– Вы занимали должность проректора по учебной и методической работе МГЮА. Но предпочли уйти, чтобы создать кафедру семейного права. Почему?
– К моменту создания кафедры семейного права я успела поработать в университете и преподавателем, и деканом, и проректором – это была серьезная академическая карьера, она позволила точно сформулировать, что для меня имеет ценность и чем хотелось бы заниматься дальше.
Конечно, личной мотивации недостаточно для создания кафедры: это большой научный и образовательный проект, направленный на то, чтобы вывести на новый виток изучение и развитие семейного права – отрасли, которая до сегодняшнего дня являлась, на мой взгляд, незаслуженно обделенной вниманием в российских университетах.
К такому выводу меня привел как практический опыт защиты интересов клиентов и доверителей в данной сфере, так и удивительные иллюстрации семейно-правовых проблем и вопросов, с которыми приходилось сталкиваться, работая в образовании. Мою идею поддержал ученый совет университета – так в МГЮА появилась едва ли не единственная в России кафедра семейного права.
– В чем заключается специфика споров в семейном праве?
– Ответ на этот вопрос лежит не только в юридической плоскости: специфика семейных споров заключается, с одной стороны, в их деликатности и необходимости соблюдать очень строгие этические принципы в делах такого рода, а с другой стороны, – в эмоциональной составляющей, которая не поддается правовому регулированию и чаще всего становится причиной возникновения семейных конфликтов и препятствием к их разрешению.
Именно поэтому в семейном праве так распространена медиация как механизм урегулирования споров. Юристы, занимающиеся семейными делами, часто выступают одновременно в роли психотерапевта или врача, которому по долгу службы необходимо знать самые личные и порой болезненные детали частной жизни своих доверителей, их супругов, родителей, детей и других членов семьи.
Особенно острыми оказываются споры об общих детях, и именно в их интересах адвокат должен сделать все, чтобы исключить любые манипуляции и спекуляции со стороны взрослых.
К сожалению, к юристам в таких случаях чаще всего обращаются уже в разгар конфликта, хотя залогом здоровых отношений в семье является умение открыто обсуждать назревающие проблемы и стараться решить их «на берегу».
Труднее всего – достойно расстаться с теми, кто был или продолжает быть тебе близок. Именно поэтому специалистов в этой сфере не так много, и к нам чаще всего обращаются по советам других доверителей, которым нам удалось помочь не просто отстоять свою позицию, но порой и сохранить семью – прежде всего, в человеческом, а не юридическом смысле слова.
– В начале мая вы стали партнером КА Pen & Paper, возглавив практику «Особых поручений (Sensitive Matters)». Какие отрасли права охватывает практика с таким необычным названием? Что объединяет направления практики – специфика межличностных отношений, взаимосвязь профессиональной деятельности и частной жизни?
– Особенность практики «Особых поручений» состоит как раз в том, что мы не отталкиваемся от конкретных отраслей права, тем более что само право становится все более конгруэнтным.
Открывая первую подобную практику в России, мы в Pen & Paper думали о своих доверителях – о том, кто они, какие вопросы их волнуют, какие проблемы оказываются самыми чувствительными и чем мы можем помочь. Именно поэтому речь идет о sensitive matters – особых поручениях, которые носят, как правило, межотраслевой, сложный и деликатный характер.
Наши доверители, как правило, являются либо очень публичными, занимаясь, например, политикой, искусством, шоу-бизнесом или профессиональным спортом, либо, наоборот, всячески избегающими публичности, low profile, особенно когда речь идет о представителях большого бизнеса.
И в том, и в другом случае личные и профессиональные интересы доверителей наиболее чувствительны с точки зрения конфиденциальности. Особенно это касается брачно-семейных и наследственных вопросов, сделок с предметами роскоши и искусства, поручений, связанных с защитой репутации.
Сегодня жизнь активных людей перестает строго делиться на личное и профессиональное. Успех в бизнесе или ином деле расширяет круг общения и горизонты интересов, это влияет на географию и стиль жизни. В таких обстоятельствах часто возникают юридические вопросы, требующие комплексных, быстрых и неочевидных решений, этим мы и занимаемся.
КА Pen & Paper не только обладает уникальной экспертизой сразу в нескольких ключевых для доверителей направлениях, но и имеет крепкую связь с международным профессиональным сообществом, что позволяет нам обеспечить интересы доверителей и в России, и за рубежом.
– Семейное право практически всегда затрагивает интимные, болезненные вопросы и поэтому, кажется, должно быть особенно точно и «внимательно» к проблемам, ситуациям, деталям и фактам, касающимся данной отрасли. Как вы оцениваете текущее состояние нормативных документов и актов, которые ее регулируют? Достаточно ли внимания уделяется работе над Семейным кодексом?
– Семейное право давно перестало быть отраслью, которая исчерпывается содержанием кодекса. Сегодня перед правом возникают новые вызовы, связанные с объективным развитием и изменением многих социальных институтов, включая семью, но не ограничиваясь ею.
Уровень развития семейного законодательства и законодательства, регулирующего смежные вопросы, во многом демонстрирует степень развития общества и государства, является маркером прогрессивности взглядов не только на семью, но и на права и свободы человека в целом.
Об этом свидетельствует волна переосмысления ортодоксальных и часто патриархальных идей, прокатившаяся по всему миру.
Сегодня трудно поверить, что когда-то женщины были лишены права голосовать или поступать в университеты наравне с мужчинами, а через несколько десятков лет такой же невообразимой будет мысль о том, например, что допуск к занятию некоторыми профессиями может иметь гендерные ограничения, а определенные виды социальной поддержки привязаны только к материнству, но не к отцовству.
Критической массы достигли протесты против различного рода посягательств на половую неприкосновенность и приватность, особенно в условиях развития технологий: так во многих правопорядках появились нормы о запрете домогательств, были изменены сроки исковой давности по делам о сексуальных преступлениях, законодательно было признано и криминализировано такое явление, как «порноместь».
Даже из приведенных мною примеров очевидно, что нам необходимо рассуждать не о реформе семейного права в узком смысле, а в целом об эволюции законодательства в направлении обеспечения и защиты прав человека. Сегодня многим из перечисленных мною вопросов уделяется пристальное внимание, но в этом отношении предстоит пройти еще очень большой путь.
– Насколько подготовлены российские специалисты к решению споров о домашнем насилии, о жестокости по отношению к детям? Приносят ли реальную пользу курсы по этой тематике, которые сейчас организованы в том числе при участии ФПА РФ и региональных палат?
– Когда речь идет о насилии, особенно в семье, и тем более – в отношении детей, трудно говорить о чьей-либо подготовленности. Справедливо было бы говорить о достижениях в этой области, если бы у нас были эффективные механизмы предотвращения подобных явлений, а не только реагирования на них постфактум.
Тем не менее важно отметить, что действительно ведется серьезная просветительская работа – как в профессиональном сообществе, так и в обществе в целом.
Одна из причин домашнего насилия и жестокости в семье – страх и стыд пострадавших, их неготовность выносить случившееся на публичное обсуждение, даже в рамках закрытых судебных заседаний. Именно с этим часто приходится сталкиваться юристам и преодолевать это совместными усилиями адвокатов, социальных служб и психологов.
На мой взгляд, сегодня важную роль в решении данной проблемы играют некоммерческие организации – профильные центры и фонды. Это огромная работа специалистов и волонтеров, которые оказывают жертвам насилия и тем, кто рискует ими стать, самую разную помощь – от психологической до юридической.
Сегодня такие организации, как, кстати, и адвокатура, берут на себя часть функций, прямо возложенных на государственные органы, включая активную образовательную и просветительскую деятельность.
Уверена, что специальные программы и курсы по проблемам домашнего насилия и жестокости в семье позволят сформировать и у самих граждан и, например, у судей, решающих соответствующие споры, максимально здоровую систему взглядов на эти вопросы, сбалансированную с этическими ценностями.
– Отдельно хотелось бы поговорить с вами о работе с представителями шоу-бизнеса и большого спорта. Насколько сейчас медиа и публичность влияют на решение споров и представление интересов доверителей, которых также можно назвать «селебрити»? Как судебные разбирательства сказываются на репутации публичных личностей, всегда ли они носят негативные последствия?
– В сегодняшнем обществе селебрити может стать не только представитель шоу-бизнеса или большого спорта, но и, например, инстаграм-блогер, политик или бизнесмен, ведущий публичный образ жизни.
Это значит, что нам важно отталкиваться не только и не столько от рода профессиональной деятельности, сколько от самого фактора публичности как особенности такой категории доверителей.
В «прозрачном» цифровом мире довольно быстро и легко можно найти информацию почти о любом из нас, а если ты еще и хорошо гуглишься, то от компромата или сведений, которых хотелось бы избежать в публичном доступе, не спасает даже «закон о забвении».
Разумеется, судебная система во всем мире направлена на обеспечение независимости и беспристрастности судей, но медиа и СМИ влияют на формирование общественной повестки, которая затрагивает почти каждого.
Поэтому важно, чтобы в момент рассмотрения острого спора, доверитель сам не провоцировал формирование неблагоприятных информационных поводов вокруг себя, своей семьи или работы.
Аналогичным образом необходимо предотвращать и появление публикаций, иногда обозначаемых как «черный пиар», не говоря уж о распространении фейковых новостей и недостоверной информации – такие инструменты часто пытаются использовать недобросовестные конкуренты или процессуальные противники.
Однако есть и позитивные примеры влияния общественного мнения на исход даже уголовных дел, особенно если речь идет о таких событиях, как недавнее преследование Ивана Голунова.
– В чем состоят особенности защиты деловой репутации доверителей, влияет ли на это их публичный статус «селебрити»?
– Защита деловой репутации – один из элементов конституционного права на защиту доброго имени.
Нормы ГК о защите деловой репутации сконструированы так, чтобы каждый, кто считает, что о нем распространены не соответствующие действительности порочащие сведения, мог защитить свои права в судебном порядке. У этого механизма есть особенности и издержки, лежащие сразу в двух плоскостях.
С одной стороны, интернет-сайты, телеграм-каналы и другие ресурсы, отличающиеся от классических СМИ, часто юридически являются анонимными. Иначе говоря, доказать суду, что именно конкретное лицо является администратором или владельцем определенного ресурса, и поэтому его нужно привлечь в качестве ответчика, часто достаточно сложно. При этом именно в таких источниках активнее всего циркулируют компрометирующие сведения, многие из которых некорректны как по фактическому содержанию, так и по интонации, в которой они изложены.
Наше законодательство предусматривает возможность судебного признания этих сведений не соответствующими действительности и порочащими деловую репутацию, однако последствия таких решений редко приводят к опровержению подобной информации, ее удалению и привлечению к реальной ответственности авторов или распространителей.
К тому же эхо подобных публикаций еще долго раздается в цифровом мире, даже если удалось добиться справедливости в судебном порядке.
Особенно уязвимы в этом отношении публичные люди и «селебрити», сам факт их упоминания в «желтых» заголовках часто является лишь инструментом привлечения внимания пользователей к контенту, который сопровождается демонстрацией рекламы.
С другой стороны, под видом защиты деловой репутации или предотвращения распространения сведений, подпадающих под определение «закона о фейковых новостях», часто скрывается попытка ограничить свободу слова, а обвинения в такой попытке могут нанести репутации еще больший вред.
Поэтому защита деловой репутации доверителей на самом деле начинается не в момент опровержения или удаления порочащих недостоверных сведений, а в момент формирования самой репутации, которая должна быть устойчива (в том числе юридически) к любым попыткам дискредитации.
Как ни странно, одним из эффективных инструментов «обезвреживания» угрозы нанесения вреда деловой репутации является самоирония, в том числе в правовом смысле: прежде, чем в очередной раз привлечь внимание общественности к сомнительной публикации, важно реально оценить вред, который она несет и степень ее достоверности, – не сквозь призму собственной «оскорбленности» и эмоций, а с более объективных позиций.
– И, завершая разговор, вернемся к азам. На ПМЮФ вы говорили о попытках ввести в образовательную систему практические дисциплины и о выборе преподавателей для них. Неужели сейчас существует нехватка кадров среди преподавателей-практиков?
– Трудно переоценить проблему нехватки хороших специалистов в любой области, но, когда речь идет о преподавателях-практиках, это ощущается наиболее остро.
В сложившейся ситуации нет конкретного виновника: просто успешное сочетание юридической практики и преподавания требует довольно больших усилий, гибкости во времени и, как бы пафосно это ни звучало, любви к людям. Не многие могут и хотят позволить себе такой режим жизни.
С другой стороны, время сейчас сильно изменилось: на западе почти все большие юрфирмы и корпорации, в которых есть правовые департаменты, считают преподавательскую нагрузку частью практической деятельности, поскольку именно так транслируются задачи, которые отрасль ставит перед университетами при подготовке будущих членов команд.
Это же является самым эффективным и коротким, хотя и требующим инвестиций, инструментом рекрутинга талантливых выпускников.
Российский юридический бизнес тоже постепенно приходит к таким выводам, но встречный шаг нужен и со стороны университетов.
Вузы – это те же корпорации, где есть менеджмент и работники, для которых образование является основной сферой деятельности, поэтому бывает трудно понять, почему приглашенный практик неизбежно вынужден время от времени отвлекаться на другие взятые на себя профессиональные обязательства.
Тем не менее в университетах все чаще появляются синтетические формы и гибкие структуры, позволяющие адвокатам делиться опытом и знаниями со студентами и коллегами-преподавателями без ущерба интересам своих доверителей и партнеров.
Важно понимать, что внутри одной профессии не должно быть водораздела между наукой и практикой, иначе образование теряет эффективность, а порой и смысл.
