К середине XIX в. юридическая наука осознала тот факт, что одно дело – познание теории и совершенно другое – применение знаний на практике. Как бы хорошо студент ни изучал правовые принципы в теории, это абсолютно не означает способности их приложения к реальным случаям. Возникла настоятельная необходимость в тренировке практического применения полученных знаний.
Впервые эту идею в 1778 г. высказал Семен Ефимович Десницкий в университетской речи «Юридическое рассуждение о пользе знания Отечественного Законоискусства и о надобном возобновлении оного в государственных высокопокровительствуемых училищах». Разработанная им программа, помимо теоретической, включала в себя и практическую часть: студенты под руководством «практического профессора» должны были заниматься разбором «тяжебных дел». В 1855 г. Дмитрий Иванович Мейер дал этому направлению название «юридическая клиника», говоря, что «клиника сама по себе означает только применение знания к делу».
В Германии практическому обучению много внимания уделял Рудольф фон Иеринг. Свои мытарства в попытках применить теорию к жизни в первом своем деле он с юмором описал в книге «Смешное и серьезное в юриспруденции».
В руководство к практическим упражнениям издавались сборники казусов – как сочиненных, так и взятых непосредственно из жизни. Иногда казусы сопровождались решениями, как, например, в книге Николая Константиновича Доробца «Академическая практика по гражданскому праву», чаще же без решений, как, например, в сборниках Рудольфа Штаммлера и Рудольфа фон Иеринга. Иногда в них содержатся интереснейшие фактические данные, как, например, о деле Лукко-Пистойских акций в 80-м казусе фон Иеринга.
Предлагаю вниманию читателей 66-й казус из книги фон Иеринга «Гражданско-правовые казусы без решений».
Аргументы сторон в том, что они «не заметили ошибку». И организатор, и игрок в равной степени обладали билетом, он был объективной реальностью, данной им в ощущениях, они не были лишены возможности ознакомиться с его содержанием. Это объективный момент, поэтому ссылка на «не заметили» не может быть принята. То, что они не обратили внимания на индивидуальную особенность билета (уникальный номер), есть момент субъективный, правовому исследованию не поддающийся; здесь действует принцип «каждый должен принимать меры предосторожности», ius caventibus scriptum est – право написано для бдительных.
Кроме того, заявление «не заметили» не может быть доказано в силу отрицательного характера утверждаемого факта: non entis nulla sunt praedicata – нет никаких признаков у того, что не существует, о несуществующем нельзя что-либо утверждать.
Теперь необходимо установить правоотношение сторон. Какой договор был между ними заключен, каков предмет договора? Начнем с предмета. Когда предмет состоит в передаче вещи, вещь обычно смешивают с предметом договора. Поэтому сама по себе передача лотерейного билета имеет признаки сделки купли-продажи. Однако о предмете договора говорить не совсем точно: не договор имеет предмет, а обязательство, установленное договором. Лотерейный билет не есть предмет обязательства, сам по себе он материального интереса не представляет, поскольку клочок бумаги и немного типографской краски почти ничего не стоят. Следовательно, речь идет не о вещном праве.
А поскольку обязательство состоит не в установлении вещного права на билет, ссылка на error in corpore неосновательна. (Возможна она была бы в том случае, если бы продавец передал по ошибке вещь большей стоимости по цене меньшей. Но тогда речь шла бы уже о вещном праве.) Свобода воли договаривающихся сторон может быть нарушена ошибкой и заблуждением относительно предмета договора: воля ошибающегося ничтожна (errantis nulla voluntas est); тот, кто заблуждается, не выражает никакой воли: «если медь продана как золото, продажа недействительна» (si autem aes pro auro veneat non valet, Ульпиан, Д.18.1.14); («сделка [продажи полотна неизвестных кистей, а не картины художника Марильи (Marilhat)] недействительна и не может осуществиться за неимением предмета договора», кассационное решение 1873 г. № 1450).
Предмет обязательства сводится к тому, что должна – qui debetur – обязывающаяся сторона. Согласно римской традиции предметом договора до́лжно считать обязанность что-нибудь дать (dare) или сделать (facere). Таким образом, на первый план выступает не вещь, а действие.
Юридическая природа лотереи – это обязательственная сделка под отлагательным (суспензивным) условием, договор, согласно которому одна сторона (организатор) обязывается передать другой (обладатель билета) определенную сумму денег в том случае, если на него падет выигрыш. В договоре лотереи главное содержание составляет расчет на случайное, поскольку наступление будущего события, от которого зависит возникновение права, неизвестно; в этом и заключается смысл рисковых договоров. Непосредственно при совершении сделка не получает юридического эффекта; этот эффект наступит в будущем в том случае, если условие осуществится. Условием является выпадение жребия на тот номер билета, который находится у его обладателя. Лотерейный же билет выступает не как предмет обязательства, а как доказательство заключения договора (подобно тому, как выдача номерка в гардеробе удостоверяет заключение договора хранения).
Теперь главный вопрос: какое право нарушено? Права организатора в договоре лотереи сводятся к праву требования стоимости проданных билетов. Коль скоро билеты распространены и цена за них получена, у организатора остаются только обязанности – провести розыгрыш и выплатить выигрыш. А раз право организатора исполнением обязанности приобретателя билета прекратилось, то и нарушено оно быть уже не может. Следовательно, требование организатора о возврате билета удовлетворению не подлежит.
Притязание покупщика на билет № 1313, если бы на него пал выигрыш. В момент проведения розыгрыша эффект расчета на неопределенность прекращается, сделка утрачивает рисковый характер, а «стоимость» (если можно так выразиться) билета становится равной цене выигрыша. Кто бы ни владел билетом № 1313 – другой ли игрок или организатор лотереи (если билет не продан), у владельца возникло право на получение выигрыша в силу наступления суспензивного условия. И как владелец билета он имеет безусловное преимущество (melior causa sit possidentis quam petentis – положение обладающего благоприятнее, чем претендующего, Ульпиан, Д.6.2.9.4) перед третьими лицами. Значит, основание для истребования билета № 1313 у фактического владельца у игрока А. отсутствует. Возможная ссылка игрока А. на нумерологический (число 13) мотив значения не имеет, поскольку существование обязательства не зависит от мотива. Следовательно, требование игрока также удовлетворению не подлежит.
