Не успели мы вдоволь порадоваться расширению компетенции суда присяжных и распространению с 2018 г. его юрисдикции на районные суды, а также обещанию Президента РФ в начале 2020 г. Совету по правам человека в лице Генри Резника проявить интерес к дальнейшему расширению этой формы судопроизводства, как система начала буквально саботировать суд присяжных разными способами и путями.
В настоящее время вектор расширения подсудности суда присяжных смещается, и картина меняется с точностью до наоборот.
Так, 7 февраля 2023 г. в Госдуму внесен проект поправок в ст. 30 УПК РФ (законопроект № 291794-8), предусматривающий исключение из ведения суда присяжных преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 210 и ст. 210.1 УК РФ об ответственности за организацию преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней), если эти деяния совершены лицом, занимающим высшее положение в преступной иерархии, а также за занятие высшего положения в преступной иерархии.
«В настоящее время в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации уголовные дела в отношении лиц, совершивших указанные преступления, могут рассматриваться судом с участием присяжных заседателей. Однако такое правовое регулирование не в полной мере учитывает специфику данных преступлений и их субъектов, связанную как с необходимостью обеспечения повышенных мер безопасности участников уголовного судопроизводства, включая присяжных заседателей, так и с юридическими особенностями соответствующих составов преступлений, что требует высокопрофессиональной правовой оценки данных деяний», – указано в пояснительной записке к законопроекту.
Тезисы инициаторов поправок сводятся к невозможности обеспечения повышенной безопасности присяжных заседателей, а также к особенностям рассмотрения дел об указанных преступлениях, которые якобы требуют профессиональной правовой оценки.
При этом в качестве обоснования приведено Постановление Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2010 г. № 8-П, в котором Суд вопреки смыслу Основного Закона усмотрел легитимность выведения из юрисдикции суда присяжных дел о преступлениях, связанных с террористической деятельностью, «поставив» тем самым этот запрет в конституционно-значимом смысле выше незыблемого и неоспоримого права человека на выбор суда присяжных. Обсуждаемая инициатива, на мой взгляд, – одно из последствий необдуманных и не отвечающих интересам правосудия законодательных решений.
Первое: возвращаясь к тезисам законопроекта, отмечу, что вопросы безопасности присяжных должны решаться точно так же, как решаются вопросы аналогичного характера в отношении профессиональных судей, поскольку в силу закона на период рассмотрения дела присяжным в равной степени гарантированы привилегии независимости и неприкосновенности, которыми пользуются профессиональные судьи.
В связи с этим не усматривается объективных препятствий для обеспечения безопасности членов коллегии присяжных в случае такой необходимости. В противном случае возникает вопрос об обеспечении законности отправления правосудия, поскольку профессиональный состав суда также подвержен приведенным в пояснительной записке рискам незаконного воздействия. Значит ли это, что мы сегодня лишены беспристрастного и независимого суда? Если нет, в чем тогда заключается проблема обеспечения безопасности коллегии присяжных в делах о названных преступлениях?
Особого внимания заслуживает тезис о безопасности присяжных: по делам данной категории часто выступают так называемые засекреченные свидетели – т.е. лица, участвующие в деле под псевдонимом с сохранением в тайне данных об их личности, в условиях, исключающих их визуальное наблюдение другими участниками уголовного процесса. Меры безопасности, приведенные в пояснительной записке как наглядный пример опасности для присяжных, принимаются согласно ч. 9 ст. 166 УПК РФ в отношении потерпевшего, его представителя, свидетеля, их близких родственников, родственников и близких лиц. Эти меры, во-первых, связаны в основном с характером и содержанием показаний, которые могут дать «засекреченные свидетели» в отношении подсудимых. Во-вторых, сами по себе они не свидетельствуют о наличии опасности для состава суда, рассматривающего уголовное дело, и не влекут обязательного принятия аналогичных мер в отношении председательствующего судьи или членов коллегии присяжных.
При наличии угрозы посягательства на жизнь, здоровье и имущество судьи, присяжного заседателя либо иных должностных в связи с их служебной деятельностью, а также в отношении их близких родственников применяются меры государственной защиты, предусмотренные Законом о госзащите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов.
Это два разных механизма, которые напрямую между собой не соотносимы. В законопроекте указание на такую связь тоже не приводится.
Второе: что касается неких «особенностей» рассмотрения дел о лидерах преступных сообществ и необходимости, по мнению авторов поправок, «высокопрофессиональной правовой оценки» при рассмотрении этих дел, то инициаторы сужения подсудности суда присяжных, на мой взгляд, не учли специфику обсуждаемой формы правосудия.
Дело в том, что присяжные – это судьи факта, и вынесение ими вердикта строится на сугубо фактических обстоятельствах, не требующих собственно юридической оценки и вполне доступных их осмыслению, тогда как правовые вопросы разрешаются в судебном заседании в отсутствие коллегии присяжных, а также на «поствердиктном» этапе, когда коллегия уже освобождена от участия. На этом этапе у суда достаточно полномочий, чтобы с учетом процессуальных и сугубо правовых обстоятельств учесть «юридические особенности соответствующих составов преступлений», о которых упомянуто в пояснительной записке.
Так, после провозглашения вердикта профессиональные участники высказывают суду свои соображения относительно правовой стороны дела, представляют соответствующие доказательства, а суд с учетом всех обстоятельств принимает решение о квалификации содеянного и, что самое важное, – уполномочен вынести оправдательный приговор в отношении лица, признанного присяжными виновным, если не усмотрит в его действиях признаков состава преступления. Более того, судья вправе распустить коллегию присяжных и направить дело на новое рассмотрение, если увидит для этого наличие законных оснований.
Так что суд присяжных, несмотря на его явное отличие от профессионального суда, – это не хаос, не бесконтрольная «процессуальная анархия», а настоящее, справедливое разбирательство, в котором бремя соблюдения юридических процедур несут профессиональные участники процесса, а законность вердикта и вынесенного на его основе приговора проверяется вышестоящими судебными инстанциями в полном соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства.
Во многих цивилизованных странах присяжные традиционно успешно рассматривают подавляющее большинство уголовных и даже гражданских дел. Полагаю, наше общество преуспело не меньше в жизненном опыте, здравом смысле, житейской мудрости, элементарной логике или в представлениях о справедливости.
Еще один резонный вопрос: чем с точки зрения безопасности суда уголовные дела о лидерах преступной иерархии отличаются от уголовных дел о бандах и многоэпизодных жестоких убийствах или похищениях (ст. 105, 126 и 209 УК) или дел о преступлениях, предусмотренных ст. 295 («Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование»), ст. 317 («Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа»), ст. 353 («Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны»), ст. 356 («Применение запрещенных средств и методов ведения войны»), ст. 357 («Геноцид»), ч. 1, 2 ст. 359 («Наемничество»), ст. 360 («Нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой») УК?
Дела обо всех перечисленных преступлениях подсудны суду присяжных.
Неужели принятие мер безопасности по этим категориям дел менее оправданно? Конечно, нет. Смысл в том, что само по себе разрешение уголовных дел для судей, обвинителей, гражданских истцов, ответчиков, их представителей и даже защитников потенциально небезопасно. Там, где речь идет о преступлениях и лишении свободы, опасность есть всегда.
Третье: как справедливо отметили коллеги, данная законодательная инициатива помимо прочего нарушает фундаментальный принцип уголовного судопроизводства – презумпцию невиновности.
Представляется, что констатация необходимости обеспечения повышенных мер безопасности по делам об этих преступлениях априори, еще и с необходимостью «учета субъектов этих преступлений», свидетельствует о заведомо предвзятом отношении к любым преследуемым за эти преступления лицам как к опасным преступникам, представляющим угрозу для суда.
То есть вопрос об их виновности будет решен автоматически на законодательном уровне, что сделает формальной любую процедуру расследования и разбирательства по этим делам.
Четвертое: представляется, что изложенное – лишь поверхностная фиксация наиболее значимых «минусов» рассматриваемой инициативы, и при более глубоком анализе возможных последствий принятия таких поправок выводы могут оказаться гораздо плачевнее.
Надеюсь, не ошибусь, если скажу, что вопрос о сохранении такой формы отправления правосудия, как суд присяжных, обеспечивающей разумную и справедливую долю оправданий (в среднем 20%), безусловно, затрагивает интересы адвокатуры как социально-правового института гражданского общества.
Сложившаяся ситуация в совокупности с тенденцией развития истории «выживания» суда присяжных в современной судебной системе не оставляют возможности сделать иной вывод кроме следующего: причина рассматриваемой инициативы – это попытка возобновить урезание компетенции суда присяжных как независимой, непредсказуемой, справедливой, неподконтрольной формы отправления правосудия, что может привести к лишению граждан возможности транслировать свои запросы государству в лице такого важнейшего судебного института с многовековой историей, как суд присяжных.
