Отношение к ст. 282 УК РФ со стороны населения, в том числе юристов-практиков, всегда было неоднозначным. Кто-то поддержал введение уголовной ответственности за действия, предусмотренные указанной статьей; кто-то воспринял ее в качестве инструмента политических преследований; немало тех, кто безразлично отнесся к этому нововведению в уголовном законе.
Так и при обсуждении внесенного недавно в Государственную Думу законопроекта о декриминализации этой уголовно-правовой нормы мнения коллег по адвокатскому цеху разделились.
Следует отметить, что это не первая попытка. В 2017 г. депутатом Госдумы А. Журавлевым уже предлагалось частично декриминализировать ст. 282 УК РФ, однако его инициатива не нашла поддержки ни в Верховном Суде РФ, ни в Правительстве России.
Полагаю, вряд ли стоит оценивать законопроект с точки зрения того, имеет ли он популистский характер, приурочен ли к каким-либо событиям, как те же депутаты голосовали при принятии Уголовного кодекса, в котором содержалась ст. 282, и т.п.
Положительным фактом является признание, пусть всего лишь группой депутатов Государственной Думы, тех проблем, которые возникают вследствие нередко сомнительного и вызывающего серьезные вопросы применения на практике рассматриваемой нормы.
В пояснительной записке к проекту федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части признания утратившей силу статьи 282 Уголовного кодекса Российской Федерации» недвусмысленно констатирован субъективизм правоохранительных органов, реализующих полномочия по уголовному расследованию названной категории дел. Связано это с тем, что «трудно доказать, но легко приписать» наличие такого основного признака состава преступления, характеризующего общественную опасность запретных действий, как их направленность на «возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц».
По мнению авторов законопроекта, это «открывает возможности для личной заинтересованности при возбуждении и ведении уголовного дела»; «нечеткая и широкая формулировка может использоваться против гражданина и в политических целях»; «в какой-то степени ст. 282 является потенциальным инструментом для борьбы с лицами, несогласными с действующим политическим курсом, и, таким образом, легализует политическую цензуру».
Сложно не согласиться с такими комментариями, сопровождающими рассматриваемую инициативу депутатов.
Осмысливая предложенные изменения в уголовный закон, прихожу к печальным выводам, корреспондирующим доводам депутатов: анализируемая норма, быть может, и имеет право на существование, но неправильное толкование и использование ее правоприменительными органами в практической деятельности, а также откровенные злоупотребления не вызывают энтузиазма.
Именно эти причины превалируют в пояснительной записке, а не столько ссылки на несоответствие статьи требованиям уголовного закона относительно оснований и принципов уголовной ответственности.
Действительно, на практике применение ст. 282 УК РФ нередко доводили до полного абсурда. Многое здесь зависит от произвола должностных лиц. И неважно, обусловлено ли это стремлением отчитаться о выявлении такой категории преступлений, либо это борьба с инакомыслием, либо преследование неугодных за критику или по иным соображениям. Очевидно, что тем самым наносится ущерб имиджу власти, правосудию и лицу, попавшему в правоохранительные жернова.
Думается, что больше шансов воплотиться в закон было бы у инициативы, которая заключала бы в себе предложение об изменении, юридическом усовершенствовании упомянутой статьи, а именно – о конкретизации ее диспозиции, более четком формулировании существа общественно опасного деяния, которое исключало бы его расширительное толкование и субъективное усмотрение следователями и судьями.
Фактически существующая редакция ст. 282 предусматривает ответственность не за преступление, а за некие действия, направленные на его совершение.
Даже советский уголовный закон, предусматривавший ответственность за схожие деяния, был более конкретным: например, ст. 70 УК РСФСР – «Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы такого же содержания», ст. 190.1 УК РСФСР – «Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно изготовление или распространение в письменной, печатной или иной форме произведений такого же содержания» (была исключена из Кодекса Указом ПВС РСФСР от 11 сентября 1989 г.). Никто не догадался тогда сформулировать такие составы, как «действия, направленные на…» агитацию или пропаганду, и т.д.
В соответствии с положениями Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» действия, предусмотренные ст. 282 УК РФ, фактически подпадают под понятие экстремистской деятельности (экстремизма). А под эти действия, как отмечено в пояснительной записке к законопроекту, подпадают «высказывания, выраженные в форме перепоста в социальной сети без комментария обвиняемого, или высказывания, распространенные без прямого умысла, то есть эмоционально проявленные недовольства, а также независимо от намерений лица, разместившего информацию. Неосторожный комментарий, размещенный в интернете, плакат на митинге или фото (демотиватор) в социальной сети могут являться основанием для назначения реального тюремного срока».
В то же время Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, ратифицированная Федеральным законом РФ от 10 января 2003 г. № 3-ФЗ, содержит следующее определение: «экстремизм – какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них».
Получается, на международном государственном уровне под экстремизмом подразумевается нечто более серьезное и действительно представляющее опасность для общества и государства, чем то, что регулируется на внутреннем правовом пространстве.
В Постановлении Пленума ВС РФ от 28 июня 2011 г. № 11 г. «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», кстати, есть ссылка на этот документ. Но там же разъяснено, что уголовную ответственность по ч. 1 ст. 282 УК РФ влекут, в частности, «размещение соответствующей информации в журналах, брошюрах, книгах, в информационно-телекоммуникационных сетях общего пользования, включая сеть “Интернет”, и иные подобные действия, в том числе рассчитанные на последующее ознакомление с информацией других лиц». Об этом и печалятся депутаты.
Там же сказано, что «под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, следует понимать, в частности, высказывания, обосновывающие и (или) утверждающие необходимость геноцида, массовых репрессий, депортаций, совершения иных противоправных действий, в том числе применения насилия, в отношении представителей какой-либо нации, расы, приверженцев той или иной религии и других групп лиц».
В недавнем интервью «Российской газете» директор ФСБ России А. Бортников, рассуждая о временах сталинских репрессий, сообщил: «Хотя у многих данный период ассоциируется с массовой фабрикацией обвинений, архивные материалы свидетельствуют о наличии объективной стороны в значительной части уголовных дел, в том числе легших в основу известных открытых процессов…» То есть представление большинства о массовом характере незаконного уголовного преследования граждан при сталинском режиме является ошибочным? И это при том, что во времена «хрущевской оттепели» и с конца 80-х гг. прошлого столетия были реабилитированы свыше 2 млн человек. Интересно, какова была бы реакция соответствующих органов, если бы такое заявление сделал какой-нибудь блогер, – учитывая, что за неосмысленный перепост можно получить реальный срок.
Как бы там ни было, закон должен трактоваться четко и однозначно, а его формулировки не должны быть размытыми, дающими почву для злоупотреблений и непрофессионального применения.
Появление и обсуждение рассматриваемого законопроекта являются полезными, поскольку позволяют привлечь внимание власти и общественности к правоприменительным проблемам, возникающим в уголовном судопроизводстве и затрагивающим судьбы немалого количества людей.
