6 марта Верховный Суд РФ опубликовал разъяснения по отдельным вопросам, связанным с применением Закона о банкротстве. Разработаны они, очевидно, как реакция на Постановление КС РФ от 5 марта 2019 г. № 14-П по делу Виктора Нужина, о чем ранее писала «АГ».
ВС РФ ориентирует суды на два аспекта. Первый касается открытого перечня доказательств отсутствия у организации имущества, при наличии которого судам надлежит оставлять без движения безосновательные заявления налоговых органов о банкротстве. Второй аспект разъяснения – привлечение уполномоченным (налоговым) органом контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности в случае возврата арбитражным судом налоговому органу заявления о банкротстве.
ВС указал, что на основании ст. 44 Закона о банкротстве арбитражным судам следует оставлять без движения с последующим возвращением заявление уполномоченного налогового органа, если к нему не приложены доказательства (при возвращении – при непредставлении соответствующих доказательств в установленный судом срок), подтверждающие наличие у должника имущества (или вероятность обнаружения такового), за счет которого могут быть покрыты расходы по делу о банкротстве.
При этом высшая судебная инстанция представила открытый перечень доказательств, которые могут свидетельствовать об отсутствии средств, достаточных для возмещения расходов на проведение процедур банкротства.
Считаю, что данное разъяснение следует приветствовать, поскольку оно формирует правовую определенность, корректирует поведение судов и налоговых органов в такой ситуации и существенно повлияет на реальное уменьшение формальных банкротств в отношении «брошенных», «нулевых» организаций и «фирм-однодневок», а также приведет к увеличению эффективности банкротных процедур (фокус на качество взыскания, а не на количество обращений) и снижению судебной нагрузки.
Указано, что налоговые органы вправе после возвращения заявления обращаться с исками о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц. Этот подход соответствует Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2017 г. № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее – Постановление № 53) и практике привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности.
В связи с указанным разъяснением представляется критически важным отметить два момента.
Первый, сугубо положительный, – позволяет привлекать к субсидиарной ответственности в упрощенном порядке. Приведу пример из личного опыта. По одному из дел о банкротстве у заявителя отсутствовали средства на финансирование вознаграждения управляющего (более 200 тыс. руб., которые следует внести на депозит суда), мне удалось обсудить (в рамках процессуального общения в судебных заседаниях) с судьей возможность и допустимость прекращения дела о банкротстве в связи с отсутствием финансирования деятельности управляющего (абз. 8 п. 1 ст. 57 Закона о банкротстве) с последующим обращением с самостоятельным иском о привлечении контролирующих организацию-оппонента лиц к субсидиарной ответственности (п. 3 и 4 ст. 61.14 Закона о банкротстве). Основания для этого были.
В п. 31 Постановления № 53, в частности, разъяснено: по смыслу п. 3 и 4 ст. 61.14 Закона о банкротстве при прекращении производства по делу на основании абз. 8 п. 1 ст. 57 (отсутствие средств на финансирование процедур банкротства. – прим. авт.) на стадии проверки обоснованности заявления о признании должника банкротом (до введения первой процедуры) заявитель вправе предъявить вне рамок дела требование о привлечении к субсидиарной ответственности по основаниям, предусмотренным ст. 61.11 и 61.12 Закона о банкротстве, если задолженность перед ним подтверждена вступившим в силу судебным актом или иным документом, подлежащим принудительному исполнению. В этом случае иные лица не наделяются полномочиями по обращению в суд вне рамок дела о банкротстве с требованием о привлечении к субсидиарной ответственности.
К сожалению, без предварительного фильтра в виде «квазидела» о банкротстве, которое будет сразу прекращено на стадии проверки обоснованности заявления о признании должника банкротом в связи с отсутствием средств на финансирование управляющего и самой процедуры, напрямую иск о привлечении к субсидиарной ответственности бенефициаров подать нельзя. При этом судебная практика по этом вопросу накопилась в мизерном объеме.
Каково же было мое удивление, когда изложенный подход, разрешенный законодателем и разъясненный правоприменителем (ВС РФ), был воспринят арбитражным судом как попытка обхода Закона о банкротстве в связи с нежеланием возбуждать полноформатную процедуру банкротства с управляющим, наблюдением и конкурсным производством!
В свою очередь после отложения заседания и подготовки с нашей стороны письменных пояснений с обоснованием изложенной позиции в следующем заседании я предложил суду подойти к разрешению вопроса о прекращении дела с позиции права на судебную защиту. При отсутствии денег у заявителя прохождение «фильтра» в виде дела о банкротстве лишает его последней возможности взыскать свои деньги с бенефициаров. Таким образом, он может быть лишен права на судебную защиту и на доступ к правосудию.
Суд прислушался к нашему доводу, разобрался в разъяснениях ВС РФ и назначил следующее заседание для обсуждения возможности прекращения дела. В итоге оно было прекращено со ссылкой на наши доводы, и мой доверитель получил возможность подать впоследствии иск о привлечении бенефициаров к субсидиарной ответственности.
Учитывая изложенное, понятно, что для создания возможности привлечения недобросовестных бенефициаров бизнеса к субсидиарной ответственности в упрощенном порядке нужно сделать очень и очень многое.
Надеюсь, что указанное разъяснение ВС РФ, данное формально в отношении лишь права налоговых органов на обращение с исками о субсидиарной ответственности (после первичного, но возвращенного обращения о возбуждении дела о банкротстве организации – налогового должника по недоимкам), будет воспринято судами по существу и распространено на обычных заявителей – субъектов предпринимательской деятельности, у которых нет возможности финансировать полноформатный банкротный процесс, но они готовы после прекращения производств по делам о банкротстве идти с самостоятельными исками о привлечении к субсидиарной ответственности.
Ростки правового позитива, – тем более если на них акцентирует внимание высшая судебная инстанция, – необходимо беречь и развивать.
В то же время ко второму моменту, отраженному в разъяснениях ВС РФ, следует, на мой взгляд, отнестись с большой осторожностью.
Во-первых, при списании недоимки по налогу как невозможной к взысканию обращение в упрощенном порядке с иском о привлечении к субсидиарной ответственности все равно возможно, при этом такое списание не может служить единственным основанием для исключения списанной задолженности из общего размера ответственности контролирующего лица.
Такое разъяснение, полагаю, носит ограничительный характер. Хотя по делам о взыскании убытков, причиненных контролирующими лицами, в любом случае подлежат установлению все факты, входящие в предмет доказывания (факт причинения убытков, нарушения договорных обязательств или внедоговорного вреда (в том числе в результате недобросовестных или неразумных действий (ст. 1, 10 ГК РФ), конкретных вредительских действий (бездействия) контролирующего лица, факт виновности)), такое ограничительное толкование может снизить шансы бывших руководителей и бенефициаров должника на доказывание их невиновности.
Во-вторых, размыта оговорка о возможности пересмотра определения о возврате заявления (прекращении дела о банкротстве). Как разъяснил ВС РФ, если «...будут выявлены имущество должника, скрываемое им, или иные обстоятельства, указывающие на возможность поступления имущества в собственность должника (например, посредством фактического получения имущества через процедуру оспаривания сделок), которые не были и не могли быть достоверно известны уполномоченному органу, по его заявлению определение о возвращении заявления (о прекращении производства по делу) может быть пересмотрено применительно к положениям п. 1 ч. 2 ст. 311 АПК РФ».
Сама по себе возможность пересмотра дела по ст. 311 АПК РФ сомнений не вызывает. Однако настораживает, что ВС РФ не ссылается на разъяснения КС РФ, выраженные в Постановлении от 5 марта 2019 г. № 14-П, о критериях оценки не только действий контролирующих должника лиц, но и самого налогового органа с позиции экономической целесообразности, разумности и осмотрительности – как при первичной попытке возбуждения дела, так и при повторном пересмотре в связи с открывшимися обстоятельствами.
Кроме того, ремарка о том, что пересмотр допустим, если факты о наличии имущества «не были и не могли быть достоверно известны уполномоченному органу», вызывает обоснованную озабоченность.
В связи с этим возникают очевидные вопросы. В частности, кто или что мешает изначально выяснить факты о наличии имущества у должника или его контрагентов (с учетом полномочий ФНС по контролю разрывов по НДС в рамках АСК НДС-2, банковских счетов, международного обмена информацией (MLI), межведомственного взаимодействия с ГИБДД и Росреестром по вопросам наличия недвижимости и автомобилей, не говоря о прокредиторской практике арбитражных судов)? Это как надо прятать имущество от такого «всевидящего ока»? Какой стандарт доказывания для налоговых органов должен быть в отношении «невозможности изначально достоверно установить имущество»?
Кроме того, не оспаривая законодательно установленный порядок исчисления сроков давности с момента, когда заявитель узнал или должен был узнать о нарушении своего права, а также многочисленные и четкие разъяснения ВС РФ на сей счет, следует обратить внимание арбитражных судов, которые будут рассматривать такие заявления о пересмотре, на следующее:
- изменится ли практика судов по исчислению сроков исковой давности в отношении таких заявлений, ведь согласно ст. 181, 199, 200 ГК РФ они исчисляются в рамках субъективного фактора осведомленности заявителя, в данном случае – налогового органа? Не будет ли указанная практика применительно к рассматриваемому вопросу подвергнута расширительному толкованию, ведь на стороне заявителя (уполномоченного органа) – «публичные интересы»?
- повлияет ли на стабильность гражданского оборота право налоговых органов на заявление о пересмотре «возвратных» и «прекращенных» определений, обусловленное их «более ранней неосведомленностью» о якобы «отсутствии у должника имущества»?
Указанные вопросы представляются дискуссионными, и ответы на них пока отсутствуют.
