«Можно Вас на минуточку? – симпатизирующий мне судья отозвал меня после заседания в сторону. – Я Вам рекомендую решать вопрос о смене меры пресечения на более мягкую со следователем. Суд здесь не поможет. Слишком статья тяжкая…»
Изучив справку «О состоянии российской адвокатуры на современном этапе», подготовленную ФПА РФ по запросу Минюста России, я вспомнил эту недавнюю историю.
Знакомая каждому адвокату ситуация. Обжаловано постановление суда первой инстанции о продлении срока содержания под стражей. Результат такого обжалования в большинстве случаев предсказуем – жалобу оставят без удовлетворения. И мотивировка судебного акта известна: обстоятельства, послужившие основанием для избрания меры пресечения, не изменились и не отпали. Хотя на самом деле суд эти обстоятельства и не изучал особенно, доводы защиты об отсутствии последних фактически не исследовались – суд их просто проигнорировал. Ситуация часто доходит до абсурда. Некоторые адвокаты вообще советуют своим подзащитным не обжаловать такие судебные постановления ввиду отсутствия всякого смысла. Почему же так сложилось, почему авторитетный и уважаемый судебный контроль превратился в данном случае лишь в некую «формальную» процедуру?
Да потому что названная процедура в том виде, как это предусмотрено в законе, неэффективна, судья фактически не может как следует разобраться в обоснованности меры пресечения. Почему? Давайте рассуждать!
При назначении столь суровой меры пресечения, как заключение под стражу, суд обязан проверить, есть ли основания для такой меры, а именно обоснованно ли подозрение в причастности лица к совершению преступления достаточной степени тяжести, а также имеются ли основания для избрания меры пресечения вообще (ст. 97 УПК РФ). При этом обоснованное подозрение предполагает наличие данных о том, что лицо причастно к совершенному преступлению (застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения; потерпевший или очевидцы указали на данное лицо как на совершившее преступление; на данном лице или его одежде, при нем или в его жилище обнаружены явные следы преступления и т.п.). Проверка обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению не может сводиться к формальной ссылке суда на наличие у органов предварительного расследования достаточных данных о том, что лицо причастно. При рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу судья обязан проверить, содержит ли ходатайство и приобщенные к нему материалы конкретные сведения, указывающие на причастность к совершенному преступлению именно этого лица, и дать этим сведениям оценку в своем решении. Оставление судьей без проверки и оценки обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению должно расцениваться в качестве существенного нарушения уголовно-процессуального закона (ч. 4 ст. 7 УПК РФ), влекущего отмену постановления об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Проверяя обоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению, суд не вправе входить в обсуждение вопроса о его виновности1.
Буквально трактуя указанные разъяснения, суд должен проверить причастность лица к совершению преступления, подтвердить или опровергнуть эту причастность, а уже затем, оценив совокупность всех необходимых факторов, принять законное и обоснованное решение.
А станет ли суд в нынешней ситуации это делать? Ответ отрицательный, и вот почему. Законодательство не запрещает судье, принимавшему ранее решение об избрании и сроках меры пресечения по уголовному делу, участвовать в разрешении данного дела по существу. Более того, в Российской Федерации весьма значительно количество судов, в которых единственный судья ведет уголовные дела. Конечно же, он и избирает меры пресечения по уголовным делам, и выносит впоследствии по этим же делам приговоры. И зачем этому судье на самой ранней стадии расследования вообще входить в обсуждение вопроса о причастности лица к совершению преступления? Как этот судья определит ту грань, когда он решает вопросы о причастности и подозрении, а когда входит в обсуждение вопроса о виновности? Практически, учитывая возможное дальнейшее участие судьи в разрешении дела по существу, определить эту грань невозможно. Поэтому и представить ситуацию, когда следователь заявляет судье о причастности определенного лица к совершению преступления, а судья с этим не соглашается и опровергает эту причастность, закрепляя данный вывод судебным актом, тоже крайне затруднительно.
Вроде бы безвыходное положение?! Но нет. Судебная и следственная системы нашли из этого положения очень простой выход.
Следователь в своем ходатайстве заявляет судье, что причастность лица к совершению преступления подтверждается, судья в судебном заседании проверяет, предъявлено ли лицу обвинение, насколько это обвинение тяжкое и затем, если тяжесть обвинения достаточна, без какой-либо проверки полностью «доверяет» следователю и в судебном постановлении делает вывод, что обоснованность подозрения проверена и сомневаться в ней нет никаких оснований. При этом фактически «подозрение» не оценивает. Вот и вся суть судебной процедуры заключения лица под стражу.
После этого защита подает жалобу в апелляционную инстанцию, в которой, допустим, ссылается на то, что в деле нет ни одного доказательства причастности лица к совершению преступления, никто на данное лицо не указывал, следов преступления на нем нет, обвиняемый во время совершения преступления, допустим, вообще был в другом месте… Суд апелляционной инстанции все эти доводы защиты внимательно выслушивает, затем проверяет, предъявлено ли следователем этому лицу обвинение, не изменялось ли оно и … оставляет постановление суда первой инстанции без изменения со ссылкой на то, что сомневаться в обоснованности подозрения нет оснований, а входить в обсуждение виновности преждевременно.
Ситуация катастрофическая, поскольку следователь фактически никакими ограничениями при предъявлении обвинения не связан. Более того, в большинстве случаев лицу изначально предъявляется обвинение более тяжкое, чем то, которое будет по окончании расследования. И следствие делает это специально, осознанно, зная, что чем тяжелее обвинение, тем больше шансов на то, что обвиняемый до суда будет находиться в следственном изоляторе и с ним будет легче «работать».
Ситуация печальная настолько, что даже практика Европейского Суда по правам человека (далее – ЕСПЧ), решениями которого в подобных случаях периодически признаются нарушения права, предусмотренного ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г., далее – Конвенция), не меняет практику внутригосударственную.
Так, ЕСПЧ в Постановлении Большой палаты по жалобе № 51445/09 «Жеребин против России» применил ст. 46 Конвенции и отметил, что практика содержания под стражей при уголовном производстве без относимых и достаточных оснований, в нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции, стала предметом многочисленных повторяющихся жалоб в ЕСПЧ по делам против Российской Федерации. С момента вынесения первого постановления против РФ о чрезмерно длительном сроке содержания под стражей ЕСПЧ вынес более 110 постановлений против РФ, признав, что состоялись нарушения нормы п. 3 ст. 5 Конвенции. Около 700 жалоб, затрагивающих те же вопросы, ожидают рассмотрения ЕСПЧ. Российские суды удовлетворяют около 90% изначальных ходатайств органов расследования о заключении под стражу и более 93% запросов о продлении сроков содержания под стражей. ЕСПЧ указал на серьезную структурную проблему и пороки функционирования судебной системы, которые негативно влияют и повлияют в будущем на значительное число лиц, обвиненных в совершении преступлений.
Верховный Суд РФ, безусловно, обращает внимание на практику ЕСПЧ, признает данную проблему и пытается принять меры к ее разрешению. По указанной теме приняты уже упомянутое специальное Постановление Пленума ВС РФ № 41, Обзор практики ВС РФ № 2 (2017), утвержденный Президиумом ВС РФ 26 апреля 2017 г., причем ЕСПЧ также указывает на это как на позитивную тенденцию. Но, к сожалению, несмотря на принятые меры, права нарушаются, жалобы ЕСПЧ удовлетворяются, а проблема так и остается неразрешенной. Судьи на местах просто не привыкли, или боятся отказывать в ходатайствах следователей, или не понимают, как им на досудебной стадии решать вопросы причастности. Фактически судьи просто пытаются от них устраниться.
Как мне представляется (и я здесь полностью согласен с содержанием Справки, подготовленной ФПА РФ), выход есть, и он в срочном учреждении института следственных судей. Необходимы системные изменения с введением дополнительного судебного гаранта – судьи, который разрешает вопросы о мерах пресечения на досудебной стадии и не принимает участие в дальнейшем разбирательстве дела по существу.
Предлагаемый институт не является новеллой в системе уголовного процесса, впервые должность следственного судьи была введена Кодексом уголовного расследования, принятым во Франции в 1808 г. Позже он появился и продолжает существовать и в других европейских странах – Италии и Германии. Институт следственных судей успешно зарекомендовал себя и в государствах постсоветского пространства (например, в республиках Казахстан, Молдова), имеющих схожую с российской правовую систему и организацию судопроизводства.
Затягивать с установлением этого института не стоит. До тех пор, пока судебный контроль на стадии досудебного производства будут осуществлять те же судьи, которые реализуют само судебное производство, говорить об эффективности такого контроля нельзя. И получается, что вопросы мер пресечения, действительно, реальнее решать со следователем, у которого совершенно противоположный подход.
Безусловно, существуют и активные критики данного нововведения. Их доводы сводятся к тому, что применение этого института приведет к излишней «американизации» уголовного процесса, нарушит его структуру. Есть также мнение практикующих адвокатов о том, что введением следственного судьи проблему не решить – она намного глубже и заключена в недостатках судебной системы в целом и ее исключительно обвинительном уклоне. Следственный судья может стать также «формальным» звеном, «штампующим санкции на арест».
Конечно, описанная критика имеет право на существование, и опасность сохранения общей обвинительной тенденции остается, но я склонен все же согласиться с позицией ФПА РФ о том, что введение обсуждаемого института необходимо, и как можно скорее. «Viam supervadet vadens» – «Дорогу осилит идущий». Главное, предчувствуя слова критиков, чтобы дорога эта была в правильном направлении.
А пока все остается по-прежнему – на вопрос судьи после процесса: «Можно Вас на минуточку?» я отвечаю: «Пока, к сожалению, можно!»
1 Пункт 2 Постановления Пленума ВС РФ от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога».
