Как ранее писала «АГ», 26 декабря 2018 г. Президиум ВС утвердил Обзор судебной практики № 4 за 2018 г. Документ содержит 32 правовые позиции Судебной коллегии по экономическим спорам, а также 5 процессуальных вопросов по данной тематике.
Эксперты «АГ» прокомментировали наиболее интересные, по их мнению, правовые позиции.
Адвокат, руководитель судебной практики юридической группы «PARADIGMA» Андрей Торянников считает, что в целом правовые позиции по экономическим спорам, включенные в обзор, весьма интересны, и практикующие юристы и адвокаты могут с успехом использовать его выводы при обосновании своих позиций в суде.
В то же время, по мнению управляющего партнера АБ «ЕМПП» Сергея Егорова, обзор не содержит принципиально новых или революционных разъяснений, хотя в него и вошли редко встречающиеся или периферийные вопросы либо те, по которым ВС ранее давал разъяснения в постановлениях Пленума. «Кроме того, включенные в обзор дела в основном являются достаточно сложными по фактическим обстоятельствам и процессуальной позиции сторон, что затрудняет возможность ссылаться на них как на прецеденты», – добавил он.
Применение законодательства о банкротстве
В данный блок вошли правовые позиции ВС по трем делам.
В частности, в п. 16 обзора разъясняется вопрос о назначении лица, ответственного за процедуру принудительной ликвидации негосударственного пенсионного фонда по заявлению Центробанка РФ в связи с прекращением деятельности по обязательному пенсионному страхованию. Суды первой и второй инстанций, констатировав отсутствие претензий со стороны регулятора в отношении завершающих обязательств по прекращенному виду деятельности, применили к спорным правоотношениям положения п. 5 ст. 61 ГК, возложив обязанность по ликвидации на учредителей фонда.
ВС, отменив данные решения в части утверждения ликвидатора и направив дело на пересмотр в первую инстанцию, указал, что ликвидатор подлежит утверждению в порядке, предусмотренном Законом о банкротстве, из числа арбитражных управляющих. При этом она отметила, что одним из основополагающих принципов ликвидации юрлица через процедуру конкурсного производства является наделение полномочиями по непосредственному осуществлению ликвидационных действий независимого профессионала – арбитражного управляющего, отвечающего повышенным требованиям, предъявляемым к нему законом.
При этом подчеркивается, что поскольку Закон о фондах не содержит специальных положений об определении лица, которое проводит ликвидационные мероприятия в отношении фондов, не занимающихся обязательным пенсионным страхованием, при его выборе в силу п. 3.3 ст. 7.2, п. 2 ст. 33.2 Закона о фондах следует руководствоваться правилами Закона о банкротстве.
Комментируя данный пункт обзора, Сергей Егоров отметил, что в нем расширительно истолкована ст. 33.2 Закона о негосударственных пенсионных фондах. «Из содержания указанной нормы в силу ее неудачной формулировки непонятно, кто именно должен выступить ликвидатором фонда в ситуации, когда фонд не является банкротом. Теперь данный пробел можно считать устраненным», – добавил он.
Адвокат КА «Свердловская областная гильдия адвокатов», партнер Группы правовых компаний «ИНТЕЛЛЕКТ-С» Дмитрий Загайнов обратил внимание на п. 17 обзора, в котором решениями судов трех инстанций гражданин Г. был включен в реестр требований кредиторов общества, против чего возражал другой конкурсный кредитор. Он ссылался на то, что Г. одновременно участвовал в капиталах общества-должника и кредитора по основному обязательству. Также кредитор указывал, что, являясь бенефициаром обеих организаций и лицом, влиявшим на их решения, Г. свободно перемещал активы должника в общество, являющееся кредитором, в собственных целях без учета интересов подконтрольных организаций и их кредиторов.
В подтверждение своих доводов конкурсный кредитор подчеркивал, что Г. путем взаимокредитования подконтрольных ему юрлиц искусственно наращивал задолженность общества в ущерб независимым кредиторам, используя поручительство в качестве инструмента, позволявшего Г. при банкротстве должника занять место залогового кредитора и гарантированно претендовать на значительную часть стоимости ликвидного имущества.
ВС, отменяя судебные акты, указал, что все обстоятельства подлежали судебному исследованию и оценке в совокупности, что не было сделано судами. При этом он пояснил, что в силу требований ст. 9, 66 АПК РФ суду следовало оказать содействие в реализации прав конкурсного кредитора, тем более что он объективно лишен возможности владеть исчерпывающей информацией по сделкам, однако занимал активную процессуальную позицию по представлению доводов и поиску доказательств.
Комментируя позицию ВС, Дмитрий Загайнов отметил, что наращивание фиктивных долгов с целью контроля за ходом банкротства является основной проблемой, с которой сталкиваются добросовестные кредиторы. «В практике в делах о банкротстве существует повышенный стандарт доказывания, – пояснил он. – ВС ориентирует нижестоящие суды на то, что не все кредиторы обладают необходимыми доказательствами в подтверждение своих доводов, в отличие от участников сделок».
В этой связи важным, по мнению Дмитрия Загайнова, является разъяснение о том, что, в отличие от рассмотрения обычного спора, проверка обоснованности и размера требований кредиторов предполагает большую активность самого суда, а бремя опровержения доводов заявителя (не участника сделки) несут лица, которые объективно обладают большим объемом информации и доказательств.
Сергей Егоров добавил к этому, что в данном случае не применяется общий принцип ст. 10 ГК РФ, исходя из которого презюмируется добросовестность действий кредиторов.
Андрей Торянников отметил пример из п. 18 обзора, в котором суды трех инстанций отказали обществу во включении его требования в реестр, о чем ранее писала «АГ». Общество, будучи третьим лицом, исполнило перед банком обязательство, по которому должник являлся поручителем. При этом суд первой инстанции ошибочно счел, что погашение обществом задолженности перед банком повлекло прекращение основного обязательства и, как следствие, – поручительства. ВС, отменяя судебные акты по делу, указал, что хотя общество и погасило задолженность должника в отсутствие соглашения, однако в силу п. 5 ст. 313 и ст. 407 ГК произошла замена лица в обязательстве в силу закона.
Дмитрий Загайнов отметил, что в данном примере ВС указал, что новому кредитору в этом случае переходят в порядке ст. 313 ГК права не только по основному обязательству, но и обеспечивающие его исполнение. «В частности, уплачивая долг за поручителя-должника, новый кредитор приобретает права как по кредитному договору, так и по договору поручительства в том объеме, который существовал к моменту перехода требования», – пояснил он.
По мнению Андрея Торянникова, позиция ВС по применению положений ст. 313 ГК во взаимосвязи с положениями ст. 387 и 407 логична и продолжает сложившийся тренд по разъяснению нижестоящим судам объема прав, переходящего к новому кредитору при замене лица в обязательстве.
Обязательственные правоотношения
В этой группе правовых позиций адвокат АП г. Москвы Святослав Пац обратил внимание на п. 24 обзора, в котором ВС разъяснил, что суд не может отклонить возражение арендатора об уменьшении в соответствии с условиями договора взыскиваемой арендной платы на стоимость произведенных им и неотделимых улучшений и указал на необходимость предъявления арендатором встречного иска.
Также Суд указал, что сторона договора, который не прошел госрегистрацию, не вправе на этом основании ссылаться на его незаключенность. Кроме того, отмечается в данном примере, если кредитором приняты наличные денежные средства во исполнение обязанности по договору, соответствующая обязанность считается прекращенной, даже если договор предусматривал безналичный расчет.
По мнению Святослава Паца, данный пункт обзора является редким сочетанием системного анализа взаимодействия норм частного и публичного права. «Несмотря на то что львиная доля посвящена вопросам цивилистического характера, именно правовая позиция ВС о последствиях нарушения сторонами сделки публичного-правового запрета при ее исполнении заслуживает наибольшего внимания и, по моему мнению, является тем самым алмазом в глине», – отметил он.
Адвокат добавил, что указание ВС о том, что не каждое нарушение сторонами сделки публичного-правового запрета при ее исполнении влечет признание такого исполнения ненадлежащим, в определенной степени является логическим продолжением позиции Суда о том, что сторона договора, не прошедшего госрегистрацию, не вправе на этом основании ссылаться на его незаключенность. В то же время, добавил эксперт, это выход на существенно более высокий уровень осмысления гибкости и пределов публично-правовых обязательств и запретов.
«Бесспорно, существуют такие публично-правовые обязывания и запреты, нарушение которых влечет ничтожность как гражданско-правовых сделок, так и действий по их исполнению. Но очевидно, что в условиях современной динамики гражданского оборота, качественного и количественного изменения отношений в рамках него по сравнению даже с началом XXI в., не каждое нарушение нормы публично-правового характера имеет такую значимость для общества, что должно повлечь пересмотр и последующий разрыв одного из звеньев цепи сложного переплетения экономических отношений», – отметил Святослав Пац.
При этом эксперт указал, что о влиянии соблюдения публично-правовых обязываний и запретов сторонами сделок при их исполнении законодатель практически не высказался, поскольку «до высшей судебной инстанции такие споры не всегда доходят и разрешаются на уровне нижестоящих судов». Тем ценнее, считает адвокат, правовая позиция ВС, приведенная в п. 24 обзора. Более того, она, по мнению Святослава Паца, кардинально изменяет практику применения ст. 82.3 Закона о Центральном банке РФ и п. 6 Указания Банка России от 7 октября 2013 г. № 3073-У «Об осуществлении наличных расчетов».
Он также добавил, что сложившаяся практика признает исполнение гражданско-правового обязательства по оплате наличными денежными средствами сверх суммы в 100 тыс. руб. ненадлежащим, когда сторонами являются юрлица. «В данном случае ВС прямо указывает, что при осуществлении расчетов наличными сверх данной суммы юрлица будут нести публично-правовую ответственность, однако нет оснований считать, что гражданско-правовое договорное обязательство по оплате не прекращается надлежащим исполнением в случае принятия кредитором наличных денег», – пояснил он.
При этом Святослав Пац подчеркнул, что установление публично-правовой ответственности за совершение того или иного действия само по себе не означает, что во всех случаях оно будет квалифицироваться как ничтожное для целей динамики гражданских правоотношений. «В настоящее время не представляется возможным сказать, случайно ли ВС занял такую правовую позицию или это начало переосмысления высшей судебной инстанции взаимодействия публично-правового и частноправового регулирования, – резюмировал он. – Однако ресурс государственного принуждения не безграничен, а абсолютные запреты – не самый эффективный способ регулирования, поэтому создание условий, когда нарушение ряда запретов экономически невыгодно, но не разрушает сложившееся гражданско-правовые отношения, возможно, приведет к выигрышу как для участников гражданского оборота, так и для государства».
Андрей Торянников обратил внимание на правовую позицию ВС, приведенную в п. 25 обзора, о которой ранее писала «АГ». Компания-продавец и общество-покупатель заключили несколько договоров поставки. В одном из них стороны предусмотрели, что все расчеты за поставленную и принятую продукцию производятся в соответствии со ст. 410 ГК путем зачета встречных однородных требований. Обязательства общества по первому договору прекращаются с момента получения компанией товара по второму договору. Для зачета достаточно заявления одной из сторон.
Компания обратилась в суд с иском к обществу о взыскании задолженности и неустойки по первому договору, а общество подало встречный иск о взыскании задолженности по второму договору. По итогам рассмотрения дела суд удовлетворил первоначальные и встречные исковые требования компании и общества и провел зачет встречных однородных требований.
Затем компания обратилась в арбитражный суд с требованием о взыскании с общества неустойки, начисленной по дату вступления в силу решения по первому делу. По мнению компании, зачет, произведенный судом, прекратил обязательства по договору именно в момент вступления решения в силу. Первая инстанция исковые требования частично удовлетворила, а вышестоящие суды его поддержали, таким образом согласившись с позицией, что обязательства общества прекратились в день принятия судом решения о зачете.
Судебная коллегия ВС отменила все судебные акты по делу и направила его на новое рассмотрение, указав, что предъявление встречного иска, направленного к зачету первоначальных исковых требований, является, по сути, тем же выражением воли стороны, оформленным в исковом заявлении и поданном в установленном порядке. «Изменение порядка оформления такого волеизъявления – подача искового заявления вместо направления заявления должнику/кредитору – не должно приводить к изменению момента прекращения обязательства», – говорится в решении Суда.
В данном случае, отметил Андрей Торянников, ВС разъяснил нижестоящим судам, что момент прекращения обязательства определяется моментом наступления срока исполнения того обязательства, срок которого наступил позднее. При этом подача заявления о зачете является выражением воли стороны односторонней сделки на прекращение встречных обязательств и одновременно исполнением требования закона, установленного к процедуре зачета (ст. 154, 156, 410 ГК).
Интеллектуальная собственность
Из двух приведенных в обзоре позиций по данной группе споров Андрей Торянников отметил п. 30, в котором ВС, по сути, поправил Суд по интеллектуальным правам.
Общество обратилось в арбитражный суд с иском о признании незаконным решения Роспатента об отказе в регистрации отчуждения 50% исключительных прав на товарные знаки и обязании устранить допущенное нарушение. Несмотря на то что законодательство не предполагает долевого владения товарным знаком, СИП признал оспариваемое решение Роспатента незаконным.
Однако ВС это решение отменил, оставив в силе судебные акты двух первых инстанций, отказавших обществу в удовлетворении его требований. При этом Суд указал, что, хотя исключительное право на результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации (кроме исключительного права на фирменное наименование) может принадлежать одному лицу или нескольким лицам совместно (п. 2 ст. 1229 ГК), эту норму нельзя трактовать в отрыве от специальных норм, регулирующих правоотношения в сфере использования товарных знаков.
Андрей Торянников отметил, что российскому законодательству известна концепция коллективного товарного знака (ст. 1510 ГК), предназначенного для обозначения товаров, производимых или реализуемых входящими в объединение лицами и обладающих едиными характеристиками их качества или иными общими характеристиками. При этом правообладателем коллективного знака может быть указанное объединение лиц, каждое из которых может пользоваться коллективным знаком с учетом требований ст. 1511 ГК. «Иного порядка совладения товарным знаком Кодекс не содержит», – добавил он.
Налоговое право
В сфере налогового права Андрею Торянникову особенно интересными показались выводы, приведенные в п. 35 обзора. Суд, в частности, сформулировал следующую позицию: «Налоговое администрирование должно осуществляться с учетом принципа добросовестности, предполагающего учет законных интересов плательщиков налогов и недопустимость создания формальных условий для взимания налогов сверх того, что требуется по закону».
По результатам выездной проверки налоговый орган вынес решение о доначислении проверяемому налогоплательщику недоимки по НДС, которое тот безуспешно пытался обжаловать в суде всех трех инстанций. ВС удовлетворил требования налогоплательщика, указав, что инспекция доначислила НДС из-за того, что компания незаконно применила налоговый вычет. Однако на момент окончания выездной проверки инспекция достоверно знала о том, что общество уже уплатило налог за проверяемый период, исключив ранее принятый вычет. То есть налогоплательщик самостоятельно исправил выявленное нарушение, о чем свидетельствовало то, что в оспариваемом решении налогового органа пени были начислены обществу до дня совершения платежа.
«Таким образом, делая вывод о необоснованном заявлении НДС к вычету и будучи последовательной в формулировании выводов по результатам проверки, инспекция должна была признать, что на самом деле недоимка на момент вынесения решения у организации отсутствует, – пояснил Андрей Торянников. – Между тем иной подход ИФНС, поддержанный судами, привел к тому, что налогоплательщик вынужден был дважды уплатить НДС, а это не отвечает принципу добросовестного налогового администрирования».
Эксперт добавил, что в п. 38 обзора ВС применил аналогичный подход к отношениям страхователей с Пенсионным фондом. Как ранее писала «АГ», Суд тогда отметил, что ПФР не вправе привлекать страхователя к ответственности за представление неполных и (или) недостоверных сведений о застрахованных лицах, если страхователь сам выявил ошибку до того, как ее обнаружил орган ПФР и представил уже исправленные сведения за отчетный период.
«При этом ВС указал, что в вопросе привлечения плательщика страховых взносов к ответственности формальный подход недопустим. Любая санкция должна применяться с учетом ряда принципов: виновности и противоправности деяния, соразмерности наказания, презумпции невиновности», – отметил Андрей Торянников.
Практика применения административного законодательства
В данной группе споров Дмитрий Загайнов отметил п. 43 обзора, в котором ВС указал, что при повторном привлечении лица к административной ответственности, предусмотренной ст. 15.13 КоАП, наказание в виде штрафа не подлежит замене на предупреждение.
Общество было привлечено к ответственности по ст. 15.13 КоАП с наказанием в виде штрафа за несвоевременное представление декларации об объеме розничной продажи алкогольной и спиртосодержащей продукции. Посчитав свои права нарушенными, оно обратилось в арбитражный суд. Решением судов двух инстанций постановление было изменено, и обществу вместо штрафа назначено наказание в виде предупреждения.
Доводы административного органа о неприменимости предупреждения в данном деле, так как ранее общество уже привлекалось к административной ответственности по указанной статье, суды не приняли, поскольку на момент совершения правонарушения по рассматриваемому делу общество еще не было подвергнуто административному наказанию.
Верховный Суд отменил решения судов, обратив внимание, что основополагающим условием замены административного штрафа на предупреждение является то, что правонарушение совершено впервые, то есть преференция, предусмотренная ст. 4.1.1 КоАП РФ, является исключительной. При этом при рассмотрении вопроса о возможности такой замены должны учитываться совершенные ранее иные административные правонарушения, в том числе не являющиеся однородными по отношению к рассматриваемому.
Условий, в соответствии с которыми оценка возможности применения предупреждения по последующему правонарушению зависит от наличия (вступления в силу) постановления о привлечении к административной ответственности по предшествующему правонарушению на момент совершения последующего, ст. 3.4 и 4.1.1 КоАП не предусматривают. ВС подчеркнул, что наличие предшествующего правонарушения в деле доказывается постановлением, которым общество уже было привлечено к ответственности по ст. 15.13 КоАП за несвоевременное представление декларации за отчетный период. Следовательно, правонарушение не является впервые совершенным.
Как отметил Дмитрий Загайнов, в данном случае Верховный Суд сформировал подход, согласно которому наличие постановления о привлечении к административной ответственности по предшествующему правонарушению (даже не вступившего в силу) не дает возможности применить указанною преференцию на момент совершения последующего правонарушения. По мнению эксперта, с этим трудно согласиться, так как в этом случае косвенно предопределяется исход еще не рассмотренного административного дела и попираются положения презумпции невиновности, закрепленной в ст. 1.5 КоАП. «Так, в случае, если вина лица по предшествующему делу не будет доказана, по последующему делу оно уже не будет иметь возможности воспользоваться правом на замену штрафа предупреждением», – пояснил он.
По мнению Святослава Паца, данный пункт обзора, с одной стороны, не содержит ничего нового, с другой – в нем совершена небольшая революция. Эксперт отметил, что с момента появления ст. 4.1.1 в КоАП суды и иные органы административной юрисдикции в большинстве случаев старались руководствоваться правилами повторности, сформулированными в п. 2 ч. 1 ст. 4.3 Кодекса, и при определении однородности административных правонарушений ссылались на позицию, изложенную в п. 19.1 Постановления Пленума ВАС РФ от 2 июня 2004 г. № 10, а не на правильную позицию Пленума ВС, согласно которой однородными признаются правонарушения, имеющие единый родовой объект посягательства, независимо от закрепления ответственности за их совершения в разных статьях КоАП РФ (абз. 2 п. 16 Постановления от 24 марта 2005 г. № 5).
Адвокат подчеркнул, что в цикле определений, вынесенных Коллегией ВС в сентябре 2018 г., в том числе в комментируемом, Суд фактически указывает, что при применении ст. 4.1.1 КоАП не допускается использование п. 2 ч. 1 ст. 4.3 Кодекса. Тем самым, считает он, исключается возможность замены штрафа предупреждением, если постановление по делу о ранее совершенном правонарушении не вступило в силу на момент совершения нового нарушения или не было вынесено на момент совершения последнего.
Андрей Торянников добавил, что из указанных определений следует, что даже если ранее было совершено административное правонарушение с иным родовым объектом посягательства, то ст. 4.1.1 КоАП применению не подлежит. То есть правила указанной нормы могут быть применены исключительно в случае совершения первого административного правонарушения в буквальном смысле слова.
Эксперт выразил сожаление, что в обзор не вошло определение ВС, согласно которому истечение сроков, указанных в ст. 4.6 и 31.9 КоАП, исключает возможность учета ранее совершенных правонарушений в качестве основания, препятствующего применению ст. 4.1.1 Кодекса.
«Позиция ВС, выраженная в указанных определениях и обзоре, по моему мнению, в полной мере соответствует цели законодателя при внесении в Кодекс ст. 4.1.1 – это второй шанс для предпринимателей, только открывающих бизнес либо совершивших незначительную и несистемную ошибку, однако не способ систематического ухода от административных штрафов», – отметил он.