Ведущиеся в настоящее время дискуссии в адвокатуре отличаются своей многоплановостью, широтой поставленных проблем, динамичностью и логичностью аргументации. Конечно, не обходится и без случаев, когда эмоциями компенсируется недостаток аргументов.
При этом обсуждаются не только новые темы, но и те, решения по которым уже приняты. Не вижу ничего крамольного в таком подходе. Даже уже принятые органами адвокатуры решения вполне могут быть предметом обсуждения в целях их дальнейшего совершенствования, что не отменяет правил их соблюдения до тех пор, пока они в установленном порядке не будут изменены.
Одной из таких активно обсуждаемых тем являются принятые в прошлом году Всероссийским съездом адвокатов поправки в ст. 25 КПЭА о возможности и основаниях обжалования дисциплинарных решений органов адвокатского самоуправления. Коллеги Алексей Кочетков и Рауль Магомедов также высказались по этой проблеме, затронув ее в числе прочих вопросов организации адвокатского самоуправления в своей заметке на сайте «АГ». Приведенные ими доводы представляются интересными.
Так, первый из них касается порядка принятия указанных поправок.
«Очевидно, что представленность адвокатского сообщества региона на Съезде одним делегатом недостаточна. Более широкое представление значительно повысило бы демократичность и способствовало бы более точному отражению мнения большинства членов сообщества о поставленном на голосование вопросе, поэтому логичным видится увеличение числа делегатов до трех от палаты региона – по одному от адвокатских кабинетов, адвокатских бюро и коллегий адвокатов, действующих в регионе.
Кроме того, решения по вопросам внесения изменений в КПЭА и прочим острым вопросам, круг которых стоило бы очертить заранее, целесообразно принимать квалифицированным большинством голосов (3/4 от присутствующих), тайным голосованием».
В контексте уже отмеченной мной в своей статье и подчеркнутой коллегами существующей в российской адвокатуре широкой дискуссии, которая касается всех без исключения сторон нашей профессиональной жизни, важно отметить, что по вопросу о порядке представительства на Всероссийском съезде адвокатов ранее неоднократно высказывались различные предложения. Звучали идеи об увеличении количества представителей от адвокатской палаты, о введении числа представителей, пропорционального численности адвокатов в палате, а также другие варианты. Сейчас к ним добавилась идея авторов статьи учитывать форму адвокатского образования, в которой осуществляет практику представитель, допустив на съезд практикующих в коллегии, в бюро и в кабинете (неохваченными почему-то остались адвокаты из юрконсультаций).
Но пока высший орган российской адвокатуры формируется на классических базовых подходах законодательства о некоммерческих организациях, предполагающих членство. Поскольку членами ФПА РФ являются адвокатские палаты субъектов Российской Федерации, то в соответствии с этим одна региональная адвокатская палата направляет на съезд одного представителя, который имеет один голос при принятии решений.
В таком подходе вряд ли можно усмотреть нарушение демократических начал. Все выносимые на рассмотрение съезда вопросы заранее публикуются. Многие из них, как, например, поправки в Кодекс профессиональной этики адвоката, вызывают длительную и весьма оживленную дискуссию. Упомянутые поправки в ст. 25 КПЭА активно обсуждались на различных площадках. Широта полемики и погружение в проблему были достаточны для того, чтобы на собрании или конференции в каждой адвокатской палате сформировать мнение по вынесенному на Всероссийский съезд адвокатов вопросу, определив порядок голосования по нему представителя адвокатской палаты. Многие выступавшие на съезде при обсуждении поправок в КПЭА именно так и поступали, ссылаясь на позицию, сформированную на собрании (конференции) адвокатов региона.
Второй довод авторов статьи касается самой ст. 25 КПЭА:
«Статья 33 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ “Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации” не содержит запрета на обжалование решений совета в судебном порядке. В ч. 2 ст. 25 КПЭА говорится о праве на обжалование решения совета адвокатской палаты в суд в связи с нарушением процедуры его принятия, при этом нет запрета на обжалование по любым другим основаниям. Учитывая сказанное, спорить не о чем, так как нет предмета спора – ограничения права адвоката на обжалование решений органов адвокатского сообщества».
Говоря о содержании обсуждаемой поправки, я бы призвал коллег к честной дискуссии. Если продвигается довод о том, что финальную точку в вопросах адвокатского самоуправления ставит судья единолично по результатам рассмотрения дела об обжаловании решения органов адвокатского самоуправления, то, сказав «А», нужно честно произнести и неизбежно следующую за ней «Б» – что существующие в настоящее время принципы самоуправления и корпоративности адвокатуры заменяются принципом единоличного судейского усмотрения в управлении адвокатским сообществом.
И в этом случае также не следует лукавить с доводом о якобы нарушении КПЭА прав и свобод человека и гражданина на судебную защиту. Членство в адвокатуре не является общегражданским правом, такое право не зафиксировано в российской Конституции. Если бы это было не так, то каждый желающий записывался бы в адвокаты, ссылаясь на непосредственное действие конституционных прав и свобод. Однако на деле процедура получения статуса адвоката достаточно сложна, и далеко не все ее проходят, то есть не каждый желающий становится адвокатом.
Изложенная мысль не является авторской и уж тем более оригинальной. Это повторение правовой позиции Конституционного Суда РФ, который еще в 1998 г. (Постановление № 15-П) отметил, что негосударственные институты, выполняющие в том числе и возложенные на них государством публичные функции (а к таковым относится и адвокатура), имеют особый порядок правового регулирования. При этом данный порядок нельзя расценивать как нарушающий провозглашенные российской Конституцией права и свободы граждан. Эту правовую позицию Конституционный Суд РФ неоднократно повторял и в своих решениях о проверке конституционности ряда положений Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».
Что касается особого порядка нормативного регулирования адвокатуры и адвокатской деятельности, то законодатель в ст. 4 Закона об адвокатуре делегировал органам адвокатского самоуправления («делегированное законотворчество» – термин Г.М. Резника) право принятия Кодекса профессиональной этики адвоката и формирования обязательных для каждого адвоката правил поведения, оснований и порядка привлечения к ответственности. Эта норма является одной из важнейших в реализации принципов самоуправления и корпоративности адвокатуры.
В таком режиме правового регулирования, установленного федеральным законом, совершенно логичным выглядит введенная в КПЭА поправка – повторюсь: основанная на принципах корпоративности и самоуправления адвокатуры – об окончательном характере решений избранных адвокатами органов самоуправления и о возможности их судебного обжалования лишь по основаниям нарушения процессуальной процедуры, установленной Кодексом. Напомню: обсуждаемая поправка в ст. 25 КПЭА не содержит запрета на обращение в суд, она лишь формирует предмет (обжалование решения о лишении статуса адвоката) и основание иска (проверка соблюдения установленной процедуры).
В итоге, если дискуссия о поправках в ст. 25 КПЭА будет продолжена (а похоже, что будет именно так), предлагаю обозначать проблему для обсуждения не в частностях, а указывая ее существо и те фундаментальные основы адвокатуры, которые она затрагивает. При этом такой подход формирует следующую дилемму: принцип корпоративности и самоуправления в адвокатуре vs единоличное судейское усмотрение. Или – кто в адвокатуре главный: адвокаты или судья?
