Добавит ли «репрессивный циркуляр» уважения к суду?

Выступая на третьем заседании Клуба имени Замятнина, состоявшемся 27 февраля, председатель Совета судей Виктор Момотов посетовал на недостаточное уважение к российскому суду и высказал идею о том, что хорошо бы добиться его при помощи штрафов.

Сложно не согласиться с тем, что уважение к суду крайне важно, а его отсутствие – плохой для правопорядка симптом. Попробуем разобраться, что вкладывается авторитетным спикером в понятие «уважение к суду»; чего именно, по его мнению, не хватает, чтобы приблизиться к желаемому, а также как предлагаемые «методы принуждения» к недостаточно почтительным комментаторам и посетителям судов соотносятся, в частности, со ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция).

Спорные приоритеты

Один из упоминаемых Виктором Момотовым факторов, определяющих уровень доверия к судебной власти, связан с осуществлением правосудия и уверенностью участников судебного процесса в том, что они были услышаны, имели возможность представить свое видение происходившего, что судья и аппарат суда относились к ним с достоинством и уважением, процесс был беспристрастным и справедливым, а судья заслуживает доверия и независим в принятии решения. При этом председатель Совета судей подчеркнул, что это «скорее относится к эффективности правосудия, которое предполагает, что судебный процесс не затягивается и волокита не допускается, а судебное решение эффективно исполняется».

Примечательно, что внимание в данном случае акцентируется не на качестве мотивировок итоговых судебных актов и постановлений по результатам рассмотрения ходатайств и не на соблюдении конституционных и конвенционных прав человека, а на сроках.

Сроки, безусловно, важны, но, думается, вряд ли конвейерно быстрое рассмотрение дел лучше вдумчивого, а право быть осужденным без лишних проволочек вовсе не означает соблюдения стандартов справедливого правосудия.

Уважение к работе или дисциплина по регламенту?

Взаимное уважение суда и участников процесса – это главным образом уважение к работе друг друга, которое проявляется при рассмотрении конкретного дела.

Полагаю, что, когда на ходатайство, которое готовится несколько дней на основе тщательного анализа практики КС РФ, ЕСПЧ, ВС РФ, судья считает возможным сходу ответить общими «отказными» фразами – это неуважение к автору ходатайства. Когда суд допускает общение с юристом одной из сторон в отсутствие другой стороны (вспомним, например, «хождения» государственных обвинителей в судейские кабинеты вне процесса) – это неуважение к юристу другой стороны. Когда на доводы жалобы по существу дела проверочная инстанция считает возможным ответить лаконично «доводы жалобы опровергаются решением суда первой инстанции» – это неуважение к автору жалобы. Когда в протоколе судебного заседания «срезаются» процессуальные «углы», неверно отражаются показания, а замечания на протокол отклоняются с общими ссылками на его безошибочное и достоверное составление – это неуважение к тем, кто потратил время на прослушивание аудиозаписей и подготовку стенограмм, прилагаемых к замечаниям.

К сожалению, указанные вопросы не были подняты Виктором Момотовым, который в своем выступлении подчеркнул, что уважение между судом и участниками процесса «проявляется прежде всего в соблюдении регламента суда».

Данное утверждение особенно настораживает на фоне распространяющейся практики использования «регламентной» ч. 2 ст. 258 УПК РФ для удаления адвокатов из залов судебных заседаний, что в последнее время стало одной из «точек напряжения» между адвокатами и судами.

Удаляя адвокатов, суды придают решающее значение используемому в указанной норме УПК РФ слову «заменить», расценивая его как допускающее по усмотрению судьи замену защитника по соглашению вопреки воле подсудимого.

Однако ключевым, по моему мнению, является словосочетание «без ущерба для уголовного дела», которое должно трактоваться в том числе как «без ущерба для права на защиту». Право на защиту является конституционным (ст. 48 Конституции РФ), а ст. 18 Конституции РФ предписывает, что права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов. Отстранение от участия в деле адвоката, с которым у обвиняемого заключено соглашение, выработана линия защиты и проведена скрупулезная подготовительная работа к процессу, неизбежно влечет нарушение права на защиту в его сущностном, а не формальном смысле, в связи с чем, полагаю, принцип «раз есть какой-нибудь адвокат, то право на защиту соблюдено» неприемлем.

Если же судья считает, что адвокат настолько нетерпимо ведет себя в процессе, в его распоряжении есть способ, не приводящий к ущемлению конституционных прав обвиняемых на защиту, – подп. 4 п. 1 ст. 20 КПЭА. При этом у судьи, направившего обращение в адвокатскую палату, остается возможность либо продолжить рассмотрение дела с тем же защитником, либо дождаться результатов рассмотрения обращения.

Продолжение практики удаления адвокатов из залов судебных заседаний может привести к ответной реакции адвокатских палат, которые перестанут выделять судам адвокатов в порядке ст. 51 УПК РФ при наличии у подсудимого защитника по соглашению. Тем более что решение Совета ФПА РФ «О двойной защите» открывает для этого возможность уже сейчас.

И еще одно замечание по «вопросам регламента». Мы, юристы, приходим в суд работать. Но суд – это не только и не просто место работы юристов. Здесь человек встречается с правосудием, поэтому не хотелось бы, чтобы эта встреча оборачивалась штрафом посетителю за фотосъемку в коридоре суда или журналисту за текстовую трансляцию заседания. Возможно, эти меры как-то могут повлиять на дисциплину в суде, но вряд ли реакция в стиле «тащить и не пущать» добавит уважения к суду.

Практика ЕСПЧ

Виктор Момотов в своем выступлении сослался на два решения ЕСПЧ, которыми были признаны неприемлемыми жалобы, вызванные несогласием со штрафными санкциями в отношении заявителей, допустивших различные эпитеты в адрес судей.

Однако практика ЕСПЧ более вариативна, чем может показаться на первый взгляд. Во-первых, ЕСПЧ разделяет выпады личного характера против судей и критические замечания относительно их профессиональной деятельности, а, во-вторых, по-разному определяет пределы критики судей адвокатами и, например, журналистами.

23 апреля 2015 г. Большая Палата ЕСПЧ вынесла постановление по делу «Морис против Франции» (жалоба № 29369/10), в котором была обобщена практика дел «об адвокатских комментариях». Констатировав нарушение ст. 10 Конвенции за санкции, наложенные на адвоката, Суд указал, что свобода выражения мнения применима и к адвокатам. Она включает не только суть высказанных идей и информации, но и форму их выражения.

Следовательно, адвокаты имеют право, в частности, комментировать на публике отправление правосудия, если только их критика не выходит за определенные рамки – обычные ограничения, применяемые к поведению членов адвокатской корпорации. Только в исключительных обстоятельствах ограничение свободы адвоката выражать свое мнение – даже путем назначения мягкого уголовного наказания¹ – может считаться необходимым в демократическом обществе.

При этом следует различать высказывания адвоката в зале суда и в иных местах. Так, обращаясь к замечаниям, высказанным вне зала суда, ЕСПЧ повторил, что защита доверителя может осуществляться в том числе с привлечением телевидения и прессы, с помощью которых адвокаты могут уведомить общественность о недостатках, способных нанести ущерб судопроизводству.

Вместе с тем адвокаты не могут позволить себе высказывания, которые настолько серьезны, что выходят за пределы допустимых комментариев, без надежного фактического обоснования. Европейский суд оценивает замечания в их общем контексте – в частности, чтобы уточнить, можно ли их считать вводящими в заблуждение или ничем не оправданными личными нападками, и обеспечить, чтобы использованные выражения имели тесную связь с фактами дела. Например, в постановлении от 26 мая 2009 г. по делу «Gouveia Gomes Fernandes and Freitas e Costa v. Portugal» использование в замечаниях в адрес судьи тона, который был не оскорбительным, но ироничным или даже саркастическим, было расценено как соответствующее ст. 10 Конвенции².

Из приведенной практики ЕСПЧ следует, что на беспричинную ругань в адрес судьи, безусловно, не распространяется защита ст. 10 Конвенции и это может быть признано неуважением к суду. Вместе с тем, полагаю, что если мнение, выраженное адвокатом в комментарии, прессе или процессуальном документе, хотя и некомплиментарно для суда или конкретного судьи, в том числе по форме, но касается вопросов отправления правосудия, обладающих важным общественным значением, имеет под собой фактическое основание и само по себе не является «переходом на личности» – оно не может оцениваться как недопустимое.

В заключение отмечу, что и я, и мои коллеги готовы уважать суд и хотим это делать – для адвокатов, которые ведут дела «на мозгах», а не на, скажем аккуратно, внепроцессуальных контактах, нет большей ценности, чем вдумчивое и мудрое правосудие. И в тех случаях, когда суды проявляют принципиальность и профессионализм, адвокаты всегда это ценят.

Реакция в социальных сетях на особые мнения судьи КС РФ Константина Арановского³ или на решения судьи Андроповского районного суда Ставропольского края Павла Куцурова⁴ это лишний раз подтверждает.

В то же время, подчеркну, не стоит полагать, что принятие очередного «репрессивного циркуляра» способно добавить уважения к суду в тех ситуациях, когда он сам не очень-то уважает себя – например, не готовясь к процессу, хамя сторонам либо солидаризируясь со следствием или любого рода властями, невзирая на качество предоставляемых ими материалов и отстаиваемую правовую позицию.