В рамках встречи партнер и руководитель практики специальных проектов «Пепеляев Групп» Роман Бевзенко рассказал об основных моментах реформы обязательственного права.
С 1 июня 2015 г. вступил в силу восьмой из десяти законов, образующих реформу Гражданского кодекса РФ. Закон № 42-ФЗ внедрил в обязательственную часть ГК большой набор институтов, позволяющих участникам оборота уложить в российское право договорные механизмы иностранного права, повсеместно используемые при структурировании крупных сделок.
Партнер и руководитель практики специальных проектов «Пепеляев Групп» Роман Бевзенко достаточно подробно остановился на причинах масштабных изменений, которым подверглась обязательственная часть Гражданского кодекса.
Несмотря на теоретически предполагаемую диспозитивность норм договорного права, суды при разрешении споров придерживаются концепции императивности: «можно только то, что разрешено». Договорные конструкции не обладают достаточной гибкостью, а суды к разрешению споров в такой сложной и содержательной сфере, как договорное право, подходят излишне формализовано. Одной из главных проблем Бевзенко назвал легкость оспаривания сделок. «Арбитражные суды в среднем рассматривают порядка 350 тыс. связанных с обязательствами дел в год. В 100 тыс. дел обсуждается недействительность сделок. Половина из них успешна. Это катастрофа в договорах. У нас нет договорного права, – негодовал Бевзенко. – Крупный бизнес на это дружно ответил бегством в другие юрисдикции».
По мнению Бевзенко, изменения в ГК дали юристам-договорникам достаточно большой набор институтов, которые «позволяют уложить в русское договорное право любые “хотелки”, пожелания, интересы и конструкции».
Кодекс предусматривает очень гибкое, разумное и справедливое регулирование преддоговорного этапа. Вводится понятие «преддоговорной ответственности», или «ответственности за недобросовестный срыв переговоров». Такая ответственность настраивает всех участников на добросовестный стандарт поведения, это очень хорошее регулирование, считает юрист.
Появились такие конструкции, как «заверение об обстоятельствах» и «компенсация потерь». Первое – это инструмент управления рисками прошлого. Второе – способ управления рисками будущего. Эти конструкции, по мнению юриста, породили институт внутреннего страхования сторон контракта. «С помощью них вы сможете перекладывать друг на друга риски, а не подключать ответственность за что-либо», – объяснил он.
Благодаря появлению новых договорных конструкций (опционные, рамочные и абонентские) регулирование в этой сфере стало более гибким.
Также в ГК внедрили механизм платы за отказ от договора: стороны коммерческих контрактов могут обусловить исполнение обязанности уплатой неких денежных средств.
Кроме того, появилась конструкция обусловленного исполнения, в рамках которого условием исполнения обязательств может быть, например, получение согласия ФАС. «Раньше зачем-то наши суды признавали такие сделки недействительными, теперь эта проблема должна уйти в прошлое», – надеется юрист.
Говоря о полезности новелл для юристов-судебников, Роман Бевзенко выделил несколько важных моментов.
Законодатель признал, что иногда поведение, которое формально соответствует букве закона, может быть объявлено неправомерным, и закрепил в ГК принцип добросовестности.
В Закон внедрен такой механизм, как астрент. Это штраф, имплементируемый судом в судебный акт, которым он понуждает сделать что-либо (либо не делать что-либо), и предполагающий при неисполнении определенное наказание. «Мы знаем, что сейчас в России можно совершенно легально освободиться от обязанности исполнить судебный акт – нужно один раз заплатить штраф: для физлиц – 10 тыс. руб., для юрлиц – 100 тыс. руб. Выплачиваешь штраф, дальше ты можешь не исполнять решение суда, и тебе за это ничего не будет. Это ужасно, но это так, – напомнил партнер «Пепеляев Групп». – Сейчас появился астрент».
Изменения в ГК существенно упростили нормы о взыскании убытков. Если раньше по причине жесткого стандарта доказывания убытков («до копейки») их невозможно было взыскать в принципе, то теперь Кодекс позволяет доказывать их сумму «на глазок».
Сильно изменились и правила недействительности и незаключенности сделок, которые усложняют для участников оборота возможность с легкостью оспорить сделку. Появилась новая конструкция – эстоппель. «Его смысл очень простой: если ты вел себя до спора так, будто ты связан сделкой, то впоследствии не можешь ссылаться на то, что сделка не заключена, – объяснил Бевзенко. – Право начинает относиться к участникам гражданского оборота как к взрослым людям».
Он рассказал, что положительный эффект поправок уже сказался на практике: крупные компании с иностранными корнями конвертируют сделки, заключенные по английскому праву, в русское право. «Видимо, коммерсанты поверили, – заключил юрист. – [Но], конечно, их побуждает к этому и вопрос издержек. Во-первых, структурирование сделок по английскому праву явно дороже, чем по русскому. Во-вторых, английское право тянет за собой английский суд. А английский суд – это… очень сложно, дорого и долго».
Однако Бевзенко считает, что проблему императивности решить так и не удалось. Вместо того чтобы внедрить в Кодекс основной принцип «можно все, что не запрещено», законодатель прописывает возможности, которые, по сути, предполагаются на основе концепции свободы договора. «Пока эта идея есть в Постановлении Пленума ВАС № 16 от 14 марта 2014 г. “О свободе договора и ее пределах”, – напомнил юрист. – Это самое важное, что есть сегодня в договорном праве. Пока Верховный Суд проявляет мудрость и это Постановление не отменяет, и за это ВС всячески надо хвалить».
