«Все основные положения права необходимой обороны в нашем законодательстве верны, остается развивать их частностями. Эти частности разовьются при всестороннем обсуждении вопроса на практике, в суде. Дело гласного суда – указать на те пробелы, которые надо пополнить, и на те ошибки, которые надо исправить в законах о необходимой обороне. Надо надеяться, что наш новый суд, поднимая и развивая юридические воззрения народа, выяснит с особою ясностью существо права необходимой обороны. Законодательству останется только принимать в соображения его указания по этому вопросу. Это время, когда наука, законодательство и судебная практика пойдут у нас рука об руку, можно надеяться, настанет скоро…», – резюмировал свою работу «О праве необходимой обороны» Анатолий Кони более столетия назад.
4 июля Верховный Суд РФ представил очередные «частности», обобщив практику применения судами норм гл. 8 УК РФ, касающихся обстоятельств, исключающих преступность деяния, а также ст. 108 и 114, предусматривающих ответственность за убийство и причинение вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны и мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (далее – обзор).
В целом обзор базируется на фундаментальных разъяснениях, содержащихся в Постановлении Пленума ВС РФ от 27 сентября 2012 г. № 19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление» (далее – Постановление № 19), и каких-либо новых позиций не содержит.
ВС, разбирая ошибки, допущенные судами, акцентировал внимание на правильности оценки той или иной ситуации – т.е., по существу, субъективного отношения к ним со стороны судов.
Ярким примером тому является приведенное в обзоре уголовное дело в отношении С., который был осужден приговором Сургутского районного суда ХМАО-Югры от 26 мая 2016 г. по ч. 4 ст. 111 УК РФ с дальнейшей отменой приговора и последующих судебных решений Судебной коллегией по уголовным делам ВС РФ и переквалификацией деяния на ч. 1 ст. 108 УК РФ.
С точки зрения защиты С. подобная переквалификация безусловно является победой, однако если рассмотреть ситуацию в другом ракурсе, решение судебной коллегии не столь однозначно.
Так, за основу обстоятельств инцидента суды взяли показания С., рассказавшего, что в тот вечер у них с братом произошел конфликт, в который вмешался их квартирант. В ходе ссоры между С. и квартирантом завязалась потасовка, квартирант ударил С. по лицу, тот схватил его за руку, в которой квартирант держал нож, и стал выворачивать, в результате чего завладел ножом. В процессе борьбы С. ударил квартиранта ножом сначала в область живота, затем в спину, после чего вышел из квартиры, попросив соседку позвонить в «скорую помощь» и полицию.
Отменяя судебные решения, ВС отметил, что суд не исследовал обстоятельства, предшествовавшие конфликту, характеристики потерпевшего и осужденного, их физические данные и возраст, хотя эти сведения имеют существенное значение для оценки событий преступления. Далее приведен анализ личности потерпевшего как неработающего, употребляющего спиртные напитки, вспыльчивого, особенно в состоянии опьянения, принадлежность ножа потерпевшему и предположения свидетеля о возможности нападения со стороны потерпевшего.
К сожалению, тексты судебных решений не опубликованы, что препятствует детальному анализу установленных обстоятельств дела, тем не менее в исходных данных, содержащихся в обзоре, отсутствует информация о том, что потерпевший, держа в правой руке нож, высказывал угрозы жизни и здоровью С., в том числе возможности применения ножа. Удар в лицо осужденному, который не может быть отнесен к разряду насилия, опасного для жизни обороняющегося или другого лица, потерпевший нанес не ножом, что в некоторой степени свидетельствует о нежелании его использования, к тому же обстоятельства, при которых в его руках оказался нож, не установлены. Нет данных и о наличии у С. телесных повреждений, которые могли образоваться в результате потасовки.
Кроме того, нельзя однозначно утверждать, что именно потерпевший явился инициатором конфликта, ведь исходя из показаний С., потерпевший вмешался в уже начавшуюся между братьями ссору.
Приведенные мной контраргументы подчеркивают субъективную оценку событий со стороны судов различных уровней. Думается, ценность обзора была бы значительно больше, если бы высшая судебная инстанция в своих разъяснениях предприняла попытки исключения подобного субъективного фактора.
Несмотря на разъяснения ВС, грань, разделяющая допустимую и недопустимую защиту, а также ее правомерность и превышение пределов, до сих пор является неопределенной. Проблема обозначения этой границы видится в том, что обороняющийся находится в стрессовой ситуации под влиянием волнения, страха, замешательства. Эти эмоции в ряде случаев препятствуют адекватному восприятию и оценке угрожающей опасности, чтобы спрогнозировать намерения нападающего и принять соответствующие меры защиты.
В связи с этим представляется, что при возникновении спорных моментов, относящихся к необходимой обороне либо превышению ее пределов, есть смысл шире использовать возможности психологических исследований личности как обороняющегося, так и нападающего, с оценкой их индивидуальных особенностей и эмоционального состояния применительно к конкретным событиям. Понятно, что в силу ч. 2 ст. 17 УПК РФ никакие доказательства не имеют заранее установленной силы, однако подобными видами исследований в ряде случаев упомянутый индивидуальный субъективный фактор при рассмотрении уголовных дел рассматриваемой категории можно исключить.
К сожалению, ни Постановление № 19, ни обзор не содержат рекомендаций проведения психологических и психолого-психиатрических экспертиз, в то же время в обзоре приведен ряд дел, где таковые были успешно использованы. Развивая свои выводы в этом направлении, суд признал несоразмерными последствия нанесения удара деревянным кием, соединенным металлическими болтами, фактам удара стеклянным графином, а равно руками или ногами нападавшего и свидетеля. Кроме того, суд сослался на тот факт, что С. является профессиональным игроком в бильярд, имеет поставленный удар кием и не мог не осознавать последствия его нанесения.
Постановлением президиума Московского областного суда от 5 сентября 2018 г. № 382 приговор и апелляционное определение в отношении С. были отменены, а уголовное дело прекращено на основании п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ за отсутствием в деянии состава преступления.
Отмечено, что суд не принял во внимание время, место, обстановку и способ посягательства, предшествовавшие ему события, а также эмоциональное состояние оборонявшегося. В частности, из установленных обстоятельств следует, что на замечание С. по поводу поведения в баре потерпевшего и свидетеля, находившихся в состоянии алкогольного опьянения, потерпевший высказал оскорбления и вместе со свидетелем, державшим в руке стеклянный графин, напал на С. Последний, удаляясь от нападавших и воспринимая их действия как посягательство на свою жизнь и здоровье, находился в состоянии необходимой обороны, что также подтверждается актом амбулаторной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, согласно которому С. в тот момент находился в состоянии эмоционального напряжения, обусловленного поведением потерпевшего, и испытывал переживания, страх, опасения за свою безопасность, а также растерянность, что несколько снижало возможность интеллектуального опосредования действий и прогноза их возможных последствий.
В другом примере из обзора президиум Свердловского областного суда отменил приговор Орджоникидзевского районного суда г. Екатеринбурга и апелляционное определение судебной коллегии по уголовным делам Свердловского областного суда и прекратил дело в отношении Л., осужденной по ч. 4 ст. 111 УК РФ, за отсутствием состава преступления (постановление от 22 июля 2015 г. по делу № 44у-126/2015).
В числе прочих доказательств при вынесении решения о прекращении дела были приняты во внимание выводы комплексной судебно-психиатрической экспертизы, согласно которым в момент противоправного посягательства на Л. она находилась в состоянии эмоционального напряжения, возникшего на фоне конфликта с погибшим, испугалась за свою жизнь и жизнь ребенка, хотела остановить нападавшего.
Как установил суд, потерпевший более двух часов избивал Л., нанес ей множественные удары ногами и руками; применив в качестве оружия кухонный нож, нанес три резаные раны в область жизненно важных органов – шеи и живота, а также высказывал угрозы убийством, которые она воспринимала реально. После этого мужчина лег на диван и положил нож возле себя. В этот момент Л. схватила указанный нож и умышленно нанесла им смертельные ранения пострадавшему.
Однако далее мы вновь видим неоднозначность оценки действий обороняющегося. Так, после направления уголовного дела на новое рассмотрение в апелляцию, апелляционным определением судебной коллегии по уголовным делам Пермского краевого суда от 27 июля 2017 г. приговор первой инстанции в отношении Ш. был изменен, а ее действия переквалифицированы с ч. 1 ст. 105 на ч. 1 ст. 108 УК РФ.
Из материалов дела и приведенных в приговоре доказательств, в том числе показаний Ш., видно, что потерпевший ранее неоднократно избивал ее, угрожал убийством, в связи с чем женщина обращалась в полицию и скрывалась вместе с дочерью у сестры. В день, когда было совершено убийство, потерпевший вновь избил Ш., душил, пинал ногами, угрожал, бросал в нее различные предметы. Когда потерпевший схватил ребенка за волосы, женщина позвонила в полицию. Сотрудники полиции освободили мужчину через 20 минут, после чего, как поясняла Ш., он зашел в кухню, где схватил Ш. за шею. Она, испугавшись, оттолкнула его, он попятился, затем с силой толкнул ее в грудь, отчего она упала. При этом пострадавший оскорблял Ш. и высказывал в ее адрес угрозы. Вставая, женщина увидела на полу нож, которым нанесла пострадавшему два удара, в результате которых тот умер.
Как было отмечено, действия Ш. в итоге были квалифицированы по ч. 1 ст. 108 УК РФ, хотя на самом деле обстоятельства в некоторой степени схожи с ранее приведенным делом о бытовом насилии, которое было прекращено за отсутствием состава преступления.
В данном случае также не был ясен момент окончания преступного посягательства со стороны потерпевшего и были достаточные основания полагать, что последний продолжит свои противоправные действия и может лишить Ш. жизни. Тем не менее ее действия все-таки признаны судом преступными, хотя квалифицированы не как умышленное убийство. Связано такое решение с отсутствием экспертного психологического исследования или нет, сказать сложно, однако факт остается фактом.
Ввиду отмеченных противоречий разъяснения высшей судебной инстанции, представленные в обзоре, на мой взгляд, породят больше вопросов, нежели ответов.
