На протяжении девяти лет длится печальная и удивительная с процессуальной точки зрения история Елены Леонидовны Шведовой – из серии «то, чего не может быть».
Фактические обстоятельства
Она была задержана в 2009 г. по подозрению в сбыте поддельных ценных бумаг и арестована. Через 9 месяцев, когда следствие наконец-то соизволило прочитать основы вексельного законодательства, стало очевидным отсутствие не просто состава, но и самого события преступления.
Над следователем закономерно нависла угроза привлечения к уголовной ответственности по ст. 299 УК РФ за незаконное возбуждение уголовного дела и привлечение к уголовной ответственности заведомо невиновного, а также очевидных кадровых решений за отрицательный статистический показатель следственного управления в графе «реабилитация». Кроме того, всем было известно о провокации со стороны оперативных сотрудников, впоследствии установленной решением суда.
Нужно было «спасать погоны» и не оказаться в СИЗО на месте незаконно обвиняемой Е.Л. Шведовой. Единственным выходом для следователя казалось сделать все возможное, чтобы воспрепятствовать ее выходу из изолятора и преданию огласке фактов должностных преступлений. Очередная «гениальная» идея не заставила себя ждать – были пущены в ход обнаруженные в ходе следствия долговые обязательства обвиняемой по распискам перед физическими лицами. Накануне очередного продления срока содержания под стражей в полицию по инициативе следователя активно вызывались кредиторы обвиняемой. Перед поставленным перед ними выбором – написать заявление и предоставить следствию возможность вернуть их деньги или в противном случае намеком на перспективу забыть о них – люди поступали предсказуемо. За несколько дней было сфабриковано более десятка уголовных дел по факту мошенничества, и в суде появилось ходатайство о продлении срока содержания под стражей уже патологической мошеннице, обманувшей всех своих знакомых. Распространенная схема, можно сказать, «золотое» правило следствия – если у тебя рассыпается обвинение, нужно брать количеством и вменять как можно больше составов, вдруг какой-то да устоит, поскольку повышать статистику оправдательных приговоров непозволительно, а в графе «реабилитация» должен стоять ноль, а не единица.
Такой подход напоминает выстрел из ружья, заряженного крупной дробью. Не нужно быть профессионалом-снайпером, не попадет в цель одна дробина – обязательно попадет другая, а смертельна любая.
Как защищаться от обвинений по уголовным делам, возбужденным в связи с преступлениями в рамках гражданско-правовых отношений? Практика показывает, что простые вещи объяснять сложнее, ведь большинство правоохранителей вместо презумпции невиновности руководствуются логикой известной русской пословицы «нет дыма без огня». Разве могли беспочвенно обвинить невиновного человека в столь значительном количестве преступлений? Один или два эпизода еще возможны, но чтобы более десятка? Это и есть «то, чего не может быть».
Тем не менее в 2013 г. в результате рассмотрения Советским районным судом г. Красноярска уголовного дела Е.Л. Шведова, оправданная по 17 обвинениям в мошенничестве, а также по обвинению в сбыте поддельных ценных бумаг, получила от государства 200 тыс. руб. в качестве компенсации морального вреда за почти три года незаконного содержания в СИЗО и «подарок» в виде списка на четырех листах заболеваний, создающих «угрозу развития осложнений, опасных для здоровья и жизни больной» и «приводящих к развитию стойких нарушений функций организма и значительному ограничению жизнедеятельности, а также требующих длительного лечения в условиях специализированного медицинского стационара» (выдержка из заключения специалиста).
Стороной защиты было заявлено более десяти отводов гособвинителю, он даже был уличен и обвинен в профнепригодности. Несмотря на это прокуратура Красноярского края с решением суда не согласилась. Краевой суд апелляционное представление прокурора оставил без удовлетворения, разъяснив, что получение денежных средств по расписке и последующие финансовые трудности заемщика в данной конкретной ситуации не образуют состава мошенничества, а спор разрешается в гражданско-правовом порядке в суде.
Но на этом, казалось бы исчерпавшая себя история не закончилась и, более того, набрала обороты. В 2016 г. ранее оправданную и ни о чем не подозревающую, но, оказывается, уже вновь в чем-то подозреваемую Е.Л. Шведову задержали в Москве и силой привезли в Красноярск. Выясняется, что один из истцов по описанному уголовному делу с вступившим в законную силу оправдательным приговором вдруг по прошествии более трех лет решил написать новое заявление в полицию в надежде получить денежные средства по еще одной припасенной идентичной расписке. Кроме того, по всей видимости, для того чтобы зря время не тратить и получить сразу и побольше, повторно потребовал вернуть уже возвращенные ему ранее в процессе рассмотрения уголовного дела деньги по двум другим распискам – факт, подтвержденный его показаниями в суде и распиской о возврате долга. Несмотря на заверения «потерпевшего», что он лгал в суде относительно факта возврата ему денежных средств, следователь не отнес это обстоятельство к предмету расследования.
Таким образом, по мнению защиты, действия псевдопотерпевшего образуют сразу два лежащих на поверхности состава преступления – попытку мошенничества и заведомо ложные показания на следствии, опровергнутые судебным решением, имеющим преюдиционное значение.
Именно об этом Е.Л. Шведова и заявила следователю 6 июня 2016 г. в порядке ст. 141 УПК РФ в ходе проведения очной ставки с новоявленным «потерпевшим». К слову, сторона защиты потеряла дар речи, когда в ходе этого следственного действия «потерпевший» разоткровенничался и заявил, что «использует следственные органы и уголовное преследование для взыскания своих долгов и благодаря возбуждению уголовного дела избежал уплаты государственных пошлин за подачу искового заявления и расходов на юристов» (цитата из постановления о прекращении уголовного дела).
Последовавшее вполне предсказуемое постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по выделенным материалам на основании заявления Е.Л. Шведовой было обжаловано в порядке ст. 125 УПК РФ и в суде апелляционной инстанции отменено, поскольку (среди прочих нарушений) «не было проведено ни одного действия, направленного на проверку заявления о преступлении».
А теперь от фактической стороны перейдем к чисто процессуальной проблеме, с которой в своей адвокатской практике защита столкнулась не в первый раз, но по предыдущему опыту прокуратура успевала самостоятельно исправить свою же ошибку до направления жалобы в КС РФ.
Соединение проверки по заявлению о преступлении и уголовного дела: процессуальные противоречия
Описываемый случай оказался тяжелее и началось самое интересное – проявление невероятной процессуальной безграмотности прокуратуры Красноярского края, возможно, по причине личной «обиды» на оправдательный приговор 2013 г. и последующую реабилитацию.
На тот момент заместитель прокурора Красноярского края и ныне действующий прокурор Республики Тыва А.Н. Боровков принял решение о присоединении ранее выделенного материала проверки по заявлению Е.Л. Шведовой к уголовному делу, возбужденному в отношении нее же, и дал соответствующее указание следствию. С тех пор за два года с момента написания заявления о преступлении до сегодняшнего дня так и не было проведено ни одного действия, направленного на его проверку в порядке, определенном УПК РФ, а постановление об отказе в возбуждении уголовного дела вынесено в рамках предварительного следствия и является частью уголовного дела в отношении заявителя (Е.Л. Шведовой).
Перед нами, защитниками Е.Л. Шведовой по уголовному делу и одновременно ее представителями в качестве потерпевшей от описанного преступления, сразу встал ряд вопросов, прямых ответов на которые УПК РФ не содержит:
1. По какой причине при равенстве всех перед законом стало возможным применение двойных стандартов: по заявлению в отношении Е.Л. Шведовой проверка проводится и возбуждается уголовное дело, а по ее заявлению проверка должна проводиться в рамках уголовного дела в отношении нее же самой?
2. Каким образом нашу доверительницу смогут опросить по ее же заявлению о преступлении при статусе подозреваемой и вследствие этого возможности допросить ее лишь в рамках уголовного дела?
3. Как может срок проведения проверки, ограниченный УПК РФ 30 сутками, растянуться на срок расследования уголовного дела?
4. Как по окончании проверки можно будет ознакомиться с ее материалами, если на тот момент предварительное следствие не будет окончено?
И еще бесконечное количество процессуальных вопросов без ответов, создававших непреодолимые препятствия для защиты от уголовного преследования и восстановления прав доверительницы.
Стало понятно, что, помимо прочего, приобщение к уголовному делу материалов проверки сообщения о преступлении исключило возможность его проверки в принципе, поскольку, как минимум, в таком случае заявитель Е.Л. Шведова не могла быть опрошена, а могла быть лишь допрошена в качестве подозреваемой по собственному заявлению о преступлении. В свою очередь «потерпевший», совершивший, согласно заявлению Е.Л. Шведовой, преступление в отношении нее, мог быть допрошен лишь в существующем по уголовному делу статусе. В противном случае потерпевшая по заявлению Е.Л. Шведова не могла быть ограничена ответственностью за дачу заведомо ложных показаний, а «потерпевший» по уголовному делу, находясь фактически в положении подозреваемого, был бы предупрежден об ответственности за отказ от дачи показаний и дачу ложных показаний.
Обеспечение гарантируемых Конституцией РФ прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве обусловливается, как неоднократно указывал Конституционный Суд РФ, не формальным признанием лица тем или иным участником производства по уголовному делу, а наличием определенных сущностных признаков, характеризующих фактическое положение этого лица как нуждающегося в обеспечении ему соответствующего права (постановления от 27 июня 2000 г. № 11-П; от 14 июля 2011 г. № 16-П; от 25 июня 2013 г. № 14-П; от 6 ноября 2014 г. № 27-П и от 11 ноября 2014 г. № 28-П).
То есть фактическое положение Е.Л. Шведовой в рамках ее заявления о преступлении (потерпевшая) не позволяет ей отказаться от дачи показаний или лгать, а статус подозреваемой по уголовному делу указанных ограничений не снимает. Таким образом, Е.Л. Шведова как подозреваемая лишается возможности защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом.
В свою очередь, процессуальный статус «потерпевшего» по уголовному делу лишает последнего как фактически подозреваемого возможности отказаться от дачи показаний и лгать, защищаясь от обвинений Е.Л. Шведовой. В итоге потерпевший по уголовному делу, но фактически подозреваемый по заявлению о преступлении также лишается права на защиту, предусмотренного ст. 45 Конституции РФ.
Кроме того, становится очевидным, что в случае приобщения заявления о преступлении к материалам уголовного дела (если итоговым решением по уголовному делу будет вынесение постановления о прекращении уголовного дела и уголовного преследования подозреваемого (обвиняемого), одновременно являющегося заявителем о преступлении) обжалование заявителем постановления об отказе в возбуждении уголовного дела безусловно приведет к обжалованию постановления о прекращении уголовного дела, поскольку отменить приобщенное к прекращенному уголовному делу решение процессуально возможно лишь после отмены постановления о прекращении уголовного дела. Это, в свою очередь, будет иметь следствием возобновление незаконного уголовного преследования в отношении заявителя.
И это лишь малая часть выявленных негативных последствий решения прокуратуры, несовместимых с правами и свободами, гарантированными Конституцией РФ.
Смысл и содержание жалобы в КС РФ
Если предельно кратко изложить смысл и содержание жалобы в Конституционный Суд, в которой более чем на 20 листах до мельчайших подробностей разбирается исследуемый казус, то необходимо оттолкнуться от обжалования указанного процессуального решения в порядке ст. 125 УПК РФ.
Начнем с того, что в суде первой инстанции участвовавшему при рассмотрении жалобы представителю Красноярской краевой прокуратуры Никитенко нами прямо в судебном заседании было предложено: «Ответьте хотя бы на один из поставленных в жалобе вопросов – как исчислять процессуальные сроки проведения проверки по заявлению о преступлении в случае присоединения его к уголовному делу – и мы откажемся от жалобы!» Ответ был таким, какими и должны быть все действия и постановления прокурора, – «законным, обоснованным и мотивированным» (ст. 7 УПК РФ) – глубокомысленное, многозначительное молчание и звенящая тишина.
Выводы же судов первой, апелляционной и кассационной инстанций свелись к следующему:
1. Частями 1 и 3 ст. 144 УПК РФ допускается приобщение сообщения о преступлении к уголовному делу, в таком случае изложенные в нем обстоятельства подлежат проверке следственным путем, указанные в сообщении действия лица, совершившего преступление, подлежат оценке по результатам расследования уголовного дела, а срок проверки сообщения о преступлении не ограничен конкретными сроками, поскольку решение по сообщению о преступлении может быть вынесено как по завершении расследования, так и по итогам рассмотрения уголовного дела судом.
Таким образом, оспариваемая норма закона противоречит ст. 45 (ч. 1, 2), 52 Конституции РФ, поскольку у дознавателя, органа дознания, следователя фактически нет обязанности проверять сообщение о преступлении; проверка сообщения о преступлении и принятие по нему решения могут длиться не трое суток, а максимальные сроки, установленные уголовно-процессуальным законом для расследования уголовного дела и рассмотрения его судом. Тем самым названной нормой допускается, что в ходе проведения проверки по сообщению о преступлении дознаватель, следователь вправе приобщить сообщение о преступлении к любому уголовному делу, в том числе возбужденному в отношении самого заявителя, и заменить действия по проверке сообщения о преступлении следственными действиями с сохранением процессуального статуса участников уголовного судопроизводства, присвоенного им в рамках расследования уголовного дела. В результате заявитель по сообщению о преступлении (потерпевший) вместо опроса может быть допрошен в качестве подозреваемого (обвиняемого), а лицо, совершившее преступление, может быть допрошено в качестве потерпевшего, что лишает последних прав, соответствующих направленности действий следователя и обстоятельствам, и наделяет несвойственными обязанностями.
2. Из ч. 1 ст. 146 УПК РФ вытекает, что в случае соединения материала проверки по сообщению о преступлении с уголовным делом процессуальное решение по результатам доследственной проверки, в том числе постановление о возбуждении уголовного дела, не должно выноситься при наличии повода и оснований незамедлительно, а может быть вынесено лишь по результатам расследования при принятии окончательного решения по уголовному делу.
Таким образом, оспариваемая норма закона противоречит ст. 45 (ч. 1), 52 Конституции РФ, поскольку лица, проводящие проверку по сообщению о преступлении в рамках расследования уголовного дела, по результатам такой проверки при наличии повода и оснований не только не обязаны с целью восстановления прав потерпевшего незамедлительно возбуждать уголовное дело в установленном порядке, но и фактически не могут его возбудить, поскольку окончательное решение по сообщению о преступлении должно быть вынесено лишь по окончании предварительного расследования уголовного дела, к которому оно присоединено.
3. Согласно ч. 5 ст. 148 УПК РФ и ч. 1 ст. 125 УПК РФ в случае приобщения материала проверки по сообщению о преступлении к уголовному делу вопрос о законности вынесенных в рамках уголовного дела процессуальных решений, в том числе постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, не может разрешаться судом, а решается следователем, его вынесшим, по результатам расследования и в рамках принятия окончательного решения по уголовному делу.
Кроме того, в случае вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по сообщению о преступлении в рамках расследования уголовного дела обжалование такого постановления до окончания расследования и вынесения окончательного решения по уголовному делу невозможно, а доводы о бездействии при проведении проверки при таких обстоятельствах не могут быть признаны состоятельными, поскольку постановление об отказе в возбуждении уголовного дела не может быть обжаловано в суд и должно быть проверено на законность следователем. При этом после вынесения решения об отказе в возбуждении уголовного дела доследственная проверка может быть продолжена, что лишает заявителя права и фактической возможности ознакомиться с материалом проверки с целью дальнейшего мотивированного обжалования.
Таким образом, оспариваемая норма закона противоречит ст. 24 (ч. 2), 46 (ч. 2) Конституции РФ, поскольку после вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела в рамках расследования уголовного дела фактически исчезает право потерпевшего от преступления обжаловать такое процессуальное решение до окончания расследования уголовного дела и вынесения по нему окончательного решения. Также потерпевший в период расследования уголовного дела лишен права и фактической возможности ознакомления с материалами проведенной по сообщению о преступлении проверки, возможности каким-либо образом мотивировать свое несогласие с ее результатом – постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела, поскольку порядок ознакомления с материалами уголовного дела строго регламентирован уголовно-процессуальным законом и не подразумевает ознакомления с материалами проверки сообщения о преступлении на стадии предварительного расследования.
Именно поэтому перед Конституционным Судом были поставлены вопросы о признании не соответствующими Конституции РФ перечисленных норм.
При этом даже студенту юрфака очевидно, что обжалуемые в КС РФ нормы соответствуют положениям Конституции, а КС РФ призван в данном конкретном случае исполнить одну из присущих ему функций – растолковать персонально для прокуратуры Красноярского края порядок применения обжалуемых нами норм права (как ранее Председатель Правительства РФ растолковал прокурору Красноярского края Постановление КС).
Нужны ли изменения в УПК РФ при условии возможности применения обжалуемых норм таким противоречащим Конституции РФ образом? Возможно, да, ведь прямой запрет таких процессуальных действий, как соединение материала проверки по заявлению о преступлении и уголовного дела, исключил бы неверное толкование закона и грубейшее нарушение конституционных прав. Вся надежда на КС РФ, а пока статус поступившей жалобы – «на изучении судьей (судьями)».
