Конституционный Суд опубликовал Определение от 28 сентября № 2112-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы на п. 1 примечаний к ст. 158 «Кража», ч. 4 ст. 159 «Мошенничество», ч. 3 ст. 180 «Незаконное использование средств индивидуализации товаров (работ, услуг)» УК РФ, а также на ч. 1 ст. 75 «Недопустимые доказательства» УПК РФ.
Заявитель жалобы Александр Чигвинцев был осужден к лишению свободы. По его мнению, оспариваемые им нормы УК не соответствуют Конституции, поскольку они по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой, позволяют устанавливать ущерб от преступления без наличия такового, привлекать лицо к уголовной ответственности в отсутствие в его действиях состава преступления, в том числе преступных последствий хищения, а также позволяют признавать нарушение исключительных прав при отсутствии обязательных сведений о них в публичном реестре. Относительно спорной нормы УПК он указал, что она позволяет суду произвольно выбирать доказательства, в том числе полученные с нарушением закона, и обосновывать ими обвинительный приговор.
Конституционный Суд, изучив представленные материалы, не нашел оснований для принятия жалобы к рассмотрению. Он указал, что нормы уголовного закона служат материально-правовой предпосылкой для уголовно-процессуальной деятельности: подозрение или обвинение в совершении преступления должны основываться лишь на положениях уголовного закона, определяющего преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия, закрепляющего все признаки состава преступления.
Суд пояснил, что единственным основанием уголовной ответственности является наличие всех признаков состава преступления, установление которых происходит только в надлежащем, обязательном для суда и участников уголовного судопроизводства процессуальном порядке (постановления КС РФ от 14 июля 2011 г. № 16-П и от 19 ноября 2013 г. № 24-П).
Ссылаясь на ряд своих постановлений, КС указал, что установление или изменение составов преступлений и мер ответственности связано критериями пропорциональности и соразмерности ограничения прав и свобод граждан конституционно значимым целям (постановления от 5 марта 2013 г. № 5-П; от 31 марта 2015 г. № 6-П; от 8 декабря 2017 г. № 39-П, и др.). «Уголовно-правовая охрана собственности осуществляется лишь от тех деяний, которые содержат признаки соответствующего состава преступления, а действующее правовое регулирование не предполагает наступления уголовной ответственности за правомерное поведение», – отмечено в определении.
КС подчеркнул, что закрепление в уголовном законе составов преступлений против собственности должно проводиться с соблюдением принципов вины, равенства, справедливости и правовой определенности, с тем чтобы содержание уголовно-правовых запретов одинаково воспринималось в правоприменительной практике и было доступно для понимания участникам общественных отношений, а сами запреты служили эффективной защите права собственности (постановления КС РФ от 22 июля 2020 г. № 38-П и от 4 марта 2021 г. № 5-П; определения КС РФ от 20 декабря 2016 г. № 2774-О; от 28 июня 2018 г. № 1453-О и др.).
Суд указал, что ст. 159 УК определяет мошенничество как хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием. При этом под хищением, согласно п. 1 примечаний к ст. 158 данного Кодекса, в его статьях понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Конституционный Суд считает, что нет оснований полагать, что указанные нормы содержат неопределенность в части признаков преступления.
Конституционный Суд напомнил, что ст. 180 УК устанавливает уголовную ответственность за незаконное использование чужого товарного знака, знака обслуживания, наименования места происхождения товара или сходных с ними обозначений для однородных товаров, если это деяние совершено неоднократно или причинило крупный ущерб, а также дифференцирует (усиливает) ответственность в случае совершения такого деяния группой лиц по предварительному сговору. Как указал Суд, данная норма не содержит неопределенности, приводящей к произвольной или противоречивой правоприменительной практике.
Также КС отметил, что УПК предусматривает в ч. 1 ст. 75, что доказательства, полученные с нарушением требований этого Кодекса, являются недопустимыми, не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для установления любого из обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу. Суд пояснил, что указанная уголовно-процессуальная норма также не содержит положений, допускающих ее произвольное применение, служит гарантией принятия законного и обоснованного решения по уголовному делу (определения КС РФ от 21 октября 2008 г. № 527-О-О; от 30 января 2020 г. № 199-О; от 30 июня 2020 г. № 1351-О и др.).
Таким образом, Конституционный Суд пришел к выводу, что оспариваемые нормы, нарушение которых Александр Чигвинцев по существу связывает с неправильным установлением судом ущерба, незаконностью и фальсификацией доказательств, не могут расцениваться как нарушающие его конституционные права. Он отклонил жалобу заявителя, указав, что проверка правильности судебных решений, принятых по его делу, в том числе установление и оценка фактических обстоятельств, не относится к компетенции Конституционного Суда.
Адвокат КА «Галоганов и партнеры» Юрий Катейкин считает, что вопрос о соответствии ст. 75 УПК положениям Конституции РФ более чем актуален на практике. «К сожалению, Конституционный Суд вновь формально отнесся к проблеме, хотя мог внести существенную лепту в становление торжества законности на местах», – заметил он.
По мнению Юрия Катейкина, инициатора обращения вынудило к такому действию то, что судебные органы на практике не единообразно применяют критерии оценки доказательств с точки зрения относимости и допустимости. Один судебный орган на нарушения не обращает внимание, другой признает аналогичные нарушения не просто существенными, а грубыми, достаточными не только для признания доказательств недопустимыми, но и достаточными для внесения частного определения на имя руководителя следственного подразделения, сотрудник которого допустил нарушения, указал адвокат.
«К примеру, в протоколы следственных действий вписаны данные понятых, их адреса, которые на самом деле не существуют. Или же допрошенные в ходе судебного следствия понятые опровергли процессуально важные обстоятельства, отраженные в протоколе. В одном случае председательствующий может указать в приговоре “это не существенно, главное – протокол подписан”. Для другого председательствующего такие нарушения достаточны для внесения “частного определения” и выделения материалов для проведения соответствующей проверки», – рассказал эксперт.
Адвокат указал, что можно, с точки зрения теории, бесконечно рассуждать, что для констатации подобных фактов для профессиональных участников процессов есть апелляционная и кассационная инстанции. Но на практике суммарный срок рассмотрения таких жалоб во второй и третьей инстанциях нередко доходит до двух лет, подчеркнул Юрий Катейкин. «В случае если следственный орган намеренно затягивал ознакомление с материалами дела, предоставляя один том в неделю из двухсоттомного дела, а судебные инстанции на жалобы в этой части никак не реагировали, то общий срок под стражей, в том числе в условиях СИЗО, уже будет стремиться к “бесконечности”. Это судьбы граждан, их подорванное здоровье. Еще 10 лет назад такие факты были единичны, теперь же это приобретает массовый характер», – поделился адвокат.
По мнению Юрия Катейкина, грубых нарушений прав граждан на досудебной и судебной стадиях будет существенно меньше, если внести в ст. 75 УПК некоторые уточнения, пусть даже и дублирующие напрямую другие нормы. Например, прямо прописать, что недопустимыми доказательствами являются: материалы дела, основанные на провокационных действиях сотрудников; протоколы допросов, проведенных в ночное время без согласия допрашиваемого; протоколы осмотров, содержание которых не подтверждается показаниями понятых или видеофиксацией. «Я уверен, это отразится и на “разумных сроках”, и на количестве направляемых жалоб в ЕСПЧ гражданами России по уголовным делам, и на статистике их удовлетворения, и на бюджетных средствах, которые будут, безусловно, сэкономлены», – заключил адвокат.
Адвокат АК «Судебный адвокат» Валерий Саркисов обратил внимание, что указание заявителем жалобы на то обстоятельство, что в публичном реестре отсутствуют сведения об исключительных правах, не соответствует действительности, так как соответствующие реестры размещены на официальном сайте Роспатента и доступны для обозрения всеми желающими.
Валерий Саркисов считает, что судейское усмотрение в части определения доказательств, полученных с нарушением закона, в качестве недопустимых полностью соответствует концепции свободы оценки доказательств судом, положенной в основу уголовно-процессуального законодательства России, и не является абсолютным, так как ограничено действующими нормами.
Адвокат АП Свердловской области Александр Чарыков указал, что рассматриваемая проблема не раз обсуждалась Конституционным Судом. Адвокат отметил, что признаки хищения достаточно четко определены в уголовном законе. По мнению Александра Чарыкова, остается неясным, что подразумевает заявитель, когда пишет, что в его деле ущерб был установлен без наличия такового. Вместе с тем адвокат полагает, что некоторая неопределенность в понимании правоприменителем ст. 180 УК РФ все-таки существует, однако КС в своем определении не стал углубляться в изучение этого вопроса.
Адвокат, управляющий партнер КА «Саранов & Партнеры» Алексей Саранов подчеркнул, что позиция Конституционного Суда в рассматриваемом определении основана на том, что в жалобе нормы оспариваются не сами по себе, а с точки зрения правильности их применения в судебной практике. Он отметил, что проверка правильности судебных решений, принятых по уголовному делу, равно как и установление и оценка его фактических обстоятельств, относится к компетенции вышестоящих судов общей юрисдикции, а не к компетенции Конституционного Суда, поэтому отказ является обоснованным.
Вместе с тем, по мнению адвоката, обозначенная в рассматриваемом определении КС РФ проблема является актуальной для правоприменительной практики. Алексей Саранов разъяснил, что до настоящего времени не сформированы единые подходы к толкованию указанных и других уголовно-правовых норм об ответственности за мошенничество и сходные с ним преступления в сфере экономики, в том числе в части определения характера и размера причиненного ущерба, особенно в случаях частичного возмещения стоимости похищаемого имущества или незаконно приобретаемого права на чужое имущество. Не имеет единого подхода и практика в части разграничения мошенничества, предусмотренного общей нормой (ч. 1–4 ст. 159 УК), с другими видами мошенничества, влекущими ответственность по специальным нормам (ч. 4–7 ст. 159, ст. 159.1–159.3, 159.5 и 159.6 УК), добавил адвокат.
Алексей Саранов полагает, что Постановление Пленума ВС РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 не дает полных ответов на указанные и многие другие вопросы правоприменения, особенно связанные со специальными видами мошенничества, и нуждается в доработке и дополнениях, учитывающих результаты обобщения актуальной практики по делам о мошенничестве. «Не меньшей актуальностью обладают вопросы, связанные с доказательствами и доказыванием по уголовным делам, особенно в части признания полученных по делу доказательств недопустимыми. В настоящее время постановление Пленума ВС РФ, специально посвященное данным вопросам, отсутствует, что не способствует формированию единообразной практики применения соответствующих уголовно-процессуальных норм, несмотря на то, что доказательственное право и основанные на нем правоотношения составляют ядро уголовного процесса», – заключил адвокат.
