Самой большой проблемой российского уголовного судопроизводства считается пресловутый обвинительный уклон. Этот уклон проявляется в том, что все сомнения суд, вопреки формальным требованиям Конституции и УПК, в большинстве случаев толкует в пользу обвинения. Причем не просто толкует, а всячески «подыгрывает» обвинению, зачастую искажая факты настолько, насколько это возможно и необходимо для принятия «правильного» решения. Такую позицию суда часто связывают с административным давлением на судей сверху.
В настоящее время протокол судебного заседания является основным документом, отражающим показания свидетелей в суде, т.е. фиксирующим основные доказательства в большинстве уголовных дел. При этом многие защитники сталкивались с тем, что в силу вышеупомянутого обвинительного уклона протокол не отражает фактического хода судебного разбирательства. И искажения чаще всего носят односторонний характер: протокол не фиксирует именно те моменты, на которые хотела бы сослаться сторона защиты.
Теоретически действующий УПК предусматривает механизм уточнения протокола – право подать замечания на протокол в соответствии со ст. 260 УПК в трехдневный срок с момента ознакомления с ним. Однако практически вероятность удовлетворения этих замечаний в обсуждаемой ситуации равна нулю, поскольку они рассматриваются председательствующим, который этот протокол подписал. Соответственно, если уж судья, движимый давлением со стороны административного ресурса, решил исказить в протоколе фактический ход судебного разбирательства, то сложно даже представить себе, что же такое за три дня должен написать адвокат, чтобы судья изменил свое решение.
Механизм доказывания правильности поданных замечаний ст. 260 УПК не определяет. Более того, большинство судей убеждены, что постановление судьи о рассмотрении замечаний на протокол судебного заседания даже не подлежит обжалованию, поэтому писать в постановлении можно что попало. В скобках отметим, что такое убеждение ошибочно и основано на недопонимании ч. 2 ст. 389.2 УПК. Однако, даже если мы подали апелляционную жалобу на постановление судьи, остается непонятным, какими инструментами мы можем доказать свою правоту относительно содержания протокола в суде второй инстанции.
Наиболее логичным в этой ситуации кажется предоставление аудиозаписи спорных моментов. Однако многолетнее противоборство брони и снаряда, как обычно, пока разрешается в пользу снаряда. Адвокаты представляли аудиозапись – суд апелляционной инстанции отказывался ее слушать, потому что в обжалуемом протоколе не отражено, что велась аудиозапись.
Адвокаты стали делать в суде первой инстанции заявления о том, что они ведут аудиозапись, просить зафиксировать это заявление в протоколе, фотографироваться с диктофоном на фоне секретаря судебного заседания, а также подавать заявления о ведении аудиозаписи письменно, через канцелярию, с отметкой в копии документа. Однако суды апелляционной инстанции по-прежнему под различными предлогами отказываются от прослушивания аудиозаписи, а в тех редких случаях, когда защите удается уговорить судебную коллегию послушать запись, эта коллегия находит 50 обоснований, чтобы не принять ее во внимание. Во всяком случае, мне не известно ни одного апелляционного судебного акта, который бы изменил постановление суда первой инстанции об отклонении замечаний на протокол.
Точку в этом процессуальном споре поставил Верховный Суд, приняв 22 июня 2011 г. прецедентное кассационное определение на приговор Свердловского областного суда, в соответствии с которым аудиозапись, сделанная защитником, доказательством не является – это просто защитник для своего удовольствия с гаджетами в суде развлекался. Обязательность же ведения аудиопротокола предусмотрена только АПК и КАС и не распространяется на другие виды судебных процессов, в которых возможность ведения аудиопротокола судом носит диспозитивный характер.
Таким образом, на сегодняшний момент ситуация в уголовном процессе выглядит следующим образом: суд под воздействием давления сверху может исказить протокол судебного заседания. Сторона защиты лишена возможности доказать это искажение, потому что аудиозапись, выполненная защитой, не принимается судом в качестве доказательства, а сам суд вести аудиозапись не обязан.
Вот эти проблемы в комплексе и должен решить президентский законопроект, внесенный в Госдуму в конце марта 2018 г. Напомню, Президент России внес в Думу законопроект № 42625-7, предусматривающий поправки в УПК и разработанный, как заявлено в пояснительной записке, в рамках мер «по совершенствованию судебной системы, направленных на обеспечение доступа граждан и организаций к правосудию, его максимальной открытости и прозрачности, реализации принципа независимости и объективности при вынесении судебных решений».
Законопроектом предлагается установить в качестве основного способа формирования состава суда использование автоматизированной информационной системы с учетом нагрузки и специализации судей. Предполагается, что таким образом будет исключено влияние на это лиц, заинтересованных в исходе судебного разбирательства, что, в свою очередь, позволит укрепить самостоятельность и независимость судей.
Кроме того, в УПК предлагается закрепить процессуальный статус помощника судьи по аналогии со статусом и полномочиями помощника судьи, закрепленными в АПК. Так, поправки предусматривают, что помощник судьи оказывает помощь судье в подготовке и организации судебного разбирательства, а также в подготовке проектов судебных решений, но не вправе выполнять функции по осуществлению правосудия. Кроме того, он должен по поручению председательствующего вести протокол судебного заседания, обеспечивать контроль за фиксированием хода заседания техническими средствами, проверять явку в суд участников заседания, а также проводить иные процессуальные действия.
Одной из наиболее значимых и долгожданных поправок является предложение ввести обязательную аудиозапись судебного заседания по уголовным делам с возможностью подачи замечаний на нее.
Однако, к сожалению, для решения заявленных проблем законопроект выглядит недостаточно подготовленным.
В первую очередь, не вполне логичным представляется увязывание в одном пакете системы распределения уголовных дел и возложения дополнительных функций на помощника судьи с обязательностью ведения аудиопротокола.
Вообще предложение об использовании автоматизированной системы – чистейшей воды популизм. Если все судьи при назначении прошли через фильтр, гарантирующий лояльность по отношению к руководству, то какая разница, кому из лояльных будет поручено конкретное дело? С другой стороны, если появляются сомнения в объективности судьи, то нужно рассматривать вопрос о его соответствии статусу, а не искать способ не давать ему дел, в которых может проявиться его заинтересованность.
Таким образом, для обеспечения справедливости судебного разбирательства необходимо регулировать не порядок распределения дел, а порядок назначения судей и проверки их соответствия своему статусу. Введение же автоматизированной системы, да еще с оговоркой о возможных исключениях, ничего, кроме дополнительных затрат, не принесет.
Вопрос о помощнике – вообще технический и не заслуживает серьезного обсуждения.
Что же касается аудиопротокола, то в этих изменениях УПК нуждается. Вместе с тем именно в этой части законопроекта налицо его непродуманность, если не сказать – декларативность, поскольку проблем, связанных с невозможностью полноценного оспаривания фальсификации протокола, описанных выше, законопроект не устраняет.
Безусловно правильным является изменение ст. 259 УПК, в соответствии с которым в судебном заседании обязательно ведется аудиопротокол. Однако шероховатости кроются в деталях.
Изменения в части аудиопротокола предлагается внести в те пункты, которые в настоящее время устанавливают право ознакомления с протоколом судебного заседания. Это логично, но несущественно, поскольку в настоящее время стороны и так знакомятся с аудиопротоколом, если он велся, на основе общих норм УПК, предусматривающих право участников процесса на ознакомление со всеми материалами уголовного дела, и ст. 24 Конституции, устанавливающей право лица на ознакомление со всеми материалами, которые затрагивают его интересы.
Право же подавать замечания на аудиопротокол нуждается в уточнении, поскольку в предлагаемом виде законопроект не разрешает коллизии, изложенной выше: защита подает замечания, председательствующий их отклоняет, никто не проверяет, правильно ли замечания отклонены. Из текста законопроекта вообще непонятно, какого рода замечания предполагаются – на то, что голос участника процесса записан неверно? Вносить изменения скорее необходимо в ст. 259 и 260 УПК, регламентирующие порядок составления аудиопротокола и возможность его проверки на предмет технических искажений.
Полагаю, что именно в этой части необходимо четко определить: в случае несоответствия письменного протокола аудиопротоколу приоритет отдается последнему и соответствующие изменения вносятся в письменный протокол. В случае некачественной аудиозаписи суд вправе назначить фоноскопическую экспертизу с целью восстановления текста. В случае подачи замечаний на аудиопротокол с приложением аудиозаписи, выполненной в судебном заседании стороной, назначение экспертизы обеих записей обязательно. В случае технической невозможности экспертного восстановления поврежденного аудиопротокола проверка замечаний проводится путем допроса участников процесса, в части фиксации выступления которых поданы замечания.
Внесение подобных уточнений практически не оставит возможности для фальсификации протокола. Именно поэтому, полагаю, предлагаемые мной уточнения не будут приняты в обозримом будущем.
И, кстати, в законопроекте присутствует малозаметная оговорка, которая может иметь серьезные последствия: в соответствии с предлагаемой редакцией ч. 1 ст. 259 УПК использование аудиозаписи в закрытом судебном заседании не допускается. В настоящее время такого запрета не существует, и его введение может привести к злоупотреблениям при составлении протокола в закрытых заседаниях. Более того, подобная оговорка является не вполне корректной с точки зрения юридической техники, поскольку в этой же части ст. 259 указано, что аудиопротокол ведется в том числе и при предварительном слушании, а предварительное слушание в соответствии с ч. 1 ст. 234 УПК проводится именно в закрытом судебном заседании.
