Совет Адвокатской палаты г. Москвы не стал привлекать к дисциплинарной ответственности адвоката за использование им эмоционально насыщенной лексики в судебном разбирательстве.
Квалифкомиссия усмотрела в действиях защитника нарушения КПЭА
Как следует из опубликованного решения Совета АП г. Москвы, в одном из районных судов города N. рассматривалось уголовное дело в отношении двух подсудимых, обвиняемых по п. «а» ч. 4 ст. 291 УК РФ (дача взятки). Защиту одного из подсудимых П. осуществлял защитник по соглашению – адвокат К. В июле прошлого года этот защитник в ходе судебного заседания произнес спорную фразу, что стало поводом для возбуждения столичной палатой дисциплинарного производства в отношении него на основе соответствующего обращения председательствующей судьи Х.
По словам судьи, адвокат К. при допросе свидетеля Г. не соблюдал положения гл. 11 УПК РФ, игнорировал разъяснения суда о том, что судебное разбирательство по делу ведется в рамках предъявленного обвинения, позволял себе неэтичное поведение, что проявилось в том числе в высказывании им следующей фразы: «Ваша Честь, адвокат – эгоист и аморальный тип – это прописано в УПК РФ, адвокат готов, если дело будет прекращено, стриптиз станцевать». Судья также отметила, что ее обращения на предмет недопустимости такого поведения игнорировались защитником, который продолжал свои пререкания, в связи с чем в заседании суда был объявлен перерыв, допрос свидетеля Г. завершен не был, а само судебное разбирательство было отложено.
В заключении от 11 ноября 2020 г. квалификационная комиссия палаты сочла, что в действиях защитника усматриваются нарушения требования п. 1 ст. 4 и п. 2 ст. 8 КПЭА произнесением фразы о стриптизе.
Позиция адвоката
В ходе заседания Совета АП г. Москвы адвокат К. согласился с выводами квалифкомиссии. В частности, защитник пояснил, что ретроспективно осознает неуместность фразы о стриптизе, и если бы ситуация повторилась, то он воздержался бы от ее произнесения. В то же время он отметил, что квалификационная комиссия не прослушала представленную им аудиозапись о сложившейся ситуации острого конфликта в судебном заседании, созданную председательствующей судьей. По словам защитника, судья Х. не давала ему возможность полноценно вести допрос ключевого свидетеля обвинения Г., постоянно перебивала, снимала вопросы, а затем стала его необоснованно укорять за якобы ненадлежащее поведение в судебном заседании и противопоставлять его поведение поведению коллег, которые якобы его за это осуждают.
По мнению адвоката, произнесенная им фраза, которую он расценивает как «неосторожное слово, произнесенное в пылу жаркого судебного спора и в ходе совершения действий по защите прав и свобод своего доверителя при явном нарушении прав адвокатов и посягательстве со стороны судьи на его профессиональное достоинство», была вынужденной реакцией именно на эти действия председательствующей судьи. Он также подчеркнул, что судья не объявляла ему замечания в судебном заседании, однако сочла необходимым обратиться в АП г. Москвы для принятия к нему мер дисциплинарной ответственности.
Адвокат К. добавил, что он обращался к председательствующей судье Х. с просьбой о том, чтобы поменяться местами в зале заседания с гособвинителем, что позволило бы ему находиться рядом со своим доверителем. Однако судья отказала ему в этом, поэтому, находясь на отведенном ему месте в зале судебного заседания, адвокат, задавая вопросы свидетелю Г., был вынужденно обращен к суду спиной.
Совет АП г. Москвы не выявил нарушений
После изучения материалов дисциплинарного производства и позиции адвоката К. Совет палаты счел, что ходатайство об изменении мест расположения защитника и обвинителя в зале судебного заседания было обусловлено необходимостью надлежащего исполнения профессиональных обязанностей защитника и адресовано надлежащему должностному лицу.
«Обращение адвоката к председательствующему в ходе судебного разбирательства для решения различных вопросов, в том числе и организационно-технических (объявление перерыва, согласование дней и времени заседаний, обеспечение зала достаточными местами для участников процесса и публики, размещение участников процесса в зале, использование вспомогательных технических средств и других), является нормальной практикой и направлено на создание наиболее благоприятных условий для выполнения защитником своих полномочий и обязанностей. Поэтому обращение адвоката К. к председательствующей судье, выраженное в корректной форме: “Ваша честь, почему адвокаты сидят отдельно от подзащитных? Нам неудобно. На мой взгляд, логичнее было бы, если адвокаты сидели рядом со своими подзащитными. Считаю, что столы расставлены неправильно”, не может рассматриваться как неуважительное, нарушающее требования закона и профессиональной этики», – отмечено в решении.
Совет также посчитал, что расположение адвоката К. при допросе свидетеля Г. спиной к председательствующей судье было вынужденным и предопределялось не его выбором, а отведенным ему местом в зале заседания. При этом в уголовно-процессуальном законодательстве нет указаний о том, какой частью тела защитник должен быть обращен к председательствующему при участии в процессуальных действиях в судебном заседании, включая допрос свидетелей. Соответственно, вынужденное расположение адвоката К. спиной к председательствующему во время допроса свидетеля не может быть расценено как проявление неуважения к суду, и в профессиональном поведении защитника в этой части отсутствует нарушение норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре, включая КПЭА.
«Из имеющегося в материалах дисциплинарного производства протокола судебного заседания не усматривается очевидное несоответствие выступлений адвоката К. ходу судебного разбирательства. В обращении судьи Х. также не конкретизировано, какими именно действиями адвокат К., по ее мнению, способствовал выходу суда за пределы судебного разбирательства. При таких обстоятельствах и в данной части основания для вывода о нарушении адвокатом К. каких-либо требований законодательства и профессиональной этики адвоката также отсутствуют», – отмечено в решении Совета палаты. В нем также поясняется, что в обращении председательствующей судьи в АП г. Москвы не указано, в чем именно выразились пререкания адвоката с ней.
Спорная фраза не умалила авторитет судебной власти
Касательно фразы «Адвокат – эгоист и аморальный тип, это прописано в УПК РФ. Если нужно, чтобы дело было прекращено, я готов станцевать стриптиз» Совет, вопреки заключению квалификационной комиссии, не усмотрел ни в какой ее части нарушения норм адвокатской этики. Со ссылкой на прецедентную практику ЕСПЧ он напомнил, что в подобных случаях важно учитывать, в частности, причины и условия использования тех или иных выражений, а также устную форму изложения, когда отсутствует возможность переиначить высказанное, облагородить фразу или опустить ее до того, как употребленное выражение станет достоянием слушателей.
«Учитывая эти критерии, Совет соглашается с оценкой квалификационной комиссией первого фрагмента фразы адвоката К. “Адвокат – эгоист и аморальный тип, это прописано в УПК РФ” как не нарушающего норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре, включая Кодекс профессиональной этики адвоката. В этом фрагменте, хотя и в несколько преувеличенной, но этически допустимой форме, приводится мнение об одностороннем характере деятельности адвоката в уголовном процессе, целью которой является не установление “объективной истины”, а отстаивание интересов доверителя и позиции защиты вне зависимости, в том числе, от моральной оценки деяний, в совершении которых обвиняется подзащитный», – отмечено в решении.
Что же касается второй части спорной фразы относительно готовности «станцевать стриптиз», как пояснил Совет АП г. Москвы, этим высказыванием адвоката К. авторитет судебной власти ущемлен не был, и дисциплинарное обвинение в неуважении к суду в отношении него не выдвинуто. При этом Совет согласился с выводами квалифкомиссии о том, что анализируемое высказывание не содержит бранных либо относящихся к «пониженной лексике» выражений. Готовность «станцевать стриптиз» упомянута защитником применительно персонально к себе (но никак не к судье Х.), причем исключительно в переносном смысле. «Нет никаких оснований полагать, что адвокат К. в действительности намеревался или, тем более, пытался исполнить стриптиз в зале или в здании суда. Иными словами, применительно к обстоятельствам настоящего дисциплинарного производства совершенно очевидно, что указание адвоката К. на готовность “станцевать стриптиз” представляет собой не что иное, как образный речевой оборот», – отметил Совет палаты.
Он добавил, что в обоих фрагментах анализируемого высказывания защитником было применено средство убеждения суда путем самоуничижения в целях объяснить свои действия, обосновать позицию и добиться для доверителя благоприятного судебного решения. Такой ораторский прием признается допустимым многолетней практикой судебной риторики. Адвокат с целью достижения большей убедительности собственной аргументации в судебном разбирательстве вправе использовать эмоционально насыщенную лексику, выражения, содержащие метафоры, гиперболы, аллегории, гротеск, элементы иронии и сарказма. «При этом Совет не разделяет мнение квалификационной комиссии о том, что это допустимо лишь при оспаривании позиции обвинения. Совет полагает, что такой ограничительный подход комиссии не основан на смысле и содержании требований профессиональной этики адвоката, в частности ст. 12 Кодекса профессиональной этики адвоката, которая требует от адвоката одинаково корректно и уважительно относиться как к судьям, так и к иным лицам, участвующим в деле. Это же требование в равной мере относится и к возражениям адвокатов против действий (бездействия) судей и других лиц, участвующих в деле», – отмечено в решении.
В связи с этим Совет палаты счел, что в рассматриваемом случае адвокат К. активно и последовательно отстаивал позицию защиты о невиновности своего доверителя П. как на стадии предварительного следствия, так и при рассмотрении дела в суде, где возникла ситуация острого конфликта в результате действий председательствующей судьи, препятствовавшей защитнику в осуществлении защиты подсудимого всеми не запрещенными законом способами (в частности, она неоднократно перебивала адвоката при допросе им ключевого свидетеля обвинения, снимала вопросы, задаваемые им этому свидетелю).
При этом Совет согласился, что для выражения желания достигнуть положительного результата защиты по уголовному делу адвокату следовало бы избрать более уместные в судебном заседании образы, чем выражение готовности исполнения стриптиза, учитывая общеизвестные специфические особенности этого танца. Таким образом, дисциплинарное производство в отношении адвоката было прекращено за отсутствием в его действиях нарушения положений законодательства об адвокатуре и КПЭА.
Спорное высказывание – это фигура речи
В комментарии «АГ» вице-президент АП г. Москвы Вадим Клювгант отметил, что спорное высказывание адвоката следует рассматривать как фигуру речи, в которой был использован образный эмоциональный прием, усиливающий само высказывание. «К данной фразе нужно относиться именно так. Дело в том, что в рассматриваемом случае председательствующая судья не давала адвокату полноценно выполнять свои профессиональные обязанности, в том числе допрашивать ключевого свидетеля обвинения. Этот конфликт начался еще с рассадки участников процесса в зале суда, когда подзащитный по непонятным причинам оказался рядом с прокурором, а не со своим защитником, а просьба адвоката устранить эту несообразность была безмотивно отклонена судьей», – пояснил он.
По словам Вадима Клювганта, эскалация конфликта адвоката со стороны председательствующей судьи шла по нарастающей и в итоге вылилась в воспрепятствование последней в реализации прямых обязанностей адвоката по защите доверителя. «С этих позиций Совет палаты и оценивал поведение адвоката в судебном заседании. Если говорить объективно, конечно, это не самое уместное высказывание, но все произошло спонтанно, в очень напряженной ситуации. Сам адвокат впоследствии признал, что он не повторил бы ее вновь и охарактеризовал как “неосторожное слово, произнесенное в пылу жаркого судебного спора и в ходе совершения действий по защите прав и свобод своего доверителя при явном нарушении прав адвоката и посягательстве со стороны судьи на его профессиональное достоинство”. Совет признал, что спорная фраза, произнесенная в описанной ситуации, не свидетельствует ни о неуважении к суду, ни о неделовой манере поведения адвоката, она не причинила вреда достоинству адвоката и адвокатской профессии. По указанным причинам Совет не усмотрел в действиях адвоката дисциплинарного проступка, совершенного умышленно или по грубой неосторожности», – подчеркнул вице-президент АП г. Москвы.
Адвокаты поддержали выводы Совета
Управляющий партнер АБ «Беков, Исаев и партнеры» Якуб Беков отметил, что, как адвокат палаты г. Москвы, он испытал чувство гордости за коллег, принимавших участие в составлении такого квалифицированного текста. «Хочется, в первую очередь, поблагодарить Совет палаты за занятую позицию: адвокаты почувствуют поддержку сообщества в сложных, неоднозначных ситуациях правомерного противодействия представителям власти», – предположил он.
По словам эксперта, особого внимания заслуживают описательная часть решения и ряд выводов документа. «Так, это выводы о том, что в судебной речи допустимо использовать различные ораторские приемы, в том числе метафорические выражения (в пределах, определенных КПЭА), и о том, что адвокат вправе требовать к себе уважительного отношения суда, позволят адвокатам – судебным ораторам чувствовать себя увереннее, не опасаясь дисциплинарных последствий», – полагает Якуб Беков.
Адвокат АП г. Москвы Анна Минушкина напомнила, что в текущем процессуальном законодательстве ключевым принципом судопроизводства выступает принцип состязательности сторон, при этом стоит отметить, что сущность данного принципа состоит в том, что роль суда при рассмотрении дела направлена только на то, чтобы оказать содействие и создать необходимые условия для реализации сторонами своих процессуальных прав и обязанностей.
«В рассматриваемом же случае судья явно не желала создать условия для реализации процессуальных прав и обязанностей стороны защиты, которая активно и последовательно отстаивала свою позицию, создавала препятствия в осуществлении защиты всеми не запрещенными законом способами, в связи с чем, при данных обстоятельствах в ходе рассмотрения дела назрел конфликт, возникший в результате действий председательствующей судьи, который и стал причиной крайне эмоционального поведения адвоката-защитника», – отметила Анна Минушкина.
По ее словам, разъяснения Совета АП г. Москвы только подчеркнули право адвоката на реализацию своих процессуальных прав по осуществлению защиты (представление интересов) с использованием различных речевых оборотов, в том числе содержащих эмоциональные выражения, поскольку указанное не только привлекает внимание судьи, но и делает выступление адвоката более ярким, а позицию – более убедительной. «Между тем, несмотря на то, что Совет АП г. Москвы одобрил возможность использования адвокатами элементов речевых оборотов не только при отстаивании своей позиции в суде, но и против действий председательствующего судьи, стоит иметь в виду, что эмоциональная окраска высказываний адвоката не должна умалять честь и достоинство судьи, а также достоинство адвоката и адвокатского сообщества в целом и соответствовать деловой манере поведения адвоката», – заключила эксперт.