С тех пор как я попал в юридическую клинику, а значит, со времен моей первой юридической практики, к любому юридическому экзамену у меня отношение неоднозначное. Еще тогда я начал подозревать, что декларируемое не соответствует происходящему. Появилось предположение, что почти всякий экзамен – это некий обязательный ритуальный танец, который, помимо прочего, имеет своей целью породить крайнюю озадаченность и страх. При полной уверенности экзаменатора в том, что он проверяет знания, умения, навыки. Моя встреча с первым же делом обнаружила, что учиться надо заново. Несмотря на то что экзамен давно сдан.
Чуть позже я с некоторой степенью серьезности занялся вопросами педагогики. Сам стал проектировать и проводить экзамены. И обнаружил, что для проверки хоть бы мало-мальского знания и уж тем более какого-нибудь умения экзамен нужно организовывать совсем иначе. Задание экзаменуемому нужно давать не такое. При ответе ему надлежит демонстрировать сделанное. И вопросы должны быть другими и про другое. Да и самому экзаменатору следует отслеживать не то, правильно ли ответил (а по сути – нравится ему ответ или нет), а то, откуда и как ответ строится.
Мне стало ясно, что иная организация экзамена требует больше времени, сил, иных ресурсов. Кроме того, стало понятно, что сегодня вообще нет хоть как-то описанных и рабочих критериев оценивания, то есть того, что позволяет проверять знания не на глазок, а по сути. А также то, что так проверять вообще-то мало кто может. И хочет.
Уже много десятилетий мы имеем либо масштабное лукавство, либо глобальное заблуждение. Которое выражается формулой: «Уверены, что делаем одно, а на самом деле получается другое». То самое «другое», когда в массе своей на классических экзаменах по праву один дает ответ, другой ожидает услышать то, что сам считает правильным. И в лучшем случае проверяет наличие у экзаменуемого некоторой суммы сведений. Что, впрочем, при отсутствии лучшего само по себе тоже неплохо.
А далее, вкупе с проблемами современного юридического образования легко опровергается тезис, на котором часто основываются противники квалификационного «вступительного» экзамена: мол, выпускник вуза уже получил квалификацию, он соответствует квалификационным требованиям, а потому дополнительной проверки не требуется. Снова лукавство или заблуждение. Нет ничего такого. Да, безусловно, выпускной экзамен легитимен в силу соответствия закону, как утверждает Р. Мельниченко. Но содержательно пустой. Большинство практиков, нанимающих на работу вчерашнего выпускника, это подтвердят. В лучшем случае после стандартных бакалавриата и специалитета, да и магистратуры тоже – разница редко заметна, можно получить заготовку профессионала, представляющую собой сумму сведений о написанном в законах, а также зачатки основных профессионально-юридических навыков – и то, если студенту повезло попасть на программу профессионального развития. Но не более. Что бы ни было написано в дипломе.
Впрочем, если говорить о хорошей заготовке, то это, по моему убеждению, не проблема, а напротив, цель всякой юридической школы. А проблема как раз в том, что практика, продолжая требовать готового специалиста, не может понять, что такое невозможно и не дόлжно.
И это есть повод снова возвратиться к вопросам организации эффективных стажировок в адвокатуре, целью которых как раз и должно стать превращение заготовки в готовую деталь единого механизма под названием «российская адвокатура». Но вернемся к экзамену.
Переместить проверку качества и квалификации
Следуя предложенной выше логике рассуждения, я уже несколько лет думаю, что раз выпускные экзамены в вузах – это очередной ритуальный танец, за который подавляющему большинству дают диплом, то, видимо, в дипломе уже давно следует честно писать не «присвоена квалификация», а «прослушал курсы», не вводя в заблуждение ни себя, ни выпускника, ни представителя профессии, ни клиента – никого. И тогда, может быть, существенно смягчить бремя выпускных испытаний. Но. При этом переместить проверку качества и квалификации, «разместив» ее на входе в профессию (или конкретные юридические профессии). Проверку, которая позволяла бы определять соответствие претендента, имеющего диплом и прошедшего «доводку», необходимому уровню, который требуется для осуществления того или иного вида профессиональной юридической деятельности.
И тогда получается, что квалификационный экзамен нужен. Вернее, даже не так. Нужна эффективная, лежащая в профессии система проверки квалифицированности (компетентности) и допуска, дающая право осуществлять тот или иной вид юридической практики. Будет ли использован экзамен как инструмент проверки, каким он будет или же это будет что-то другое – еще только подлежит обсуждению сообществом. Как и то, кто будет проверять и как проверять. Потому что вопрос «А судьи кто?» наверняка возникнет у многих.
Но допустим, это все же будет экзамен. Каким он должен быть? Очевидно, что тестирование не решает задачу определения способности эффективно действовать. Как правило, тест, составленный юристами для юристов без привлечения соответствующих специалистов, есть довольно примитивная штука, в которой правильный ответ можно без всякого знания вывести, используя специальные техники чтения тестовых заданий. То, что называют собеседованием, тоже малоэффективно. Потому что в лучшем случае проверяет осведомленность, наличие памяти, но не более. Притом что знать все нельзя и бессмысленно, а спрашивающий часто оказывается на коне только потому, что всегда задает вопросы о том, что сам знает. И, вероятно, попал бы впросак сразу же, если бы поменялся местами с отвечающим.
В связи с этим несколько лет назад в Красноярске был проведен опыт внедрения иного экзамена. Кажется, по инициативе С.Н. Мальтова. Помимо «расскажи, что знаешь», экзамен предполагал «сделай и объясни почему». Претендент сталкивался с «вырезанной» из деятельности профессиональной задачей, решал ее, а затем объяснял комиссии, что именно он сделал так, как, например, защитник. И таким образом можно было понять, умеет ли экзаменуемый справляться с проблемой, размышляет ли как адвокат, оснащен ли соответствующим культурным инструментарием. К тому же решение такой задачи нельзя запомнить или списать. Его нельзя продать или выложить в сеть. Потому что всякий раз ты вынужден не ответить, а доказать. Чем, кстати, юристы и занимаются каждый день.
ххх
Это был хороший опыт и шаг вперед к созданию эффективной системы подготовки к профессии и проверки готовности. Правда, вновь поднимающий вопрос модели профессиональной деятельности, индикаторов, критериев оценивания и проч. Но после последней экзаменационной реформы от этого направления отказались, и вопросы отпали. К сожалению. Вернулись к зубрежке. И вновь в целом по стране мы на всех уровнях, начиная со школы, имеем систему формальных и бессмысленных ответов и встречного вопрошания тех, кто думает, что проверяют знания, навыки, умения, ценности, этичность и способность к эффективному и продуктивному действию. Впрочем… Может, за неимением лучшего пусть хоть так, чем совсем никак?
Чуть позже я с некоторой степенью серьезности занялся вопросами педагогики. Сам стал проектировать и проводить экзамены. И обнаружил, что для проверки хоть бы мало-мальского знания и уж тем более какого-нибудь умения экзамен нужно организовывать совсем иначе. Задание экзаменуемому нужно давать не такое. При ответе ему надлежит демонстрировать сделанное. И вопросы должны быть другими и про другое. Да и самому экзаменатору следует отслеживать не то, правильно ли ответил (а по сути – нравится ему ответ или нет), а то, откуда и как ответ строится.
Мне стало ясно, что иная организация экзамена требует больше времени, сил, иных ресурсов. Кроме того, стало понятно, что сегодня вообще нет хоть как-то описанных и рабочих критериев оценивания, то есть того, что позволяет проверять знания не на глазок, а по сути. А также то, что так проверять вообще-то мало кто может. И хочет.
Уже много десятилетий мы имеем либо масштабное лукавство, либо глобальное заблуждение. Которое выражается формулой: «Уверены, что делаем одно, а на самом деле получается другое». То самое «другое», когда в массе своей на классических экзаменах по праву один дает ответ, другой ожидает услышать то, что сам считает правильным. И в лучшем случае проверяет наличие у экзаменуемого некоторой суммы сведений. Что, впрочем, при отсутствии лучшего само по себе тоже неплохо.
А далее, вкупе с проблемами современного юридического образования легко опровергается тезис, на котором часто основываются противники квалификационного «вступительного» экзамена: мол, выпускник вуза уже получил квалификацию, он соответствует квалификационным требованиям, а потому дополнительной проверки не требуется. Снова лукавство или заблуждение. Нет ничего такого. Да, безусловно, выпускной экзамен легитимен в силу соответствия закону, как утверждает Р. Мельниченко. Но содержательно пустой. Большинство практиков, нанимающих на работу вчерашнего выпускника, это подтвердят. В лучшем случае после стандартных бакалавриата и специалитета, да и магистратуры тоже – разница редко заметна, можно получить заготовку профессионала, представляющую собой сумму сведений о написанном в законах, а также зачатки основных профессионально-юридических навыков – и то, если студенту повезло попасть на программу профессионального развития. Но не более. Что бы ни было написано в дипломе.
Впрочем, если говорить о хорошей заготовке, то это, по моему убеждению, не проблема, а напротив, цель всякой юридической школы. А проблема как раз в том, что практика, продолжая требовать готового специалиста, не может понять, что такое невозможно и не дόлжно.
И это есть повод снова возвратиться к вопросам организации эффективных стажировок в адвокатуре, целью которых как раз и должно стать превращение заготовки в готовую деталь единого механизма под названием «российская адвокатура». Но вернемся к экзамену.
Переместить проверку качества и квалификации
Следуя предложенной выше логике рассуждения, я уже несколько лет думаю, что раз выпускные экзамены в вузах – это очередной ритуальный танец, за который подавляющему большинству дают диплом, то, видимо, в дипломе уже давно следует честно писать не «присвоена квалификация», а «прослушал курсы», не вводя в заблуждение ни себя, ни выпускника, ни представителя профессии, ни клиента – никого. И тогда, может быть, существенно смягчить бремя выпускных испытаний. Но. При этом переместить проверку качества и квалификации, «разместив» ее на входе в профессию (или конкретные юридические профессии). Проверку, которая позволяла бы определять соответствие претендента, имеющего диплом и прошедшего «доводку», необходимому уровню, который требуется для осуществления того или иного вида профессиональной юридической деятельности.
И тогда получается, что квалификационный экзамен нужен. Вернее, даже не так. Нужна эффективная, лежащая в профессии система проверки квалифицированности (компетентности) и допуска, дающая право осуществлять тот или иной вид юридической практики. Будет ли использован экзамен как инструмент проверки, каким он будет или же это будет что-то другое – еще только подлежит обсуждению сообществом. Как и то, кто будет проверять и как проверять. Потому что вопрос «А судьи кто?» наверняка возникнет у многих.
Но допустим, это все же будет экзамен. Каким он должен быть? Очевидно, что тестирование не решает задачу определения способности эффективно действовать. Как правило, тест, составленный юристами для юристов без привлечения соответствующих специалистов, есть довольно примитивная штука, в которой правильный ответ можно без всякого знания вывести, используя специальные техники чтения тестовых заданий. То, что называют собеседованием, тоже малоэффективно. Потому что в лучшем случае проверяет осведомленность, наличие памяти, но не более. Притом что знать все нельзя и бессмысленно, а спрашивающий часто оказывается на коне только потому, что всегда задает вопросы о том, что сам знает. И, вероятно, попал бы впросак сразу же, если бы поменялся местами с отвечающим.
В связи с этим несколько лет назад в Красноярске был проведен опыт внедрения иного экзамена. Кажется, по инициативе С.Н. Мальтова. Помимо «расскажи, что знаешь», экзамен предполагал «сделай и объясни почему». Претендент сталкивался с «вырезанной» из деятельности профессиональной задачей, решал ее, а затем объяснял комиссии, что именно он сделал так, как, например, защитник. И таким образом можно было понять, умеет ли экзаменуемый справляться с проблемой, размышляет ли как адвокат, оснащен ли соответствующим культурным инструментарием. К тому же решение такой задачи нельзя запомнить или списать. Его нельзя продать или выложить в сеть. Потому что всякий раз ты вынужден не ответить, а доказать. Чем, кстати, юристы и занимаются каждый день.
ххх
Это был хороший опыт и шаг вперед к созданию эффективной системы подготовки к профессии и проверки готовности. Правда, вновь поднимающий вопрос модели профессиональной деятельности, индикаторов, критериев оценивания и проч. Но после последней экзаменационной реформы от этого направления отказались, и вопросы отпали. К сожалению. Вернулись к зубрежке. И вновь в целом по стране мы на всех уровнях, начиная со школы, имеем систему формальных и бессмысленных ответов и встречного вопрошания тех, кто думает, что проверяют знания, навыки, умения, ценности, этичность и способность к эффективному и продуктивному действию. Впрочем… Может, за неимением лучшего пусть хоть так, чем совсем никак?
