Герой нашей предыдущей публикации, «первый российский адвокат» Федор Андреев, не оставил сколько-нибудь яркого следа в истории российской присяжной адвокатуры; а вот о первом помощнике присяжного поверенного этого никак нельзя сказать. Вильгельм Осипович Люстиг быстро стал одной из замечательнейших фигур новой корпорации. Все, кто знал этого выдающегося адвоката, отмечали его высочайшие профессиональные и человеческие качества: «Душевно уравновешенный, в убеждениях непреклонный, с твердою, дисциплинированною волею, с отвращением ко всему внешнему, показному, он светил не одному поколению адвокатов как образец не знающего никаких компромиссов беззаветного служения долгу. В груди его жила одна только душа, никогда не двоившаяся; ему чужд был скепсис, и никогда не омрачало его сомнение в общественном значении его призвания. Как искренний, наивно верующий жрец, он охранял вверенный ему алтарь, разжигая своим примером огонь веры в сердцах других; как строгий пуританин, он требовал от других исполнения долга так, как сам его исполнял», – писал о Вильгельме Осиповиче близко знавший его Максим Моисеевич Винавер.
Источник заимствования: https://dlib.rsl.ru/viewer/pdf?docId=01004180240&page=14&rotate=0&negative=0
Люстиг специализировался на гражданских делах, но вел и уголовные. Помимо собственно адвокатской деятельности он вел чрезвычайно обширную общественную работу в адвокатуре, входил в различные комиссии (например, в знаменитую «комиссию Муравьева», обсуждавшую проект изменений в законодательстве о суде в 1890-е гг.). В течение 27 лет он состоял в Петербургском Совете присяжных поверенных, трижды избирался его председателем и занимал этот пост дольше, чем кто-либо, – в общей сложности 11 лет. Даже в последние месяцы жизни (он скончался в апреле 1915 года) он, уже тяжело больной, возглавлял образованную адвокатами комиссию по организации помощи раненым.
Источник заимствования: http://fpa.hiddenteam.ru/img/history12.png
Он действительно был первым в России помощником присяжного поверенного, записавшись к В.П. Гаевскому в мае 1866 г. и полностью отбыв требуемый пятилетний срок. Надо заметить, что для адвокатов «первого призыва» в силу упрощенных правил «переходного периода» существовали и более короткие пути в сословие, но Люстиг никогда в жизни не искал «облегченных» вариантов.
Вильгельм Осипович оказался в истории российского пореформенного суда «дважды первым» – не только первым помощником присяжного поверенного, но и… первым подсудимым коронного суда!
Через четверть века после описываемого события А.Ф. Кони вспоминал: «Первый уголовный процесс в Петербурге, разбиравшийся 14 июня, без присяжных, привлек массу публики. Дело было несложное. Молодой помощник присяжного поверенного, недовольный резким и решительным отказом одного из судебных следователей города Петербурга в предъявлении ему следственного производства, написал ему письмо, в котором, советуя быть более вежливым с приходящими, прибавлял: "Времена чиновников-громовержцев прошли". Обвинителем по делу выступил прокурор окружного суда Шрейбер, один из ревностных молодых сотрудников Замятнина, заявивших себя изучением практических вопросов, связанных с открытием нового суда. Первая обвинительная речь, сказанная на Руси, отличалась большою сдержанностью и деловитостью. В ней не было напускного пафоса французских обвинений — и это было хорошим признаком, так как с этой стороны нашему зарождающемуся судебному красноречию могла грозить серьезная опасность. Взятая в самом начале неверная нота могла затем вызвать целый ряд фальшивых созвучий. Дело прошло очень гладко и стройно. Были, конечно, некоторые, на теперешний, умудренный опытом и изучением, взгляд, странности. Суд поставил на свое разрешение между прочим отдельный вопрос (!) о том, есть ли в деле увеличивающие или уменьшающие вину подсудимого обстоятельства. Горячий судебный следователь, много и усердно послужив на разных должностях судебному делу, скончался в прошлом году внезапно, в полном разгаре своей деятельности, у гроба безвременно угасшего товарища министра; а почтенный председатель совета петербургских присяжных поверенных, на голове которого уже обильно белеют серебряные нити, вероятно, с незлобивою улыбкою вспоминает то время, когда, явившись первым подсудимым по Судебным уставам, он так волновался, что просил разрешения читать свою защитительную речь».
Источник заимствования: https://files.sudrf.ru/1944/user/Pervoe_zdanie_suda_na_Liteynom_pr._d._4.jpg
Действительно, Анатолий Федорович, как обычно, точен. Судебный следователь Константин Алексеевич Бильбасов отказал Люстигу в сообщении сведений о производящемся у него деле, заметив, что сделает это по окончании следствия, как и предполагает закон. Возмущенный Люстиг написал ему письмо, в котором упрекал его в незнании судебных уставов, и закончил словами: «Еще позвольте предложить Вам один совет. Будьте с приходящими к Вам несколько повежливее. Времена чиновников-громовержцев прошли». Бильбасов был на 8 лет старше Люстига, служил уже 6 лет и счел себя оскорбленным.
Суд на самом деле не разрешил Люстигу читать речь по написанному, и он начал ее несколько парадоксальным заявлением: «Незнание закона, невежливость не наносили никогда никому бесчестья. Сократ говорил, что он знал только одно то, что ничего не знает, и не находил в этом ничего для себя оскорбительного. Точно так же наш народ не считает незнание оскорблением и бесчестием и требует, чтобы мы постоянно учились. "Век живи – век учись",— говорит народ. Точно так же обвинение в невежливости не может быть оскорбительно. Невежливость не бесчестит никого».
Кони не вполне точен в одном – в том, что «дело было несложное»: оно оказалось весьма непростым!
Суд определил в качестве наказания несколько дней ареста на гауптвахте. Начинающий адвокат не смирился и, убежденный в необходимости отстоять справедливость, а также – несомненно! – снедаемый соблазном «протестировать» апелляционные и кассационные возможности новой судебной системы, подал апелляционную жалобу в столичную судебную палату.
Судебная палата, внимательно изучив те статьи Уложения о наказаниях уголовных и исправительных Российской империи (далее – Уложение о наказаниях), где говорилось об оскорблении и явном неуважении к присутственным местам и должностным лицам (13 статей), обнаружила, что поступок Люстига, строго говоря, не попадает ни под одно из имеющихся там описаний. Тогда палата ступила на рискованный путь, применив к нему ст. 280 Уложения о наказаниях «по аналогии» – статья эта предусматривала смирительный дом от 2 до 4 месяцев либо арест на срок от 7 дней до 3 недель за «составление, подкидывание или распространение каким-либо образом ругательных писем», оскорбительных для должностных лиц в связи с исполнением ими служебных обязанностей. В результате палата пришла к выводу, что можно назначить наказание ниже нижнего предела предусмотренной санкции и приговорила Вильгельма Осиповича к трем дням ареста на гауптвахте. Люстиг подал кассационную жалобу.
Источник заимствования: https://dlib.rsl.ru/viewer/pdf?docId=01003544110&page=2&rotate=0&negative=0
Ровно через месяц после подачи жалобы кассационный уголовный департамент Сената под председательством сенатора Арцимовича ее рассмотрел. Дело докладывал сенатор Буцковский, виднейший правовед, один из «отцов» судебной реформы, и в особенности суда присяжных (интересно, что, будучи по образованию военным инженером, он служил по судебному ведомству с 1839 г. и добился высочайшей профессиональной репутации неуклонным самообразованием, став не только крупным юристом-практиком, но и видным ученым). С первым возражением Люстига, состоявшим в том, что если нет статьи об оскорблении должностного лица, точно подходящей к настоящему случаю, то надо применять не аналогию, а общие статьи об оскорблении, судьи не согласились. Они сочли, что «как по свойству правонарушения, так и по сравнительному порядку судебного преследования, преступления того и другого рода не могут быть подводимы под одну категорию и вовсе не состоят между собою в отношениях вида к роду, а составляют различные роды преступлений. Очевидно поэтому, что пробелы в законах о преступлениях этого рода должны быть восполняемы не постановлениями о преступлениях другого рода, но постановлениями о тех преступлениях, которые по роду и важности своей наиболее сходны с деяниями, в законе не предусмотренными».
Источник заимствования: https://ru.wikipedia.org/wiki/Буцковский,_Николай_Андреевич
Зато применение конкретной статьи сенаторы сочли неправомерным: «Судебная Палата, признав, что письмо подсудимого Люстига к судебному следователю Бильбасову содержит в себе не ругательные, а только неприличные слова, и что оно не было им оглашаемо или распространяемо, не имела надлежащего основания применять к настоящему делу закон о таком преступлении, которого существенные признаки несходны с поступком подсудимого — несходны ни в свойстве оскорбления, ни в способе его совершения». Наконец, Сенат указал палате на ст. 286 Уложения о наказаниях: «Кто ругательными или поносительными словами оскорбит чиновника, хотя не в присутственном месте, но однакоже при исполнении им обязанностей службы или вследствие сего исполнения обязанностей его, тот за сие подвергается: заключению в смирительном доме от двух до четырех месяцев. Когда будет доказано, что оскорбление чиновника словами учинено не с умыслом оказать неуважение к месту или лицу, а в пьянстве или по невежеству и неразумию, или же что произнесенные виновным слова были, хотя и неприличны, но не ругательные или поносительные, то он за сие присуждается: к денежному взысканию не свыше ста рублей». Именно ее, по мнению кассатора, и следовало применить в этом деле, так как разница в способе (письменно или устно) малосущественна. Поскольку очевидно (это признала еще палата и Сенат подтвердил), что слова Люстига не являлись ругательными или поносительными, а только неприличными, речь могла идти только о штрафе, но не об аресте. Сенат отменил решение палаты и передал дело на новое рассмотрение другим ее департаментом. Тот применил ст. 286, и первый в России помощник присяжного поверенного (он же первый человек, осужденный коронным судом по новым правилам) «получил» вместо ареста небольшой штраф.
Сегодня нам в этом деле поразительным покажется все: и то, как внимательно три инстанции рассматривали дело об оскорблении представителя власти, и какой уровень независимости они при этом продемонстрировали, и содержание понятия «неприличный» (оно скорее ближе к сегодняшнему «неподобающий»). И, конечно, нетипичное (мягко говоря!) начало адвокатской деятельности одного из виднейших впоследствии защитников – кто из мэтров нынешней адвокатуры мог бы «похвастаться», что на первом месяце работы был осужден по уголовному делу?
А вот же – было!
1 М. Винавер. В.О. Люстих // История русской адвокатуры. Т. 2. М., 1916. С. XIII–XIV.
2 Здесь и далее курсив подлинника.
3 Новые меха и новое вино // Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 4. М., 1967. С. 250.
4 История русской адвокатуры. Т. 1. М., 1914. С. 166.
5 История русской адвокатуры. Т. 1. М., 1914. С. 167.
6 Решения Кассационных Департаментов Правительствующего сената. [Том 01]: за 1866 год. СПб., 1867. С.57.
7 Там же.
8 Сборник статей Уложения о наказаниях, разъясненных: 1. Решениями Уголовного кассационного департамента Правительствующего сената за 1866, 1867 и 1868 гг. 2. Решениями Первого и Второго общих собраний Правительствующего сената. 3. Некоторыми другими решениями и указаниями / Сост. Н. Шрейбер. СПб., 1869. С. 96–97.
