Нынешний год начался с новых успехов в защите прав адвокатов. 22 января 2020 г. завершилось дело, связанное с незаконным проведением обыска у адвоката Станислава Бондаренко. Осталась постсудебная рутина: получить и обжаловать протоколы осмотра изъятого у адвоката имущества, попытаться потребовать возмещения морального вреда, добиться наказания следователя…
Данное дело является, с одной стороны, показательным, с другой – прецедентным.
К адвокату Станиславу Бондаренко за юридической помощью одновременно по гражданскому и уголовному делам обратился гражданин М., признанный потерпевшим в споре о земельных участках.
На основе наблюдений, как расследовалось данное уголовное дело (многократные отказы в возбуждении дела, в удовлетворении ходатайств, длительное расследование махинаций с принадлежащими М. участками с 2015 г. и т.д.), доверитель полагал, что его противниками являются не только ответчики, но и лица, которые, возможно, влияли на расследование. В связи с этим М. предпочел скрывать свое место проживания от всех, включая правоохранительные органы, но периодически публиковал сведения о ходе расследования, в том числе со своими фотографиями, в местной периодической печати, направлял в следствие личные заявления и совершал иные действия по этим спорам.
Летом 2019 г. на основании рапорта сотрудников полиции о безвестном отсутствии М. СКР возбудил уголовное дело по признакам ст. 105 УК РФ.
В июле того же года сотрудники СКР пришли в жилище к Станиславу Бондаренко с обыском, санкционированным постановлением судьи Приморского суда Санкт-Петербурга. При этом адвокат не имел никакого статуса по данному уголовному делу, а в постановлении его статус был обозначен как «может быть причастен к совершению преступления» в связи с тем, что он является представителем М. по гражданскому и другому уголовному делам.
В описательной части судебного акта со ссылкой на ст. 450.1 УПК РФ указывалось, что у адвоката могут быть изъяты любые материалы по делам М. и орудия преступления, при этом изъятию не подлежат документы, защищенные адвокатской тайной. Также отмечалось, что при проведении обыска должен присутствовать представитель адвокатской палаты.
При предъявлении постановления суда адвокат добровольно до начала обыска выдал имеющиеся у него материалы по М. (судебные акты и вырезки публикаций). Несмотря на это обыск был продолжен самым варварским способом, с изъятием адвокатских производств навалом (без указания в протоколе обыска доверителей, количества дел и т.п.), с изъятием оргтехники и всех электронных носителей без предварительного отбора информации.
Несмотря на устные возражения адвоката и представителя палаты при производстве следственного действия, в протокол обыска никаких замечаний внесено не было – якобы «из тактических соображений».
На основании аналогичного постановления обыску также подверглось жилище адвоката, но там ничего не было изъято.
На следующий день после обысков Станислав Бондаренко обратился ко мне.
Мы подали апелляционные жалобы со ссылками на примеры из судебной практики о том, что постановления о разрешении производства обысков вынесены с грубейшими нарушениями ст. 450.1 УПК РФ, Постановления Конституционного Суда РФ от 17 декабря 2015 г. № 33-П и ряда определений КС РФ, Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 1 июня 2017 г. № 19 от 2017 г., а также Закона об адвокатуре.
Было отмечено, что «тормозящий эффект» в осуществлении права на защиту (представление интересов) и квалифицированную юридическую помощь дает гражданам поводы для сомнений в доверии к адвокатуре и в готовности посвятить защиту в конфиденциальную информацию, плохо защищаемую законом.
Одновременно в Приморский районный суд была подана жалоба на действия следователя в порядке ст. 125 УПК РФ, в которой обращалось внимание на нарушение не только положений УПК РФ и решений КС РФ, но и постановления этого же суда, разрешающего в жилище у адвоката обыск и выемку лишь материалов, имеющих отношение к доверителю.
Жалобы – хотя и с длительными проволочками и возвращением в первую инстанцию для исправления недостатков подготовки дела к слушанию – были частично удовлетворены Санкт-Петербургским городским судом с отменой постановлений и возвращением ходатайств следователя на пересмотр. При новом рассмотрении Приморский районный суд отказал в удовлетворении ходатайства следователя о производстве обыска в жилище адвоката. В удовлетворении ходатайства о проведении обыска в жилище адвоката суд также отказал, но разрешил осмотр квартиры на предмет нахождения там М. Отмечу, что в судебных заседаниях я участвовал как представитель АП Санкт-Петербурга на основании доверенности.
Вместе с тем Приморский районный суд при рассмотрении жалобы на действия следователя в порядке ст. 125 УПК РФ, ссылаясь на ст. 38 Кодекса, признал, что следователь ничего не нарушил – даже несмотря на то, что не исполнил постановление того же суда о производстве обыска! Именно здесь дурную шутку, на мой взгляд, сыграло отсутствие замечаний представителя адвокатской палаты при обыске на протокол следственного действия (позиция прокурора на этом и строилась). В частности, прокурор отметил: если бы следователь нарушил нормы законодательства, тем более постановление суда, разрешающего обыск, представитель палаты просто обязан был отразить это в замечаниях на протокол.
Естественно, и это постановление мы обжаловали, указав, что изложенные в постановлении суда первой инстанции доводы о том, что если при осмотре изъятых электронных носителей информации, содержащих материалы адвокатских производств, не будут обнаружены сведения в отношении доверителя М., то носители будут возвращены адвокату, не соответствуют толкованию Конституционного Суда РФ, данному в Определении от 11 апреля 2019 г. № 863-О: «Последующий судебный контроль зачастую не способен восстановить нарушенное право доверителя на юридическую помощь: ни признание протокола допроса недопустимым доказательством, ни возвращение отведенному адвокату статуса защитника, ни привлечение следователя к ответственности не могут восполнить урон, нанесенный данному конституционному праву, при том что разглашенная адвокатская тайна уже могла быть использована стороной обвинения в тактических целях».
Жалоба была подана от имени Станислава Бондаренко, от меня как представителя АП Санкт-Петербурга, а также от члена Комиссии палаты по защите профессиональных прав адвокатов Дмитрия Мохорова. При рассмотрении жалобы в апелляции в число представителей адвоката Бондаренко вошел также член Комиссии палаты по защите прав адвокатов Никита Тарасов.
К моменту окончания рассмотрения апелляционной жалобы (растянувшегося на два заседания с перерывом больше месяца) уже было вынесено повторное постановление Приморского суда Санкт-Петербурга об отказе в разрешении на производство обыска в жилище у адвоката. Кроме того, начальник следственного отдела направил Станиславу Бондаренко письмо с предложением забрать у следователя все изъятое, и в день окончательного рассмотрения жалобы оргтехника и электронные носители были возвращены.
Отмечу, что при рассмотрении жалобы на указанное постановление прокурор занял странную позицию, предложив признать письмо начальника следственного органа фактическим извинением за произведенный обыск, но при этом он полагал, что постановление суда первой инстанции абсолютно законно и отмене не подлежит.
Мы же, напротив, ссылались на ошибочность такого мнения и заведомо неверное толкование закона о том, что согласно ст. 38 УПК РФ следователь самостоятельно направляет ход расследования, принимает решения о производстве следственных и иных процессуальных действий, что, по нашему мнению, дает ему «карт-бланш» на любой произвол. В частности, мы указали, что данная норма в совокупности со ст. 450.1 УПК РФ содержит ограничения, запрещающие производство следственных действий, если они прямо не разрешены постановлением суда. Эти действия противоречат конституционному толкованию данной нормы о том, что «Предоставленные следователю полномочия реализуются им не произвольно, а по основаниям и по правилам, установленным уголовно-процессуальным законом» (определения КС РФ от 29 мая 2019 г. № 1202-О, от 29 января 2019 г. № 13-О и от 20 декабря 2018 г. № 3385-О).
Суд апелляционной инстанции не согласился с прокурором и отменил решение суда, а производство по делу прекратил.
Однако работа по данному делу не закончена. Станислав Бондаренко подал заявление на имя начальника следственного органа с просьбой известить о следственных действиях, осуществленных с изъятыми адвокатскими производствами и информацией, содержащейся на электронных носителях. Поскольку ответа на запрос не последовало, его отсутствие было обжаловано прокурору Ленинградской области и руководству СКР. Решения о дальнейших действиях будут приняты нами после получения ответа, срок дачи которого уже на исходе.
По результатам рассмотрения данного дела считаю, что должны быть сделаны следующие выводы.
Во-первых, заявление замечаний в протоколе следственных действий адвокатом и представителем адвокатской палаты в случае нарушения следователем федерального законодательства, постановлений КС РФ и ограничений, установленных судом при производстве обыска обязательны. Отсутствие таких замечаний создает ненужные трудности при обжаловании следственных действий.
Во-вторых, суды прямо связывают право на подачу жалобы в порядке ст. 125 УПК РФ со стороны представителя адвокатской палаты при производстве обыска с его замечаниями на процедуру проведения следственных действий. При этом жалобу может подать и иной представитель палаты, даже во время обыска не присутствовавший. В рассматриваемом случае при обыске присутствовал представитель АП Ленинградской области (по месту нахождения обыскиваемых помещений), а обжаловал действия следователя представитель АП Санкт-Петербурга (членом которой является адвокат Бондаренко), и для судов это не стало препятствием к рассмотрению жалоб.
Наконец, в связи с отсутствием у представителя палаты самостоятельного права на обжалование постановления суда, разрешившего производство следственного действия в отношении адвоката, такую апелляционную жалобу, на мой взгляд, целесообразно подавать одновременно подписанной как представителем палаты, так и самим подвергшимся обыску адвокатом либо его представителем (защитником).
