В ходе дискуссии на прошедшей на днях XIII ежегодной научно-практической конференции «Адвокатура. Государство. Общество» высказан тезис о несоответствии программ судебного инвестирования Разъяснениям Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам от 13.09.2018 № 04/18 «По вопросу использования адвокатами механизма краудфандинга». Аналогичный упрек сделан в адрес создаваемых адвокатских фондов, использующих механизм краудфандинга.
Полагаю указанные тезисы ошибочными и требующими пояснения, хотя бы в рамках заметки или дискуссии. При этом если в отношении судебного инвестирования обозначенные высказывания являются неверными, то касательно адвокатских фондов есть нюансы.
Напомню, что в соответствии с Разъяснениями КЭС под краудфандингом (народное финансирование, от англ. сrowd funding, сrowd – «толпа», funding – «финансирование») применительно к адвокатской деятельности понимается механизм сбора денежных средств от неопределенного круга третьих лиц в целях оплаты труда адвоката и компенсации издержек по оказанию им юридической помощи.
Комиссия в Разъяснении пришла к заключению о неприемлемости в деятельности адвоката самостоятельного (т.е. сделанного лично адвокатом) обращения через СМИ и (или) интернет, в том числе посредством профильных интернет-ресурсов и социальных сетей, к неопределенному кругу лиц с предложением о внесении денежных средств в счет оплаты труда адвоката и компенсации расходов, связанных с оказанием им юридической помощи.
Довод о невозможности для адвоката участвовать в программах судебного инвестирования неверен по определению, поскольку механизм судебного инвестирования вообще не содержит в себе метода краудфандинга. Общая модель судебного инвестирования такова: организация, реализующая механизм судебного инвестирования, имеет базу данных об инвесторах, заинтересованных в финансировании судебных процессов, и адвокатах (юристах), желающих быть судебными представителями по определенным категориям дел. При обращении лица – участника спора, не имеющего средств на оплату судебных расходов, организация проводит экспертизу перспектив судебного дела, подбирает инвестора и адвоката-представителя, после чего заключает соглашение с выбранным представителем в пользу стороны в деле либо подписывается трехстороннее соглашение между ними. Договор между организатором и инвестором совершенно не касается адвоката-представителя. Таким образом, никакого краудфандинга, т.е. сбора средств от неопределенного круга лиц, в этой схеме нет вообще. Следовательно, нет никаких этических препятствий (с точки зрения упомянутого Разъяснения КЭС) для участия адвоката в программе судебного инвестирования.
Стоит отметить, что по мнению председателя Совета судей В. Момотова, судебное инвестирование является одним из главных инструментов развития рынка судебного представительства, который он определил в качестве важнейшей составляющей экономики правосудия. С этим трудно поспорить, можно лишь добавить, что развитие судебного инвестирования значительно повысит спрос на оказываемую адвокатами юридическую помощь и будет способствовать росту гонорарной практики.
Что касается адвокатских фондов, то они тоже вполне укладываются в указанное Разъяснение КЭС, которая отметила, что «оплата труда адвоката по соглашению об оказании юридической помощи может быть произведена из средств, собранных с применением технологий краудфандинга лицом, которому оказывается юридическая помощь, или третьими лицами». В данном случае третье лицо – это и есть фонд.
Другой вопрос, что Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» содержит запреты на осуществление иными лицами функций адвокатских палат. Например, функций, которые возложены на комиссии АП по защите прав адвокатов. И дело тут не столько в формальных запретах, сколько в необходимости налаживания системной работы, которая возможна лишь при активном участии адвокатов в системе региональных адвокатских палат при разумной координации этой деятельности Федеральной палатой адвокатов РФ.
Источник: сайт ФПА
