Наше знакомство с адвокатом Иваном Павловым состоялось в 2003 г., когда я работал в отделе новой экономики Минэкономразвития России, занимавшемся реализацией ФЦП «Электронная Россия 2002–2010 гг.». В рамках мероприятий по развитию информатизации в стране рассматривался и вопрос о создании открытых баз данных. Минэкономразвития в прямом смысле этого слова боролось с ведомствами, которые ревностно относились к своим информационным системам и препятствовали приданию публичности некоторым из них.
Иван Павлов тогда возглавлял Институт развития свободы информации и был сторонником максимальной открытости государства перед гражданами. Поначалу его идеи мы воспринимали настороженно, но он аргументированно доказал, что весь цивилизованный мир давно живет в условиях открытости информации, и государству это не вредит. Напротив, открытость данных позволяет обществу осуществлять реальный контроль государственных институтов, что в итоге приносит пользу и им самим. Иван последовательно отстаивал необходимость открытости информации и когда получил адвокатский статус. Это заслуживает уважения.
Сегодня мы наблюдаем постепенное «сворачивание» открытости государственных информационных баз данных, замкнутость государственных институтов, ужесточение законодательства об НКО, что в конечном итоге может привести к снижению качества госуправления.
Привлечение адвоката Ивана Павлова к ответственности по ст. 310 УК РФ – не просто тревожный звонок адвокатскому сообществу, но и недвусмысленный сигнал гражданскому обществу в целом, свободу доступа к информации которого отстаивал и отстаивает наш коллега.
Проблема предупреждения стороны защиты о недопустимости разглашения данных предварительного расследования в соответствии со ст. 161 УПК РФ и о соответствующей уголовной ответственности по ст. 310 УК не нова и отражена в многочисленной практике Конституционного Суда РФ. Несмотря на то что КС высказал свою последовательную позицию о том, что обвиняемые по уголовным делам обладают иммунитетом по ст. 310 УК, а адвокаты – нет, тем не менее довольно часто приходится наблюдать, как обвиняемых предупреждают об ответственности по ст. 161 УПК и суды в порядке ст. 125 УПК признают действия следователей законными.
Таким образом, проблема, на мой взгляд, не столько конкретно в ст. 161 УПК, сколько в фундаментальном подходе правоохранительной и судебной системы к принципам уголовного судопроизводства по данному вопросу.
Возложение на сторону защиты обязанности обеспечивать тайну следствия и ответственности за разглашение данных предварительного следствия нарушает базовый принцип состязательности сторон в уголовном процессе. У защиты и обвинения диаметрально противоположные процессуальные интересы, обеспеченные охраной закона. Предоставление одной стороне права требовать от другой не разглашать данные, ставшие ей известными на законных основаниях, очевидно нарушает принцип равноправия и состязательности, декларированный УПК.
Кроме того, данные предварительного следствия – это совокупность информации, которую следователь собирает для расследования конкретного уголовного дела. Источником и владельцем этой информации он не является – таковыми могут быть физические и юридические лица, которые предоставляют следователю соответствующие сведения в результате допросов и ответов на запросы. Перестают ли источники информации быть ее владельцами в результате передачи следователю? Полагаю, нет. Каждый из источников (владельцев) информации владеет сведениями, которыми он поделился со следствием на законных основаниях. Передача следователю информации не связана с ее отчуждением.
Что же в таком случае могут составлять данные предварительного следствия, владельцем которых можно считать следователя? Ответ очевиден – это информация, источником которой является сам следователь, а именно: план расследования дела, конкретные процессуальные документы, составленные следователем, его письменные обращения, рапорты, запросы. Считаю, что не может составлять тайну следствия любая информация, созданная с участием стороны защиты (протоколы допросов, обысков и пр.), поскольку у такой информации два источника (т.е. владельца). Напомню снова: у сторон защиты и обвинения разные процессуальные интересы, обеспеченные охраной закона.
Проблема обеспечения тайны следствия, полагаю, перестала бы существовать, если бы законодатель, внося в 2017 г. изменения в ст. 161 УПК, не просто перечислил ситуации, в которых режим защиты данных предварительного следствия прекращает действовать, а указал конкретные критерии принадлежности к информации, относящейся к тайне предварительного следствия, и установил разумный механизм прекращения режима их защиты (например, любая информация, полученная стороной защиты от следователя в ходе предварительного расследования, не может составлять тайну следствия). Следователь сам должен решать, какую информацию и кому предоставлять, а после предоставления считать ее разглашенной. Представляется, что такой механизм помог бы исключить любые сомнения и споры в этой области.
Что касается нашего коллеги, я убежден, что его непоколебимость и последовательность в вопросах информационной открытости, помноженные на высочайший профессионализм, приведут к прекращению этого абсурдного уголовного преследования.
