Мне может быть вменяемо то, что содержалось в моем умысле,
и при рассмотрении преступления – это преимущественно и имеет значение.
Но в вине заключается лишь совершенно внешняя оценка поступка,
лишь ответ на вопрос, совершил ли я или не совершил некоторое деяние,
и из того обстоятельства, что я виноват в чем-то еще,
не следует, что происшедшее событие может быть мне вменено.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель «Философия права», 1820 г.
Существование и деятельность адвокатского сообщества невозможны без соблюдения корпоративной дисциплины и профессиональной этики, заботы адвокатов о чести и достоинстве, об авторитете адвокатуры.
Понятие дисциплинарной ответственности адвоката в юридической литературе сформулировано следующим образом: особый вид юридической ответственности специального субъекта правоотношений, понимаемой как присущее адвокату чувство долга и добросовестного отношения к своим обязанностям, а в аспекте ответственности – как применяемая к адвокату в особом процедурном порядке мера взыскания за ненадлежащее исполнение профессионального долга.
Состав правонарушения, порождающего привлечение адвоката к дисциплинарной ответственности, сформулирован в п. 1 ст. 18 КПЭА, в соответствии с которым нарушение адвокатом требований законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре и КПЭА, совершенное умышленно или по грубой неосторожности, влечет применение мер дисциплинарной ответственности, предусмотренных указанными правовыми актами.
Мерами дисциплинарной ответственности в соответствии с п. 6 ст. 18 КПЭА являются: замечание, предупреждение, прекращение статуса адвоката.
При избрании меры дисциплинарной ответственности совет адвокатской палаты для обеспечения целей, отвечающих требованию справедливости дисциплинарного разбирательства, предусмотренному п. 3 ст. 19 КПЭА, исходит из тяжести проступка и обстоятельств его совершения, – то есть при применении к адвокату дисциплинарного взыскания совет должен соблюдать общие принципы юридической ответственности – справедливость, равенство, законность, вина, гуманизм.
Ответственность адвоката перед доверителем вытекает в том числе из соглашения об оказании юридической помощи, которое представляет собой гражданско-правовой договор, заключаемый в простой письменной форме между доверителем и адвокатом (адвокатами), на оказание юридической помощи самому доверителю или назначенному им лицу (п. 2 ст. 25 Закона об адвокатуре).
Поскольку субъективным условием гражданско-правовой ответственности является вина, представляется целесообразным сначала раскрыть понятие вины в гражданско-правовой плоскости.
Несмотря на то что легальное определение вины действующий ГК РФ не содержит, данная категория раскрывается с помощью закрепленного в п. 1 ст. 401 ГК понятия невиновности, согласно которому лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства.
Как указывалось, в п. 1 ст. 18 КПЭА сформулирован состав дисциплинарного проступка.
Наиболее детально состав правонарушения изучался в рамках уголовного права, классическая теоретическая модель которого выделила элементы объективной и субъективной сторон преступления: объект и объективная сторона, субъект и субъективная сторона.
Одной из ключевых проблем при назначении адвокату меры ответственности по итогам рассмотрения дисциплинарного производства является определение формы вины.
В теории уголовного права вина состоит из двух элементов: интеллектуального и волевого. Различные сочетания этих элементов образуют две формы вины – умысел и неосторожность.
Преступлением, совершенным умышленно, признается деяние, совершенное с прямым или косвенным умыслом (ч. 1 ст. 25 УК РФ). В ч. 2 и 3 названной статьи Кодекса раскрыты понятия преступлений, совершенных с прямым и косвенным умыслом, – в первом случае лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления, во втором – осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично.
Понятие умышленной формы вины, определенное в УК и корреспондированное в плоскость дисциплинарной ответственности адвоката, определяет умысел как предвидение возможности или неизбежности наступления отрицательных последствий действий (бездействия), желание их наступления или сознательное допущение последствий либо безразличие к ним. Примером умышленного проступка может служить решение Совета АП Ульяновской области: «адвокат подал осознанное возражение на частную жалобу своего доверителя, то есть совершил дисциплинарный проступок с прямым умыслом, поступив в отношении своего доверителя нечестно и недобросовестно, не исполнив должным образом своих профессиональных обязанностей».
По неосторожной форме вины преступления подразделяются на деяния, совершенные по легкомыслию и по небрежности (ч. 1 ст. 26 УК).
Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение (ч. 2 ст. 26 УК). Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть (ч. 3 ст. 26 УК).
В КПЭА в качестве неосторожной формы вины в оборот введено понятие «грубая неосторожность», этот термин в уголовном праве не определен. Легальная дефиниция грубой неосторожности отсутствует и в ГК РФ, однако это понятие встречается в гражданском законодательстве – например, в п. 4 ст. 227 ГК: «нашедший вещь отвечает за ее утрату или повреждение лишь в случае умысла или грубой неосторожности…»; в п. 2 ст. 1104 ГК: «приобретатель отвечает перед потерпевшим за всякие, в том числе и за всякие случайные, недостачу или ухудшение неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, происшедшее после того, как он узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения. До этого момента он отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность».
О грубой неосторожности упоминается и в специальных нормативных правовых актах (Кодекс торгового мореплавания, Закон об электроэнергетике и др.). Однако они также не содержат дефиниции понятия «грубая неосторожность».
В научной литературе термин «грубая неосторожность» трактуется в едином ключе, определяя специфику данного института как нарушающую обычные, очевидные для всех требования, предъявляемые к лицу, осуществляющему определенную деятельность. При простой неосторожности, наоборот, повышенные требования не предъявляются.
Понятие «грубая неосторожность» в аспекте дисциплинарной ответственности раскрыто следующим образом: если адвокат предвидел возможность наступления отрицательных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывал на предотвращение этих последствий, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должен был и мог предвидеть.
Сопоставляя определение грубой неосторожности, данное в теории дисциплинарной ответственности адвоката, с уголовно-правовым определением неосторожной формы вины, можно полагать, что грубая неосторожность сопоставима с совершением деяния по легкомыслию.
Примером проступка, совершенного по грубой неосторожности, может служить дисциплинарное дело, рассмотренное Советом АП г. Севастополя, в котором позиция адвоката по уголовному делу расходилась с позицией подзащитного, не признавшего вину в ходе судебного следствия.
Обвинительный приговор в отношении Ц. был отменен апелляционным определением Севастопольского городского суда ввиду существенных нарушений уголовно-процессуального закона, носящих неустранимый и невосполнимый характер, каковым является нарушение права на защиту.
В судебном заседании подсудимый Ц. вину в совершении преступления не признал и пояснил, что инкриминируемое преступление не совершал. В прениях подсудимый заявил, что преступление в отношении Г., признанной потерпевшей, не совершал.
Между тем, как следовало из протокола судебного заседания, несмотря на позицию подсудимого, отрицавшего свою причастность к преступлению и настаивавшего на необоснованности предъявленного ему обвинения, защитник в прениях указал, что действия Ц. необходимо переквалифицировать на менее тяжкое преступление.
В данном случае, несмотря на позицию подсудимого, не признающего вину в совершении какого-либо преступного деяния, защитник фактически высказал мнение о виновности подсудимого, просил суд вынести справедливое решение, тем самым не довел до суда позицию подзащитного по рассматриваемому делу, оставив вопрос о непричастности подсудимого к событию преступления на усмотрение суда.
Совет палаты указал, что «избранная адвокатом в ходе судебного заседания позиция расходилась с волей его доверителя, а изложенные адвокатом в прениях правовые позиции не соответствовали позиции подсудимого, противоречили требованиям уголовно-процессуального законодательства и законодательства об адвокатуре и адвокатской деятельности».
Примером простой неосторожности, когда лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть их, может служить дисциплинарное дело в отношении адвоката, рассмотренное Советом АП г. Севастополя по представлению вице-президента палаты, о нарушении адвокатом требований Закона об адвокатуре и КПЭА. В представлении указывалось, что адвокат, являясь защитником по уголовному делу в отношении Т., надлежаще уведомленный о времени и месте рассмотрения дела в апелляционном порядке в Севастопольском городском суде, в судебное заседание, назначенное на 11:00 26 мая 2021 г., не явился, заблаговременно не уведомив суд о причине неявки. В телефонном режиме по вызову помощника судьи в 11:00 для уточнения причины неявки адвокат сообщил, что находится в г. Симферополе по другому делу.
В связи с неявкой адвоката в судебное заседание слушание было отложено на 26 мая в 16:00, а впоследствии по техническим причинам перенесено на 31 мая в 9:30.
На заседании Совета палаты адвокат пояснил, что вечером 25 мая ему позвонил оперуполномоченный ОСБ МВД Республики Крым и сообщил о необходимости явиться утром в отдел для производства доследственных мероприятий. Поскольку адвокат рассчитывал на то, что успеет явиться в судебное заседание, он не предпринял мер, чтобы уведомить суд о возможном опоздании или неявке.
Таким образом, поскольку дисциплинарная ответственность адвоката наступает при совершении проступка в форме умысла и грубой неосторожности, действия адвоката при простой неосторожности (небрежности) следует отнести к малозначительному деянию как формально содержащие признаки нарушения, предусмотренного п. 1 ст. 18 КПЭА, однако в силу малозначительности не порочащие честь и достоинство адвоката, не умаляющие авторитет адвокатуры и не причинившие существенного вреда доверителю или адвокатской палате (п. 2 ст. 18 КПЭА).
