Конституционный Суд опубликовал информационно-тематическое собрание своих правовых позиций о привлечении к субсидиарной ответственности по состоянию на декабрь 2021 г.
Позиции КС
В Определении от 15 ноября 2007 г. № 846-О-О КС указал, что положения п. 3 ст. 6 Закона об акционерных обществах, регулирующие такие отношения между основным и дочерним обществами, которые позволяют основному обществу влиять на деятельность дочернего общества при определенных обстоятельствах, направлены на защиту интересов дочернего общества от произвольных указаний основного общества и не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права и свободы: для привлечения основного общества к субсидиарной ответственности наличие формально закрепленного за ним права влиять на деятельность дочернего общества может не иметь решающего значения, поскольку абз. 3 п. 3 ст. 6 Закона об акционерных обществах исходит из необходимости закрепления и возможности использования указанного права, а также наличия вины основного общества.
Согласно Определению от 23 декабря 2014 г. № 2950-О изменение положений законодательства о банкротстве само по себе не влечет отмену судебного акта арбитражного суда, которым он был привлечен к субсидиарной ответственности как бывший руководитель должника и с него в пользу должника была взыскана денежная сумма. Прекращение исполнительного производства по исполнению данного судебного акта при таких обстоятельствах будет означать нарушение гарантированного Конституцией права взыскателя на судебную защиту, что недопустимо.
В Определении от 9 февраля 2017 г. № 219-О КС отметил, что законодатель с принятием Закона от 5 мая 2014 г. № 99-ФЗ в части включения в ГК п. 6 ст. 123.22 стремился усовершенствовать институт ответственности учреждений посредством снятия ограничений в отношении возможности возложения субсидиарной ответственности на собственника имущества автономного учреждения в случаях причинения вреда гражданам, установив тем самым дополнительные гарантии прав последних как более слабой стороны в правоотношениях с участием учреждения.
Там же Конституционный Суд указал, что участники гражданско-правовых отношений, приобретая свои гражданские права своей волей и в своем интересе, будучи свободными в установлении своих прав и обязанностей на основе договора, в том числе и с муниципальными автономными учреждениями, несут риск неудовлетворения своих имущественных требований. Поскольку законодательство не предусматривало и не предусматривает соответствующего объема гарантий для кредиторов муниципальных автономных учреждений (начиная с момента появления такого вида учреждений), это ориентирует контрагентов на проявление необходимой степени осмотрительности еще при вступлении в гражданско-правовые отношения с субъектами, особенности правового статуса которых не позволяют в полной мере прибегнуть к институту субсидиарной ответственности, предполагая возможность использования существующих гражданско-правовых способов обеспечения исполнения обязательств.
В Постановлении от 8 декабря 2017 г. № 39-П Конституционный Суд указал, что особенность правонарушений, совершаемых в налоговой сфере организациями, заключается в том, что, будучи юридическим лицом, организация совершает противоправное деяние опосредованно – через действия руководителей или работников, выполняющих функции бухгалтера, которые тем самым совершают административное правонарушение или преступление и несут административную либо уголовную ответственность. При этом субъекты налоговых преступлений, предусмотренных УК, а также иные лица, чьи противоправные действия привели к непоступлению налогов в бюджет, не освобождаются от обязанности возместить причиненный этими противоправными действиями имущественный ущерб соответствующему публично-правовому образованию, которое должно иметь возможность удовлетворить свои законные интересы в рамках как уголовного законодательства, так и гражданского законодательства об обязательствах вследствие причинения вреда.
Суд отметил, что лица, чьи противоправные действия привели к непоступлению налогов в бюджет, обязаны возместить причиненный ущерб. В таких случаях между физическим лицом, из-за которого непосредственный налогоплательщик не смог реализовать свои налоговые обязанности, и публично-правовым образованием возникают гражданские правоотношения. Таким образом, возможно привлечение физических лиц не только к административной или уголовной, но и к деликтной ответственности, предусмотренной гражданским законодательством, в той мере, в какой совершение ими соответствующих правонарушений сопровождается причинением вреда бюджетам публично-правовых образований.
То обстоятельство, заметил КС, что поступление налоговых платежей в бюджет происходит на основании не гражданско-правовых, а публично-правовых (налоговых) норм, не означает обязательность регулирования только Налоговым кодексом отношений по поводу возмещения ущерба, причиненного бюджетам Российской Федерации, субъектов РФ и муниципальных образований. В соответствии с НК РФ ответственность за неуплату налогов в любом случае несет организация, но в порядке, установленном нормами уголовного, административного и гражданского законодательства, могут нести ответственность и ее работники.
В этом же постановлении Суд отметил, что возмещение физическим лицом вреда, причиненного неуплатой организацией налога в бюджет или сокрытием денежных средств организации, в случае привлечения его к уголовной ответственности может иметь место только при соблюдении установленных законом условий привлечения к гражданско-правовой ответственности и только при подтверждении окончательной невозможности исполнения налоговых обязанностей организацией-налогоплательщиком. В противном случае имело бы место взыскание ущерба в двойном размере, а значит, неосновательное обогащение бюджета, чем нарушался бы баланс частных и публичных интересов, а также гарантированные Конституцией свобода экономической деятельности и принцип неприкосновенности частной собственности.
КС указал, что привлечение физлица к гражданско-правовой ответственности за вред, причиненный публично-правовому образованию в размере подлежащих зачислению в его бюджет налогов организации-налогоплательщика, возникший в результате уголовно-противоправных действий этого лица, возможно лишь при исчерпании либо отсутствии правовых оснований для применения предусмотренных законодательством механизмов удовлетворения налоговых требований за счет самой организации или лиц, привлекаемых к ответственности по ее долгам. Этим не исключается использование мер, предусмотренных процессуальным законодательством, для обеспечения возмещения причиненного вреда в порядке гражданского судопроизводства после наступления указанных обстоятельств, имея в виду в том числе возможность федерального законодателя учесть особенности применения таких мер в данных правоотношениях с учетом выраженных Конституционным Судом правовых позиций.
В тех же случаях, когда судом установлено, что юрлицо служит лишь «прикрытием» для действий контролирующего его физлица, не исключается возможность привлечения такого физлица к ответственности за вред, причиненный бюджету в связи с совершением соответствующего налогового преступления, еще до наступления указанных признаков невозможности исполнения юридическим лицом налоговых обязательств, отметил Суд.
Также КС указал, что не могут предрешать выводы суда о возможности привлечения к гражданско-правовой ответственности лица, в отношении которого уголовное преследование по обвинению в налоговом преступлении было прекращено по нереабилитирующим основаниям, акты налоговых органов и послужившие основанием для возбуждения соответствующего уголовного дела материалы налоговых проверок деятельности организации-налогоплательщика – равно как и материалы предварительного расследования, в деле о возмещении вреда они выступают письменными доказательствами и по отношению к иным доказательствам, в том числе представляемым суду ответчиком, не обладают большей доказательственной силой.
Согласно Определению от 27 сентября 2018 г. № 2305-О положение п. 1 ст. 1064 ГК не предполагает привлечение лица к деликтной ответственности в отсутствие состава гражданского правонарушения, а также наличие права налоговых органов на преодоление выводов, сформулированных арбитражным судом при рассмотрении дела о привлечении контролирующего должника лица к субсидиарной ответственности, посредством обращения в суд общей юрисдикции с требованием о возмещении бывшим руководителем юридического лица – налогоплательщика вреда в размере неуплаченных последним налогов и, соответственно, принятие судами противоречивых решений.
В Постановлении от 5 марта 2019 г. № 14-П отмечается, что установление состава гражданского правонарушения требуется при привлечении к гражданско-правовой ответственности, даже если бездействие, повлекшее возникновение убытков, вызвано нарушением специальных норм Закона о банкротстве.
Сам же по себе факт замещения должности руководителя организации-должника не может расцениваться как безусловно подтверждающий противоправность и виновность поведения соответствующего лица, а возникновение у уполномоченного органа расходов, связанных с делом о банкротстве, не может автоматически признаваться следствием противоправного поведения руководителя должника. В частности, неподача руководителем должника заявления о банкротстве возглавляемой им организации может быть обусловлена конкретными обстоятельствами ее деятельности. То, что вся ответственность за неподачу заявления должника не может в любом случае возлагаться исключительно на его руководителя, фактически признал и законодатель, дополнив ст. 9 Закона о банкротстве п. 31 об обязанности иных контролирующих должника лиц подать заявление о признании его банкротом в случае, если такое заявление не было подано руководителем должника.
Суд отметил, что неисполнение руководителем должника обязанности подать заявление о признании должника банкротом в арбитражный суд само по себе еще не влечет неизбежных расходов уполномоченного органа. А без исследования обстоятельств, подтверждающих или опровергающих разумность и осмотрительность действий (бездействия) всех лиц, которые повлияли на возникновение и размер расходов по делу о банкротстве (самого руководителя должника, иных контролирующих должника лиц, уполномоченного органа, арбитражного управляющего и др.), невозможно однозначно установить, что возникновение убытков у уполномоченного органа связано исключительно с противоправным поведением руководителя должника, которое выразилось в неподаче заявления о признании должника банкротом. Взыскание же с руководителя должника в полном объеме соответствующих расходов, возникших в том числе из-за неверной оценки уполномоченным органом и иными лицами возможности их погашения за счет средств должника, не отвечало бы общим принципам юридической ответственности, приводило бы к нарушению прав руководителя должника и тем самым противоречило бы Конституции.
В Постановлении от 12 мая 2020 г. № 23-П КС указал, что бюджетные учреждения, имея специальную правоспособность, обладают имущественными правами для решения задач, которые ставит перед ними учредитель – публичный собственник, участвуют в гражданском обороте в очерченных законом границах и сообразно целям своей деятельности, выступая в гражданских правоотношениях от своего имени и неся, по общему правилу, самостоятельную имущественную ответственность по своим обязательствам.
Суд отметил, что объектом взыскания фактически может быть лишь то имущество, которое учредитель муниципального бюджетного учреждения не посчитал нужным включить в соответствующий перечень. Это свидетельствует о том, что в правовом регулировании ответственности муниципальных бюджетных учреждений по своим долгам объем гарантий для их кредиторов сужен с момента появления такого вида учреждений. Данное обстоятельство требует от контрагентов должной степени осмотрительности еще при вступлении в гражданско-правовые отношения с субъектами, специфика правового статуса которых не позволяет в полной мере прибегнуть к институту субсидиарной ответственности и предполагает возможность использовать существующие способы обеспечения исполнения гражданско-правовых обязательств.
КС указал, что арбитражные суды, вынося решения о невозможности привлечь собственника имущества ликвидируемого муниципального бюджетного учреждения к субсидиарной ответственности по обязательствам этого учреждения, вытекающим из публичного договора теплоснабжения, руководствуются в том числе п. 5 ст. 123.22 ГК и последовательно исходят из установленных законом особенностей организационно-правовой формы муниципального бюджетного учреждения как юридического лица. При этом не принимаются во внимание как общие и специальные цели создания и важные аспекты деятельности муниципального бюджетного учреждения в рамках выполнения возложенных на него полномочий, реализация которых требует заключения им публичных договоров, так и невозможность его контрагентов отказаться от заключения и исполнения таких договоров. Вопреки положению ч. 3 ст. 17 Конституции о том, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц, сложившийся подход не может обеспечить надлежащий баланс между законными интересами должника и кредитора, поскольку не исключает злоупотреблений правом со стороны должников – муниципальных бюджетных учреждений, имущество которых в ряде случаев оказывается, по сути, «защищено» их публичным собственником от имущественной ответственности перед контрагентами.
При отсутствии юридической возможности снять ограничения в отношении возложения субсидиарной ответственности на собственника имущества бюджетного учреждения, в том числе муниципального, подобное правовое регулирование способно повлечь нарушение гарантируемых Конституцией прав стороны, заключившей и исполнившей публичный договор и не получившей встречного предоставления, отметил КС.
В Постановлении от 21 мая 2021 г. № 20-П Суд указал, что по смыслу п. 31 ст. 3 Закона об ООО, рассматриваемого в системной взаимосвязи с положениями п. 3 ст. 53, ст. 53.1, 401 и 1064 ГК, образовавшиеся в связи с исключением из ЕГРЮЛ общества с ограниченной ответственностью убытки его кредиторов, недобросовестность или неразумность действий (бездействия) контролирующих общество лиц при осуществлении принадлежащих им прав и исполнении обязанностей в отношении общества, причинная связь между указанными обстоятельствами, а также вина таких лиц образуют необходимую совокупность условий для привлечения их к ответственности. Соответственно, привлечение к ней возможно только в том случае, если судом установлено, что исключение должника из реестра в административном порядке и обусловленная этим невозможность погашения им долга возникли в связи с действиями контролирующих общество лиц и по их вине, в результате их недобросовестных и (или) неразумных действий (бездействия).
Неосуществление контролирующими лицами ликвидации ООО при наличии на момент исключения из ЕГРЮЛ долгов общества перед кредиторами, тем более в случаях, когда исковые требования кредитора к обществу уже удовлетворены судом, может свидетельствовать о намеренном, в нарушение предписаний ч. 3 ст. Конституции, пренебрежении контролирующими общество лицами своими обязанностями, попытке избежать рисков привлечения к субсидиарной ответственности в рамках дела о банкротстве общества, приводит к подрыву доверия участников гражданского оборота друг к другу, дестабилизации оборота, а если долг общества возник перед потребителями – и к нарушению их прав, защищаемых специальным законодательством о защите прав потребителей.
КС заметил, что само по себе исключение общества из ЕГРЮЛ не может служить неопровержимым доказательством совершения контролирующими общество лицами недобросовестных действий, повлекших неисполнение обязательств перед кредиторами, и достаточным основанием для привлечения к ответственности в соответствии с положениями, закрепленными в п. 31 ст. 3 Закона об ООО. Соответственно, отметил Суд, лицо, контролирующее общество, не может быть привлечено к субсидиарной ответственности, если докажет, что при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по обычным условиям делового оборота и с учетом сопутствующих деятельности общества с ограниченной ответственностью предпринимательских рисков, оно действовало добросовестно и приняло все меры для исполнения обществом обязательств перед своими кредиторами.
Согласно Постановлению от 16 ноября 2021 г. № 49-П при недостатке у должника средств для покрытия долгов негативные последствия нередко несут контролировавшие должника лица, привлеченные к субсидиарной ответственности. Даже если в итоге расчеты с кредиторами осуществляются за счет сохранившегося имущества должника, до их завершения объем включенных в реестр требований также влияет на правовое положение субсидиарного должника, во многом определяя состав и объем принятых обеспечительных мер и тем самым ограничивая его имущественные права. При этом включение всех возможных требований в реестр требований кредиторов затрагивает права и законные интересы этого лица и в том случае, когда оно непосредственно не названо в конкретном судебном акте.
В рамках же обособленного производства контролировавшее должника лицо уже не имеет возможности оспорить размер задолженности должника перед кредитором и обоснованность включения соответствующего требования в реестр. Таким образом, наличие нормативного регулирования, позволяющего привлечь контролировавших должника лиц к субсидиарной ответственности в рамках дела о банкротстве, свидетельствует о необходимости обеспечения этих лиц и надлежащими средствами судебной защиты, включая возможность обжаловать судебное решение, принятое в рамках того же дела о банкротстве по результатам рассмотрения заявления кредитора о включении его требований в реестр требований кредиторов, в части определения размера данных требований за период, когда субсидиарный ответчик являлся контролирующим лицом по отношению к должнику.
КС указал, что отсутствие в указанных случаях возможности обжаловать судебный акт ухудшает процессуальные возможности защиты прав этих лиц по сравнению с лицами, перечисленными в п. 1 ст. 34 Закона о банкротстве, повышает риски принятия произвольного решения в части определения размера требований кредиторов в рамках дела о банкротстве, поскольку доводы лица, привлеченного к субсидиарной ответственности, остаются без внимания и тем самым создаются формальные препятствия для оценки такого решения на предмет его законности и обоснованности. Снижение уровня гарантий судебной защиты прав лиц, привлеченных к субсидиарной ответственности, нельзя признать справедливым и соразмерным в контексте предписаний ч. 3 ст. 55 Конституции.
Комментарии экспертов
Руководитель арбитражной практики АБ г. Москвы «Халимон и партнеры» Игорь Ершов отметил, что за 14 лет законодательство о субсидиарной ответственности значительно изменилось, а судебная практика развивается в режиме реального времени и вектор в значительной степени задают арбитражные суды и СКЭС ВС.
По его мнению, наибольший интерес вызывают позиции, изложенные в постановлениях от 21 мая 2021 г. № 20-П и от 16 ноября 2021 г. № 49-П. Так, в первом важно обращение внимания к проблеме субсидиарной ответственности при исключении юридического лица из ЕГРЮЛ. «В настоящее время часто можно услышать от представителей бизнес-сообщества тезис о возможности избежать ответственности, ликвидировав юридическое лицо. Однако КС РФ дает ответ подобным предположениям: только добросовестное поведение и принятие контролирующим лицом всех мер для исполнения обществом обязательств перед кредиторами позволят избежать субсидиарной ответственности», – отметил юрист.
Что касается защиты права субсидиарного должника (КДЛ) на процессуальное обжалование судебных актов по результатам рассмотрения заявлений кредиторов о включении требований в реестр требований кредиторов, то такое право необходимо КДЛ, посчитал Игорь Ершов. «“Маркировка” субсидиарного ответчика статусом КДЛ не означает, что лицо-КДЛ не может привести доводы о необоснованности заявленных кредиторами требований, тем самым снизив кредиторскую задолженность юридического лица и размер своей ответственности», – указал он.
По мнению адвоката АП Саратовской области Михаила Осипова, в обществе сформировался социальный запрос на то, чтобы фактические собственники компаний и их директора несли финансовую ответственность за принимаемые ими решения, а также чтобы не было, как раньше, когда организация признавалась банкротом без имущества, а бенефициары оставались довольными и при деньгах. В этой связи, отметил он, были внесены соответствующие дополнения в Закон о банкротстве, началось применение этих норм права на практике. Со временем системообразующие и особо значимые споры стали предметом рассмотрения КС.
«В сборнике представлены определения и постановления за большой период времени – с 2007 г. по 2021 г. За это время менялось законодательство, в том числе и Основной Закон России. Со стороны Конституционного Суда происходит все более детальное толкование норм права и их применения. Условно этот трек можно назвать “от общего к частному”. Как мы видим даже по данному документу, к 2021 г. судебные акты Конституционного Суда стали выноситься чаще. Поэтому мнение КС по вопросу привлечения к субсидиарной ответственности КДЛ имеет неоценимое значение в разрезе соответствия практики применения специального Закона о банкротстве и его соответствия Конституции», – посчитал Михаил Осипов.
По мнению юриста юридической фирмы «Арбитраж.ру» Антона Кравченко, хронологическое изложение правовых позиций позволяет говорить о том, что КС, начиная с Постановления от 8 декабря 2017 г. № 39-П, последовательно развивает в своей практике доктрину «снятия корпоративной вуали», позволяющей возложить ответственность по долгам юридического лица на его контролирующих лиц, злоупотребляющих корпоративной формой. «Эта тенденция ярко продемонстрирована в Постановлении от 21 мая 2021 г. № 20-П, последствиями которого на практике стали как увеличение дел по искам кредиторов о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности по долгам исключенных из ЕГРЮЛ обществ, так и увеличение числа удовлетворенных исков», – указал он.
Антон Кравченко отметил, что обратной стороной такой тенденции явилась необходимость обеспечения привлекаемых к субсидиарной ответственности лиц надлежащими средствами судебной защиты, на что КС обратил внимание в последнем постановлении сборника. По его мнению, изложенная в Постановлении № 49-П позиция позволяет пресечь порочную практику некоторых арбитражных судов, не признававших за контролирующими лицами прав на возражение против требований кредиторов и обжалование судебных актов, на которых такие требования основаны.
