24 апреля 2018 г. мной заключено соглашение о защите по уголовному делу гражданина Д., обвиняемого в крупном мошенничестве, то есть по ч. 4 ст. 159 УК РФ.
Д. является участником (одним из собственников) крупного коммерческого предприятия, специализирующегося на ввозе в Россию и реализации алкогольной продукции.
Узнав, что уголовное дело возбуждено по заявлению второго собственника этого же предприятия после череды арбитражных процессов, направленных на раздел предприятия, я понял, что в данном случае в основе уголовного дела – жесткий корпоративный спор, дело носит явно заказной и надуманный характер. В связи с этим я привлек к защите Д. свою коллегу – адвоката-арбитражника Марию Кимбаровскую.
В этот момент уголовное дело уже рассматривалось по существу Басманным районным судом г. Москвы.
Вступив в дело, мы с Кимбаровской, прежде всего, заявили судье ходатайство о предоставлении времени для ознакомления с уголовным делом, сославшись на ч. 3 ст. 248 УПК РФ, которая гласит: «В случае замены защитника суд предоставляет вновь вступившему в уголовное дело защитнику время для ознакомления с материалами уголовного дела и подготовки к участию в судебном разбирательстве».
Как нам показалось, с удивлением узнав о существовании указанной статьи в УПК РФ, судья А.Г. Карпов такое время нам, тем не менее, предоставил.
Приступив к изучению уголовного дела, мы постепенно стали обнаруживать, что оно состоит из сплошных противоречий и нарушений УПК РФ.
В частности, наш подзащитный обвиняется в том, что совершил преступление в помещении Сретенского отделения ПАО «Сбербанк» по адресу: г. Москва, Ленинский просп., д. 63/2, к. 1. Поиск в интернете показал, что никакого отделения Сбербанка по данному адресу нет. Доверитель подтвердил это в суде, пояснив, что он посещал отделение Сбербанка на ул. Сретенка, д. 14. То же самое ответили в ответ на запрос и представители Сбербанка.
Это обстоятельство сделало невозможным дальнейшее рассмотрение дела в суде, и 23 мая 2018 г. оно на основании ходатайства защиты возвращено судом прокурору СЗАО г. Москвы в порядке п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ, поскольку по одному из эпизодов преступления оказалось не установленным фактическое место совершения преступных действий, в связи с чем составленное по делу обвинительное заключение исключало возможность постановления судом приговора или иного решения на основе данного заключения.
В момент принятия судом этого решения у нас с коллегой возник вопрос: почему вообще это уголовное дело оказалось в Басманном районном суде г. Москвы, если преступление начато на ул. Сретенка, а окончено на Пресненской набережной в г. Москве, то есть на территории подсудности Пресненского суда?
В итоге суд в постановлении о возвращении дела прокурору также строго указал, чтобы при последующем направлении этого дела в суд он руководствовался правилом территориальной подсудности уголовных дел, закрепленным в ст. 32 УПК РФ.
Следующий вопрос, который нас заинтересовал: почему дело возвращается прокурору СЗАО г. Москвы, если все эпизоды совершены на территории ЦАО г. Москвы? На каком основании оно вообще расследовалось на Северо-Западе Москвы, если ни один из эпизодов преступления не совершен обвиняемым на территории, подведомственной СЧ СУ УВД по СЗАО ГУ МВД России по г. Москве? Преступление окончено на территории Пресненского района г. Москвы, которая обслуживается отделом МВД России по Пресненскому району ЦАО г. Москвы.
В поисках ответа на этот вопрос мы с Марией Кимбаровской обнаружили в материалах уголовного дела постановление бывшего заместителя начальника ГСУ ГУ МВД России по г. Москве подполковника юстиции А.А. Галицкого от 14 февраля 2017 г., который определил местом производства предварительного расследования по данному делу Северо-Западный административный округ г. Москвы.
Свое процессуальное решение А.А. Галицкий мотивировал так (дословно): «Учитывая, что настоящее уголовное дело возбуждено и основные следственные действия выполнены СЧ СУ УВД по СЗАО ГУ МВД России по г. Москве, в целях обеспечения полноты, объективности и всесторонности расследования, производство дальнейшего расследования по уголовному делу… целесообразно продолжить в Северо-Западном административном округе г. Москвы».
При вынесении постановления А.А. Галицкий сослался на ч. 4 ст. 152 УПК РФ. Однако названная норма звучит иначе: «Предварительное следствие может производиться по месту нахождения обвиняемого или большинства свидетелей в целях обеспечения его полноты, объективности и соблюдения процессуальных сроков».
Указанное основание не имеет отношения к нашему уголовному делу, поскольку большинство обвиняемых и свидетелей на территории Северо-Западного административного округа г. Москвы не проживают.
Таким образом, постановление об определении места производства предварительного расследования содержит, по нашему мнению, надуманные основания и противоречит ст. 152 УПК РФ.
Оно также не соответствует требованиям ч. 4 ст. 7 УПК РФ, устанавливающей, что постановление следователя должно быть законным, обоснованным и мотивированным, а значит, оно подлежит отмене.
Поскольку незаконные или необоснованные постановления подчиненного сотрудника по находящимся в их производстве уголовным делам уполномочен отменять согласно п. 2.1 ч. 1 ст. 39 УПК РФ руководитель следственного органа, мы с коллегой 20 июля 2018 г. обратились к заместителю начальника ГУ МВД России по г. Москве – начальнику Главного следственного управления генерал-майору юстиции Н.И. Агафьевой с письменной жалобой в порядке, предусмотренном ст. 123 УПК РФ.
Мы попросили Н.И. Агафьеву отменить незаконное и необоснованное постановление об определении места производства предварительного расследования и определить местом производства предварительного расследования по настоящему уголовному делу Центральный административный округ г. Москвы.
К сожалению, несмотря на то, что постановление заместителя руководителя следственного органа, вынесенное в рамках конкретного уголовного дела, обжаловано на основании норм УПК РФ, рассмотрения нашей жалобы в сроки и в порядке, установленном УПК РФ, не состоялось.
Лишь спустя месяц мы с коллегой получили отписку из ГСУ ГУ МВД России по г. Москве, датированную 20 августа 2018 г., из которой видно, что наша жалоба, поданная в рамках конкретного уголовного дела, как и наш процессуальный статус адвокатов-защитников, полностью (и видимо умышленно) проигнорированы должностными лицами ГСУ.
Наша жалоба расценена не как жалоба адвокатов по уголовному делу, а как обращение граждан, на которое привычно дан формальный немотивированный и необоснованный ответ.
Вместо подписи руководителя ГСУ ответ получен за подписью начальника 3-го отдела Ю.А. Радеевой, которая вряд ли уполномочена давать оценку действиям заместителя начальника ГСУ Галицкого.
В связи с данной ситуацией мы готовим жалобу в Тверской районный суд г. Москвы в порядке, предусмотренном ст. 125 УПК РФ, где будем ставить вопрос не только о признании упомянутого постановления Галицкого не соответствующим требованиям УПК РФ, но также и о признании незаконным и противоречащим нормам УПК РФ бездействия руководства ГСУ ГУ МВД России по г. Москве при рассмотрении нашей жалобы от 20 июля 2018 г.
Но описанная мной проблема гораздо шире и серьезнее.
Корень зла в системе следственных органов МВД России кроется, на мой взгляд, в Инструкции об организации рассмотрения обращений граждан в системе Министерства внутренних дел Российской Федерации, утвержденной Приказом МВД России от 12 сентября 2013 г. № 707.
С принятием этой инструкции должностные лица следственных органов МВД России постепенно уходят от норм УПК РФ и перестают выделять среди обращений граждан обращения адвокатов по конкретным уголовным делам.
Например, уже года два или три в ГСУ ГУ МВД России по Московской области адвокатов при подаче жалоб по уголовным делам прямо и открыто предупреждают, что руководство ГСУ в силу названной инструкции больше не рассматривает жалобы адвокатов в порядке, установленном ст. 124 УПК РФ, прямо так и говорят: «Ваша жалоба будет рассмотрена как обращение гражданина в месячный срок».
Теперь, похоже, эту практику переняло и руководство ГСУ ГУ МВД России по г. Москве.
Наибольшей неприятностью для нас, адвокатов, является норма п. 28 упомянутой инструкции, которая гласит: «Сотрудникам подразделений делопроизводства и режима запрещается лично принимать обращения от граждан, за исключением рапортов и обращений, принятых в ходе личного приема уполномоченными должностными лицами».
Этой нормой руководители следственных органов полностью закрылись от назойливых адвокатов. Ни один адвокат теперь не в состоянии подать жалобу лично в канцелярию любого следственного органа МВД России, а только по почте или через примитивные ящики для писем, которые установлены при входе в следственные управления и отделы МВД России. Без гарантии, что содержимое из ящика попадет должностному лицу, которому мы его адресуем.
Все это очень печально. Примечательно, что этот правовой беспредел существует только в системе следственных органов МВД России.
Как мы знаем, в других правоохранительных органах – в Прокуратуре России и в Следственном комитете России – организованы специальные приемные, где адвокат в комфортных условиях на личном приеме имеет возможность подать жалобу по уголовному делу, получить ее входящий регистрационный номер и быть уверенным, что она будет рассмотрена в рамках УПК РФ.
