Положения УПК РФ о пределах судебного разбирательства входят в число фундаментальных норм уголовного судопроизводства – суд неправомочен не только ухудшить положение подсудимого путем квалификации по более тяжкой статье УК РФ, но и не может внести в обвинение новые формулировки, изменяющие описание фактических обстоятельств вмененного деяния, если такое изменение обвинения нарушает право подсудимого на защиту.
При оценке того, нарушило ли отредактированное судом обвинение право лица на защиту, следует задаться вопросами: насколько предсказуемым и ожидаемым было для лица изменение обвинения и насколько бы изменилась его защита, если бы такое обвинение ему было предъявлено изначально, то есть органами предварительного расследования?
Правоприменительной практикой за период действия УПК РФ выработались четкие критерии, из которых исходили суды при применении ст. 252 УПК РФ: допустимо изменить обвинение путем применения закона о менее тяжком преступлении либо исключить из обвинения описание обстоятельств, не доказанных в ходе рассмотрения дела, при условии, что изымаемые из обвинения формулировки не разбивают хотя бы один из обязательных элементов состава преступления. Второй случай, как правило, касался обвинений в продолжаемых преступлениях, состоящих из ряда тождественных действий.
Невозможность исправления судами дефектов следствия в тексте предъявленных обвинений, безусловно, являлось и является эффективным средством защиты. Отсутствие в обвинении описания обязательных признаков состава преступления или заведомо несостоятельных утверждений вообще упрощало задачу защиты, ведь в этих случаях не имело практического смысла опровергать доказательства защиты – что опровергать, если предъявленное обвинение не образует состава вмененного преступления? На практике автору случалось принимать такие подарки судьбы по обвинениям с экономическими или должностными составами со сложными фактическими обстоятельствами.
Казалось бы, норма закона, изложенная ясно и недвусмысленно, а также единая правоприменительная практика надежно защищают подсудимых от ее произвольного толкования или игнорирования представителями судебной власти. Как правило, рассмотрение уголовных дел с заведомо «негодными» обвинениями заканчивалось либо вынесением оправдательного приговора, либо возвращением уголовного дела прокурору с последующим прекращением уголовного преследования. Да и невозможно было себе представить, что даже самые ангажированные суды начнут формировать подсудимым новые обвинения, возлагая этим на себя функции органов уголовного преследования.
Однако за последние годы вынесение приговоров, которые искажают суть правосудия, стало обыденностью. И если одни фундаментальные нормы права безнаказанно игнорируются, то почему бы не нарушить еще одну?
Скорее всего, так и рассуждали двое федеральных судей Уфимского районного суда Республики Башкортостан, когда стояли перед известной дилеммой.
В первом случае инспектор ГИБДД обвинялся в подлоге, а именно в том, что самостоятельно поставил подписи вместо водителя в постановлении о привлечении его к административной ответственности. Мотивом таких действий инспектора следователь посчитал отказ водителя передать ему взятку для освобождения от административной ответственности. В суде защите удалось доказать, что требования взятки со стороны инспектора не было. И с учетом того, что доказательства о подделке подписей инспектором были противоречивые (два заключения экспертов-почерковедов с взаимоисключающими выводами), «маячил» оправдательный приговор. Суд, однако, постановил обвинительный приговор. При этом удивил не столько факт его вынесения, сколько его содержание. Суд, не мотивируя свое решение, фактически предъявил подсудимому обвинение, которое существенно отличалось от следственного варианта. Так, суд, убедившись в несостоятельности выводов следователя о мотиве обвиняемого, привел описание, которого в следственном варианте обвинения не было: инспектором при подделке подписей водителя двигали иные побуждения – он испортил бланк постановления, который относится к документам строгой отчетности, а потому была неизбежна дисциплинарная ответственность. Именно поэтому инспектор якобы и подделал подписи водителя. Никакой правовой аргументации о причинах такой замены элемента субъективной стороны преступления в приговоре, конечно же, не имелось.
Во втором случае суд пошел на более откровенное редактирование обвинения. Подзащитный вместе со своей матерью обвинялись в том, что в мае 2008 г. изготовили постановление главы сельской администрации о выделении земли двум гражданам, затем обманным способом подписали его у главы сельской администрации, оформили участки на подставных лиц, после чего оформили в свою собственность. Сельский глава и «подставные» лица являлись по делу свидетелями, так как якобы не ведали, что творили. К без того полной несостоятельности обвинения прибавились бесспорные доказательства того, что в мае 2008 г. подсудимые никак не могли изготовить постановление, а затем подписать его у главы по той причине, что еще в марте того года сельский глава сдал их на хранение в архив районной администрации. При этом сельский глава и другие заинтересованные свидетели обвинения продолжали в один голос утверждать, что события происходили именно в мае 2008 г. У суда не имелось ни единой правовой лазейки для вынесения обвинительного приговора, так как была доказана фальсификация обвинения и всех доказательств. Тогда суд отретушировал обвинение, изъяв из него целые абзацы и вставив новые, полностью изменив ключевые обстоятельства предъявленного обвинения.
Совершенно очевидно, что необходимо добиться адекватной реакции на эти неправосудные судебные акты со стороны суда апелляционной инстанции, ведь описанные случаи – классические примеры искажения сути правосудия.
При оценке того, нарушило ли отредактированное судом обвинение право лица на защиту, следует задаться вопросами: насколько предсказуемым и ожидаемым было для лица изменение обвинения и насколько бы изменилась его защита, если бы такое обвинение ему было предъявлено изначально, то есть органами предварительного расследования?
Правоприменительной практикой за период действия УПК РФ выработались четкие критерии, из которых исходили суды при применении ст. 252 УПК РФ: допустимо изменить обвинение путем применения закона о менее тяжком преступлении либо исключить из обвинения описание обстоятельств, не доказанных в ходе рассмотрения дела, при условии, что изымаемые из обвинения формулировки не разбивают хотя бы один из обязательных элементов состава преступления. Второй случай, как правило, касался обвинений в продолжаемых преступлениях, состоящих из ряда тождественных действий.
Невозможность исправления судами дефектов следствия в тексте предъявленных обвинений, безусловно, являлось и является эффективным средством защиты. Отсутствие в обвинении описания обязательных признаков состава преступления или заведомо несостоятельных утверждений вообще упрощало задачу защиты, ведь в этих случаях не имело практического смысла опровергать доказательства защиты – что опровергать, если предъявленное обвинение не образует состава вмененного преступления? На практике автору случалось принимать такие подарки судьбы по обвинениям с экономическими или должностными составами со сложными фактическими обстоятельствами.
Казалось бы, норма закона, изложенная ясно и недвусмысленно, а также единая правоприменительная практика надежно защищают подсудимых от ее произвольного толкования или игнорирования представителями судебной власти. Как правило, рассмотрение уголовных дел с заведомо «негодными» обвинениями заканчивалось либо вынесением оправдательного приговора, либо возвращением уголовного дела прокурору с последующим прекращением уголовного преследования. Да и невозможно было себе представить, что даже самые ангажированные суды начнут формировать подсудимым новые обвинения, возлагая этим на себя функции органов уголовного преследования.
Однако за последние годы вынесение приговоров, которые искажают суть правосудия, стало обыденностью. И если одни фундаментальные нормы права безнаказанно игнорируются, то почему бы не нарушить еще одну?
Скорее всего, так и рассуждали двое федеральных судей Уфимского районного суда Республики Башкортостан, когда стояли перед известной дилеммой.
В первом случае инспектор ГИБДД обвинялся в подлоге, а именно в том, что самостоятельно поставил подписи вместо водителя в постановлении о привлечении его к административной ответственности. Мотивом таких действий инспектора следователь посчитал отказ водителя передать ему взятку для освобождения от административной ответственности. В суде защите удалось доказать, что требования взятки со стороны инспектора не было. И с учетом того, что доказательства о подделке подписей инспектором были противоречивые (два заключения экспертов-почерковедов с взаимоисключающими выводами), «маячил» оправдательный приговор. Суд, однако, постановил обвинительный приговор. При этом удивил не столько факт его вынесения, сколько его содержание. Суд, не мотивируя свое решение, фактически предъявил подсудимому обвинение, которое существенно отличалось от следственного варианта. Так, суд, убедившись в несостоятельности выводов следователя о мотиве обвиняемого, привел описание, которого в следственном варианте обвинения не было: инспектором при подделке подписей водителя двигали иные побуждения – он испортил бланк постановления, который относится к документам строгой отчетности, а потому была неизбежна дисциплинарная ответственность. Именно поэтому инспектор якобы и подделал подписи водителя. Никакой правовой аргументации о причинах такой замены элемента субъективной стороны преступления в приговоре, конечно же, не имелось.
Во втором случае суд пошел на более откровенное редактирование обвинения. Подзащитный вместе со своей матерью обвинялись в том, что в мае 2008 г. изготовили постановление главы сельской администрации о выделении земли двум гражданам, затем обманным способом подписали его у главы сельской администрации, оформили участки на подставных лиц, после чего оформили в свою собственность. Сельский глава и «подставные» лица являлись по делу свидетелями, так как якобы не ведали, что творили. К без того полной несостоятельности обвинения прибавились бесспорные доказательства того, что в мае 2008 г. подсудимые никак не могли изготовить постановление, а затем подписать его у главы по той причине, что еще в марте того года сельский глава сдал их на хранение в архив районной администрации. При этом сельский глава и другие заинтересованные свидетели обвинения продолжали в один голос утверждать, что события происходили именно в мае 2008 г. У суда не имелось ни единой правовой лазейки для вынесения обвинительного приговора, так как была доказана фальсификация обвинения и всех доказательств. Тогда суд отретушировал обвинение, изъяв из него целые абзацы и вставив новые, полностью изменив ключевые обстоятельства предъявленного обвинения.
Совершенно очевидно, что необходимо добиться адекватной реакции на эти неправосудные судебные акты со стороны суда апелляционной инстанции, ведь описанные случаи – классические примеры искажения сути правосудия.
