Институт доказывания в рамках гражданского процесса является одним из центральных, объединяя все отрасли процессуального права. Определение предмета доказывания наиболее тесно связано с распределением обязанности или бремени доказывания. Еще со времен античности юристы задавались вопросом: кто в рамках гражданского процесса должен представлять доказательства в суд, подтверждать факты, на которые ссылается, фактическими обстоятельствами, т.е. на кого возлагается бремя доказывания.
В Древнем Риме этот институт был закреплен в рамках правила «доказывание лежит на том, кто утверждает, а не на том, кто отрицает, на отрицающем нет обязанности доказывать» (лат. ei incumbit probatio qui dicit, non qui negat, negantis nulla probatio est). В современной России это правило содержится в ст. 56 ГПК как отражение процессуального принципа состязательности сторон.
Защита чести и доброго имени – конституционное право человека и гражданина, закрепленное в ст. 23 Конституции РФ. Кроме того, ст. 46 Конституции и ст. 152 ГК закрепляют право на судебную защиту чести, достоинства и деловой репутации каждого от распространенных, не соответствующих действительности, порочащих сведений – это является необходимым ограничением свободы слова и массовой информации.
С практической точки зрения статистические показатели по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации в предпринимательской сфере в арбитражных судах демонстрируют определенную стабильность. Как правило, суды удовлетворяют требования только в каждом третьем или четвертом случае. В процентах статистика удовлетворения судами требований по таким делам выглядит следующим образом: в 2019 г. – 34,2%, в 2020 г. – 30%, в 2021 г. – 28,3%. Такой стабильно низкий процент, на мой взгляд, объясняется сложностью доказывания по таким делам, поскольку истцу нужно одновременно доказать, что в той или иной сфере у него уже сформировалась определенная репутация (что представляется довольно проблематичным верифицировать); что именно в результате распространения ответчиком порочащих сведений наступили неблагоприятные для истца последствия (что также сложно доказать, так как необходимо наличие прямой причинно-следственной связи между этими действиями, приведшими к неблагоприятным деловым последствиям). Именно о проблематике доказывания в таких делах и пойдет речь далее.
Принято считать, что в спорах о защите деловой репутации бремя доказывания одинаковым образом распределено между истцом и ответчиком. Истцу необходимо доказать несоответствие сведений, распространяемых ответчиком, действительности и порочащий характер, что отчетливо подтверждается судебной практикой. Например, Арбитражный суд Московского округа постановлением от 1 февраля 2018 г. по делу № А41-16180/2017 отказал в иске юрлицу по причине недоказанности истцом порочащего характера информации об аффилированности предприятий истца и ответчика, распространяемой последним, а также что в результате распространения этой информации деловой репутации истца был нанесен урон и причинены убытки. Ответчик в то же время должен доказать факт соответствия спорной информации действительности.
В связи с этим показательно Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», где указано на необходимость проводить грань между утверждениями о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочными суждениями, мнениями или убеждениями, не входящими в предмет судебной защиты.
Позиция Пленума ВС по этому вопросу получила широкое распространение на практике. Так, решением АС г. Москвы от 26 апреля 2017 г. по делу № А40-15364/2017 по иску о защите деловой репутации с заявленным требованием об удалении не соответствующей действительности информации и опубликовании тем же способом сведений, опровергающих первоначальную информацию, в удовлетворении исковых требований было отказано. Исследовав материалы дела, суд пришел к выводу, что спорные сведения носят характер оценочных суждений, а не порочащих и не соответствующих действительности, что исключает возможность их судебной проверки на соответствие действительности. Более того, суд, ссылаясь на правоприменительную практику, указал: «…статья не содержит ни одного утверждения о нарушении истцом действующего законодательства, совершении нечестных поступков, нарушении деловой этики и иных тому подобных сведений, являющихся порочащими в том значении, которое придается данному термину правоприменительной практикой».
Известны случаи, когда суд, разрешая спор о защите деловой репутации, приходил к выводу, что истцу необходимо доказать существование сформированной репутации. Например, в рамках дела № А41-54681/2020 АС Московской области посчитал недопустимым доказательством лингвистическую экспертизу, представленную истцом и свидетельствующую о порочащем характере утверждений ответчика, принимая во внимание, что истец в рамках спора о защите деловой репутации должен подтвердить наличие сформированной репутации в той или иной сфере деловых отношений и доказать наступление для него неблагоприятных последствий, а поскольку истец ничего из этого не доказал, судом первой инстанции в удовлетворении исковых требований было отказано, апелляционная и кассационная инстанции оставили это решение без изменения. Тем не менее Судебная коллегия по экономическим спорам ВС, рассматривая это дело, напомнила нижестоящим судам, что деловая репутация – нематериальное благо. Соответственно, она – наряду с честью, достоинством и добрым именем – является неотъемлемым элементом правового статуса любого лица, а значит, существование сформированной деловой репутации организации доказывать не нужно – оно презюмируется. Однако эта презумпция не относится к требованиям о взыскании возмещения по вреду репутации по той причине, что суду в ином случае будет невозможно скалькулировать и назначить компенсацию в справедливом размере.
Относительно возмещения ущерба деловой репутации юрлица важно проводить «демаркационную линию» между понятиями морального и репутационного вреда. Этот вопрос обострился в связи с внесенными Федеральным законом от 2 июля 2013 г. № 142-ФЗ поправками в ст. 152 ГК, разграничившими порядок защиты от посягательств на деловую репутацию юридических и физических лиц.
В отечественной теории права главенствующей концепцией юридического лица является концепция фикции: организация не является живым существом, это искусственно созданный для делового оборота конструкт, не наделенный способностью к нервной деятельности. Соответственно, и положения о моральном вреде к ним неприменимы, так как юрлица попросту не могут испытывать моральных страданий – этим и руководствовался законодатель, принимая новеллу 2013 г. Похожими рассуждениями суды руководствовались и до этого: примером может служить постановление Пятнадцатого ААС от 19 мая 2014 г. № 15АП-5403/2014 по делу № А32- 30805/2012.
Также одной из актуальных проблем в области споров о защите деловой репутации является размер компенсации, назначаемой судом в рамках возмещения вреда, поскольку суды периодически не мотивируют размер суммы компенсации в связи с тем, что, разрешая этот вопрос, им приходится обращаться к ряду фактических обстоятельств по каждому конкретному спору. Например, определяя размер компенсации в размере 80 тыс. руб., Восемнадцатый ААС учел, что выпуск газеты с порочащими деловую репутацию сведениями разошелся общим тиражом в 33,6 тыс. экземпляров. Более того, суд принял во внимание и факт локальности газеты, заметив, что она распространяется в пределах закрытого административно-территориального муниципального образования.
Не менее актуальным и релевантным является вопрос о распределении бремени доказывания в ситуациях, когда распространитель порочащих сведений анонимный. Суды должны обращаться к особому производству для установления юридического факта (эта позиция также подтверждается Постановлением Пленума ВС от 24 февраля 2005 г. № 3). Но в связи с рядом коллизионных вопросов, вытекающих из такой неординарной ситуации, суды, разрешая подобные споры, прибегают к неординарным подходам.
Один из таких случаев заключается в том, что суд указывает на «темпоральность» его выводов в мотивировочной части решения, оставляя «простор» для изменения решения по делу в случае выяснения определенных обстоятельств, используя в то же время в резолютивной части строгие и категоричные формулировки. Примером такого подхода является дело № А40-28962/2018, в котором АС г. Москвы заключил: «в указанных статьях анонимные лица распространяют не соответствующие действительности сведения и наносящие вред деловой репутации заявителей ˂…˃ и генерального директора ˂…˃, пока не доказано обратного». К такому же выводу по делам о защите деловой репутации пришел и АС Белгородской области по делам № А08-9520/2020 и № А08-3917/2021. Используя формулировку «пока не доказано обратное», суд фактически освободил заявителя от доказывания ложности распространяемых сведений.
Таким образом, практика применения судами положений о защите деловой репутации юрлиц в части распределения бремени доказывания весьма неоднородна. Тем не менее можно вывести три основных условия, которые должны быть установлены в ходе судебного разбирательства для удовлетворения исковых требований: факт распространения сведений, их порочащий характер и несоответствие действительности.