но полное устранение ее делает решение суда произвольным.
Во-вторых, предлагаемые нововведения усугубляют давний порок нашего процессуального законодательства, допускающего составление мотивировочной части после вынесения резолюции по делу. Очевидная логическая ошибка, когда вместо выведения заключения из посылок посылки подгоняются под уже готовый вывод, не только поддержана законопроектом, но и возведена в абсолют: решение принимается здесь и сейчас, а мотивы к нему будут придуманы… когда-нибудь потом. И эти меры принимаются вместо того, чтобы отменить никому не нужное немедленное оглашение резолютивной части и перейти к составлению решений в естественном порядке.
В-третьих, представляется ошибочным тезис о том, что мотивировка не нужна, потому что решения судов мало обжалуют. Мотивировочная часть в идеале необходима именно для того, чтобы убедить стороны в правильности принятого решения. Корректно и убедительно составленное полное решение с меньшей вероятностью будет обжаловано.
В-четвертых, отказ от мотивировки разрушает институт преюдиции, ведь преюдициальные факты устанавливаются в мотивировочной части решения. На момент разрешения данного спора стороны далеко не всегда знают, потребуется ли им в будущем опора на установленные в деле факты. Что же остается: требовать мотивированного решения по всем без исключения делам, рискуя заработать неудовольствие судьи? Или смириться с потерей преюдициальной защиты?
Особое удивление вызывает это нововведение применительно к апелляционным судам: в отличие от первой инстанции, проектируемые нормы не предполагают права стороны в апелляции потребовать составления мотивированного судебного акта. Что это, если не легализация известной практики вышестоящих судов отписываться от доводов заявителя «направленностью на переоценку выводов суда первой инстанции»?
Приведенные аргументы, на мой взгляд, наглядно демонстрируют, что полное устранение обязанности мотивировать судебные акты приведет к существенному снижению гарантий судебной защиты. Представляется, что они спроектированы исходя из ложно понятого назначения процессуального законодательства, которое состоит не в облегчении и упрощении жизни сотрудников судебного ведомства, а в эффективном разрешении споров о праве. Упрощенная форма судебного разбирательства не может становиться доминирующей в процессе; ей следует оставаться исключением, а не правилом. Хочется надеяться, что при прохождении законопроекта эти положения будут скорректированы.
