22 июля «АГ» опубликовала новость о докладе «Информационные технологии в правосудии. Состояние и перспективы. Россия и мир», подготовленном экспертами Центра развития современного права.
«Коронакризис», конечно, не создал проблему введения дистанционного и автоматизированного судопроизводства, а лишь обострил ее. Стало понятно – если деятельность судов не перевести на «цифровые рельсы», они рискуют «утонуть» в растущем потоке дел. В связи с этим возникла острая потребность не только понять, каково состояние дел в России, но и узнать, как с аналогичными ситуациями справляются за рубежом. Именно поэтому подготовка соответствующих докладов по данной тематике – не просто нужное, а невероятно значимое дело.
Между тем доклад вызвал у меня противоречивые чувства. С одной стороны, это интересный источник информации, позволяющий охватить всю картину в целом. С другой – много ли действительно важных и полезных сведений в нем содержится? К сожалению, на этот вопрос я не могу ответить утвердительно – остается ощущение если не недосказанности, то «поверхностности» анализа, и вот почему.
В первую очередь вызывает сомнения тезис о том, что Россия характеризуется высоким уровнем цифровизации судебной системы. Действительно, отечественная информационная система арбитражного судопроизводства не имеет аналогов в мире по степени прозрачности, автоматизации и удобства для пользователей. Арбитражные суды первыми начали использовать видео-конференц-связь и проводить онлайн-заседания. Информационные системы «Картотека арбитражных дел» и «МойАрбитр» стали эффективными инструментами защиты прав и ведения судебных споров, получения актуальной информации о конкретном деле.
Я готов поверить, что электронные сервисы арбитражных судов России превосходят по показателям аналогичные системы Австралии, ФРГ и Канады. Более того, исходя из текста доклада, именно данная система всегда выходит на первый план, ее характеристики сравниваются с показателями других стран и т.п. Однако напомню, тема доклада – информационные технологии в правосудии, в связи с чем от исследования ожидаешь анализа не только образцово-показательной системы арбитражных судов, но и российского правосудия в целом.
Между тем общая юрисдикция упоминается в исследовании «постольку-поскольку», а об уголовном судопроизводстве вообще нет ни слова – а ведь это огромная подсистема, характеризующаяся присущими ей правилами и особенностями. Замечу, что суды общей юрисдикции (первой инстанции) онлайн-заседания, как правило, не проводят – ВКС используется преимущественно на уровне апелляционной и кассационной инстанций. При этом прокурор не может направить в суд обвинительное заключение в электронном виде, а само уголовное дело существует всегда только в «бумажном» формате.
Из семи тезисов доклада три посвящены системе арбитражных судов, остальные носят общий или теоретический характер. Согласно статистике Судебного департамента при Верховном Суде РФ, арбитражные дела составляют 6% от всех дел, разрешаемых судебными органами РФ. То есть с помощью передовых информационных технологий в стране разрешается менее 1/10 всех дел – и это дела, касающиеся не обычных граждан и их нужд, а предпринимателей и компаний, которые платят за это госпошлину по повышенным ставкам.
Обоснованно ли в таком случае принимать за показатель уровня правосудия в стране систему, охватывающую столь небольшую долю дел, к тому же относящихся к специальной категории? Не скрывается ли таким образом вся «подноготная» под красивой «оберткой» арбитражных судов? Согласится ли обычный гражданин, чье дело рассматривает районный суд, с тем, что пользуется одной из самых современных и технологичных систем правосудия?
Еще одним недостатком доклада, на мой взгляд, является репрезентативность зарубежных правопорядков. Напомню, что в качестве стран для сравнения с Россией были выбраны Австралия, ФРГ, Великобритания, Венгрия, Канада, Китай, Сингапур и США. Для обоснования выбора указан высокий уровень информативности и доступности данных об использовании информационных технологий в судебных системах этих стран. Между тем такой подход, полагаю, нельзя назвать взвешенным и позволяющим достичь объективности данных, ведь, по сути, он подразумевает принцип – «о ком больше информации в Интернете, того и выбрал». При этом нивелируется не только уровень экономического развития стран, но и особенности судопроизводства в каждой из них, принадлежность к конкретной системе права.
Например, Великобритания и США являются странами системы общего права, характеризующейся большим значением медиации и намного более сложными процедурами раскрытия и представления доказательств (discovery, disclosure), чем в России. В таких процедурах письменные документы и их содержание должны быть дополнительно подтверждены показаниями подписавших их лиц. При этом суд выдает приказ о раскрытии доказательств. Вопрос о том, может ли быть раскрыто другой стороне конкретное доказательство, также решает суд. Очевидно, что «цифровизировать» названные процедуры гораздо сложнее.
Другой пример – ФРГ, где, с одной стороны, бесспорные дела рассматриваются не судьями, а судебными клерками (Rechtspfleger/ Rechtspflegerin), а с другой – все наследственные процедуры осуществляются не посредством нотариуса, а через суд. Здесь проблема цифровизации заключается в более дифференцированной судебной системе, нежели в России.
Не погружаясь в другие особенности правопорядка каждой из стран, хочется отметить, что указанные детали (не говоря уже о статистике загруженности судов в каждой стране) должны учитываться при подготовке подобных обширных исследований – в противном случае возникает риск «сравнения несравнимого».
Если уж выбирать страны с наиболее «известными» цифровыми технологиями в судопроизводстве, то почему в таком случае авторы доклада «проигнорировали» Данию, признанную одной из ведущих в данной области? Еще до пандемии судебные заседания там проводились в онлайн-режиме, а все взаимодействие между судами, госорганами и частными лицами осуществлялось через единый портал minretssag.dk. В Дании в принципе не допускается подача исков и ходатайств в бумажной форме – такие документы возвращаются судом (ч. 1 ст. 148 ГПК Дании).
Не был выбран для целей анализа и такой европейский лидер информатизации, как Австрия. Австрийские информационные технологии ELAK и BRZ позволяют любому лицу подавать документы в электронном формате, знакомиться с делами (в т.ч. уголовными), а также пользоваться доступом к общей базе данных судебных актов.
При этом информация о полном переходе к «цифре» в Дании и Австрии доступна в Интернете – возможностей получить ее у авторов доклада было предостаточно, если выборка осуществлялась по данному критерию.
Помимо этого, большой вопрос состоит в полноте и актуальности представленной в докладе информации о применении цифровых технологий в зарубежных правопорядках. Например, в докладе упоминается созданная во Франции в 2003 г. система e-Graffe. Однако она давно признана устаревшей – адвокатское сообщество Франции в настоящее время использует информационную сеть RPVA (Le Réseau privé virtuel des avocats). Кроме того, уже прошли тестовую стадию системы PORTALIS и PPNLab, позволяющие полностью цифровизировать документооборот по всем категориям дел, а также вводящие технологию электронной презентации вещественных доказательств.
Аналогичным образом обстоит дело с ФРГ, применительно к которой упоминается Система электронных судебных и административных ящиков (DE-MAIL). В докладе, однако, не учтено, что данная система не создает возможность реализовать весь спектр процессуальных прав и предназначена скорее для общения с административными органами и получения извещений (по аналогии с порталом Госуслуг). Запуск немецкого аналога системы «МойАрбитр» для профессиональных адвокатов (в ФРГ действует адвокатская монополия на представительство в судах) – Das besondere elektronische Anwaltspostfach (beA) – отложен на 2023 г.
Последнее, на чем хотелось бы заострить внимание, – то, чего в докладе не оказалось. В наш век Интернета и транснациональных компаний особое значение имеет цифровизация взаимодействия между судами различных стран. Возьмем, к примеру, Таможенный союз или Евразийский экономический союз, участницей которых является Россия. Сейчас требует решения проблема эффективной защиты прав компаний и граждан в пределах данных международных образований: российская компания должна быть уверена, что сможет эффективно защитить свои интересы в суде, к примеру, Казахстана или получить содействие последнего в рассмотрении спора в России (и наоборот).
На уровне ЕС данные вопросы уже разрешаются в рамках программы e-CODEX и европейского портала электронного правосудия (www.e-justice.europa.eu). Однако применительно к российскому правосудию доклад не содержит ни анализа соответствующих зарубежных технологий, ни предложений по их внедрению в нашей стране.
Остается надеяться, что доклад Центра развития современного права – это только первые «наброски» будущего, гораздо более глубокого и обстоятельного исследования, которое не только продемонстрирует очевидные преимущества онлайн-заседаний и автоматизированного рассмотрения бесспорных дел, но и предложит новые пути развития электронных сервисов правосудия и устранения накопившихся в судах общей юрисдикции проблем.
