24 марта Президент РФ подписал закон, которым внесены поправки в ст. 81.1 и 164 УПК РФ (Закон № 57-ФЗ). Этот небольшой по объему документ позволит в будущем избежать серьезных ошибок в уголовном судопроизводстве.
Термин «преступления в сфере предпринимательства» никогда не использовался в УК РФ: им предусмотрена ответственность за «преступления в сфере экономической деятельности»: таковых 84 – от кражи и мошенничества до незаконного предпринимательства и мелкого коммерческого подкупа. До 2 августа 2019 г. (даты подписания Закона о внесении изменений в ст. 108 и 109 УПК РФ в части уточнения сроков содержания под стражей и порядка их продления в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении отдельных преступлений в сфере бизнеса) УПК содержал понятие «преступления в сфере предпринимательства».
Такого рода двойственное определение преступлений в сфере экономической деятельности порождало постоянные споры между сторонами защиты и обвинения, а также судебные ошибки.
Например, в 2015 г. мы защищали гражданина Н. – генерального директора хозяйственного общества, обвинявшегося в пособничестве в растрате – то есть в совершении «преступления в сфере экономической деятельности». Следствие под предлогом того, что наш подзащитный совершал действия «не в сфере предпринимательства», требовало заключить обвиняемого под стражу.
При этом оно умалчивало, что использует фактически вымышленный состав преступления, поскольку такого состава, как «преступление в сфере предпринимательства», УК не содержал. По мнению следствия, наш доверитель, учреждая хозяйственное общество, не намеревался заниматься предпринимательской деятельностью и был лишь «номинальным» генеральным директором. Суд, в свою очередь, «закрыл глаза» на то, что следствие оперировало определением, не предусмотренным Уголовным кодексом, которое не могло использоваться при обвинении лица в совершении преступления.
Нам пришлось приложить немало усилий для преодоления «словесной эквилибристики» следствия и добиться смягчения участи подзащитного. Мы представили следствию и суду массив документальных доказательств и показаний свидетелей защиты, которые опровергли ошибочную версию следствия; добились вначале освобождения доверителя из-под стражи, а затем прекращения его уголовного преследования. При этом суд, уже понимая абсурдность обвинения, предпочел вернуть дело прокурору и изменить меру пресечения, а следствие в итоге само прекратило уголовное преследование.
Для предотвращения подобных разночтений и возможных судебных ошибок законодатель заменил в УПК термин «преступления в сфере предпринимательства», не известный Уголовному кодексу, на описание действий лиц, которые могут обвиняться в совершении «преступлений в сфере экономической деятельности», а именно:
– лицо было зарегистрировано в качестве индивидуального предпринимателя и подозревается в совершении преступления в связи с осуществлением предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым при осуществлении предпринимательской деятельности;
– лицо было членом органа управления коммерческой организации (генеральным директором, членом совета директоров, участником или акционером хозяйственного общества) и совершило преступление в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением коммерческой организацией предпринимательской и иной экономической деятельности.
Если со 2 августа 2019 г. данные правила применялись только при рассмотрении вопросов об избрании меры пресечения, то с 24 марта 2021 г. они будут применяться при установлении порядка признания предметов и документов вещественными доказательствами по уголовным делам в сфере экономики и при определении общих правил производства следственных действий. Недостаточность поправок от 2 августа 2019 г. и необходимость изменений от 24 марта 2021 г. объясняются тем, что в уголовном праве, в отличие от гражданского, аналогия не применяется.
Приведение УПК в соответствие с УК помогло нам при осуществлении защиты гражданина X., генерального директора хозяйственного общества с участием государства, сформировать позицию, которая позволила в полной мере обеспечить соблюдение прав нашего доверителя и принятие судом справедливого решения по делу. Наш подзащитный обвинялся в мошенничестве в особо крупных размерах. Мы представили суду доказательства того, что он не совершал мошеннических действий, а действовал в связи с осуществлением организацией предпринимательской деятельности, что результаты деятельности возглавляемого доверителем предприятия используются в хозяйственной деятельности головного предприятия отрасли и предприятий-смежников.
Первоначально нам удалось добиться избрания Х. меры пресечения, не связанной с лишением свободы, а затем освобождения от наказания.
Этому в немалой степени способствовало то, что из УПК был исключен неопределенный термин «преступление в сфере предпринимательства», а деяния, совершенные подозреваемым (обвиняемым), стороны обвинения и защиты, а также суды стали оценивать по конкретным действиям лица, в отношении которого ведется уголовное преследование.
Отметим, что термин «осуществление предпринимательской деятельности» участниками гражданского оборота – ИП или коммерческими организациями (хозяйственными обществами) – уголовное законодательство трактует в соответствии с терминологией, установленной ГК. В связи с этим сделки с товарами, которые исключены из гражданского оборота (наркотические вещества, оружие, отравляющие, радиоактивные вещества и т.д.), если они образуют состав преступления, нельзя будет отнести к «преступлениям в сфере экономической деятельности», поскольку такого рода сделки совершаются с целью, заведомо противоречащей основам правопорядка и нравственности.
К «преступлениям в сфере экономической деятельности» относятся в полной мере преступления «против интересов службы в коммерческих и иных организациях». Зачастую субъектами таких деяний становятся члены органов управления хозяйственного общества. Подобные уголовные дела возникают, когда члены органов управления, по мнению участников общества (акционеров), осуществляли предпринимательскую деятельность с излишним, неразумным риском или, наоборот, бездействовали, чем причинили ущерб интересам общества, государства, участникам общества или иным лицам. Кроме того, инициаторами подобных дел могут выступать органы прокуратуры, лицензирующие органы (например, Банк России), а также материнские компании холдингов (в частности, госкорпораций).
Так, в 2019–2020 гг. мы осуществляли защиту гражданина Ю., председателя правления коммерческого банка. По мнению Банка России, он своими рискованными действиями совершил «преступления в сфере экономической деятельности», а именно – привел банк к банкротству путем совершения ряда сделок, присущих кредитной организации. Заручившись выводами экономистов, мы смогли доказать, что между сделками, которые совершил наш подзащитный, и наступлением последствий в виде банкротства банка отсутствует причинно-следственная связь. Суд согласился с доводами защиты и вынес оправдательный приговор.
Несмотря на положительные тенденции в законотворческой деятельности, не следует полагать, что в правоприменительной практике отсутствуют проблемы, связанные с пока еще недостаточно выработанными механизмами защиты прав и законных интересов лиц, подвергающихся уголовному преследованию. Сотрудники следственных органов зачастую не придают должного значения тому, что закон обязывает их не только добывать доказательства вины подследственного, но и устанавливать обстоятельства, свидетельствующие о его непричастности к инкриминируемому деянию. Остается надеяться на развитие тенденции принятия законодательных актов, способствующих формированию правоприменительной практики, отвечающей интересам общества и государства и позволяющей свести к минимуму судебные ошибки.
