В декабре 2022 г. Минюст России опубликовал для общественного обсуждения проект распоряжения Правительства РФ о дополнении ранее утвержденного перечня видов судебных экспертиз, проводимых исключительно государственными судебно-экспертными организациями. В перечень, в частности, предлагается включить судебные экономические экспертизы (финансово-экономическую, финансово-аналитическую, налоговую), назначаемые по уголовным делам, при проверке сообщений о преступлениях, связанных с нецелевым расходованием и хищением бюджетных денежных средств, неуплатой налогов и сборов и природными ресурсами (п. VI).
В пояснительной записке в качестве обоснования необходимости изменений указано: «Организации, учитывая возможность договорного исхода с преднамеренными выводами экспертизы в пользу организации, имеют право ходатайствовать о назначении в негосударственные судебно-экспертные учреждения, которые, в свою очередь, могут занижать возможный ущерб государству, сумму недополученных в бюджет государства налогов».
Такое обоснование представляется как минимум странным, а как максимум – не соответствующим реальному положению дел.
Во-первых, в научной среде периодически возникают дискуссии о наделении юридических лиц правосубъектностью в уголовно-правовом смысле, но поскольку на данный момент организации не являются субъектами преступления и не наделены правами и обязанностями в уголовном процессе, они не вправе право ходатайствовать о назначении экспертизы в негосударственные судебно-экспертные учреждения.
Основной тезис, изложенный в пояснительной записке, – проблема составления экспертами из негосударственных судебно-экспертных учреждений заключений, в которых по договоренности с подозреваемыми (обвиняемыми) приведены удобные для стороны защиты выводы.
Возникает закономерный вопрос: в каком случае эксперт с большей вероятностью может допустить фальсификацию выводов экспертизы – если об этом просит лицо, уполномоченное возбуждать уголовные дела, либо лицо, являющееся процессуальным оппонентом первого?
Оговорюсь, что все ситуации, в которых эксперты намеренно приводят в заключении недостоверные выводы, являются частными примерами, но они тем не менее демонстрируют общую тенденцию.
В нашей практике нередки случаи, когда эксперт приходит к противоречащим истине выводам в «интересах следствия». Последнее взято в кавычки, поскольку под интересами следствия в рассматриваемом случае понимаются мнимые интересы конкретных должностных лиц по привлечению любыми способами к уголовной ответственности лиц, совершивших, по мнению следствия, преступное деяние.
Так, в уголовном деле, в котором адвокаты АБ «Забейда и партнеры» осуществляли защиту обвиняемого, постановлением следователя была назначена экспертиза, в которой – помимо прочих нарушений при назначении экспертизы – для исследования были поставлены вопросы, не входившие в компетенцию эксперта, что противоречило п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам», где разъяснено, что не допускается постановка перед экспертом правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции органа, осуществляющего расследование, прокурора, суда, как не входящих в его компетенцию.
Помимо ответов на вопросы, не входящие в его компетенцию, эксперт, привлеченный следователем, в заключении пришел к целому ряду заведомо недостоверных и противоречащих документам, на основании которых он проводил экспертизу, выводам.
Названное экспертное заключение стало доказательством виновности обвиняемого, но позднее суд прислушался к доводам защиты, признал заключение эксперта недопустимым доказательством и вынес в отношении эксперта, грубо нарушившего требования законодательства об экспертной деятельности и УПК, частное постановление, хотя, на наш взгляд, в его действиях содержались признаки состава преступления, предусмотренного ст. 307 («Заведомо ложные показание, заключение эксперта, специалиста или неправильный перевод») УК РФ.
Также на данный момент адвокаты нашего бюро осуществляют защиту собственника агропромышленного комплекса, который обвиняется по ст. 159.1 УК.
В указанном деле эксперт при наличии платежных поручений, подтверждающих полностью целевое расходование денежных средств, полученных компанией по кредиту, пришел к выводу о частичной невозможности установления расходования денежных средств ввиду их «смешивания с иными денежными средствами, поступившими на расчетный счет, и дальнейшего их обезличивания на счете», что не соответствует действительности, поскольку расчетный счет, на который поступали заемные денежные средства по кредитному договору, был открыт специально для контроля целевого расходования средств и на него не поступали денежные средства иные, нежели во исполнение обязательств по кредиту.
Такой вывод оставил пространство для маневра следователя, тогда как вывод в заключении эксперта о полностью целевом расходовании средств свидетельствовал бы об отсутствии в действиях обвиняемого признаков хищения.
Приведенные примеры показывают, что проблема, с целью решения которой инициированы указанные изменения, имеет и оборотную сторону в виде злоупотреблений со стороны следователей, порой использующих свой ресурс для того, чтобы экспертное заключение содержало устраивающие сторону обвинения выводы.
О последнем также свидетельствует отсутствие в судебной практике приговоров в отношении экспертов, выносивших «по заказу» стороны защиты заключения с недостоверными выводами в пользу последних, поэтому можно утверждать, что негативной тенденции в этом контексте не наблюдается. При этом отрицательные последствия для уголовного процесса от введения указанных изменений очевидны уже сейчас, в частности риск нанесения урона состязательности в уголовном процессе.
Один из инструментов, которым могла пользоваться сторона защиты в ситуациях, когда в назначаемой следователем экспертизе содержались заведомо недостоверные выводы, – представление в суд заключения специалиста, в котором анализируются выводы экспертного заключения на предмет соответствия методикам проведения экспертизы, наличия ошибок и нарушений при проведении исследования и т.д., что в дальнейшем могло послужить основанием для признания экспертизы, содержащей заведомо недостоверные выводы, недопустимым доказательством и назначения повторной экспертизы. Упразднение независимых негосударственных экспертных учреждений, полагаю, лишит сторону защиты этого инструмента борьбы с фальсифицированными экспертизами.
Также это ограничит гарантированное ст. 86 УПК право защиты собирать доказательства по уголовному делу: «Подозреваемый, обвиняемый и их представители вправе собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств. Защитник вправе собирать доказательства путем получения предметов, документов и иных сведений».
Кроме того, последствием введения госмонополии на проведение экономических экспертиз по уголовным делам с большой долей вероятности может стать проблема сроков проведения экспертиз. В данный момент, хотя негосударственные экспертные учреждения все еще функционируют, нередки случаи, когда государственные экспертные учреждения по нескольку месяцев готовят заключения, при этом обвиняемые на протяжении данного времени находятся под стражей, дожидаясь окончания предварительного следствия и суда.
Такие задержки связаны и с большой нагрузкой на государственные экспертные учреждения, и если не будет возможности проводить экспертизу в негосударственных учреждениях, то проблема только усугубится, что может привести к нарушению права на разумный срок уголовного судопроизводства (ст. 6.1 УПК).
Подводя итог, подчеркну, что введение госмонополии на проведение экономических экспертиз по уголовным делам представляется нецелесообразным, поскольку, если у следователя возникают сомнения в обоснованности экспертного заключения, он может назначить повторную экспертизу, что прямо следует из ст. 207 УПК. При предлагаемых изменениях эксперт в любом случае окажется напрямую аффилирован с правоохранительными органами через объединяющую их структуру, что усилит риски злоупотреблений должностными полномочиями со стороны представителей следственных органов.
