13 мая Конституционный Суд вынес Постановление № 18-П по делу о проверке конституционности ч. 3 ст. 131 и ст. 132 УПК РФ, а также п. 30 Положения о возмещении процессуальных издержек, связанных с производством по уголовному делу, издержек в связи с рассмотрением дела арбитражным судом, гражданского дела, административного дела, а также расходов в связи с выполнением требований КС РФ, утвержденного Постановлением Правительства РФ от 1 декабря 2012 г. № 1240.
Сложно представить, какие мытарства пришлось пройти заявительнице жалобы на пути к достижению справедливых целей, когда она обратилась в правоохранительные органы с заявлением о привлечении к ответственности медработников, виновных в смерти ее двух новорожденных сыновей и причинении вреда здоровью третьему новорожденному – дочери. «Эпопея» длится уже почти 10 лет – с 2012 г., когда Эльвира Юровских стала добиваться возбуждения уголовного дела, закончившегося его прекращением по нереабилитирующим основаниям, а затем пыталась взыскать с Минфина России компенсацию за нарушение права на уголовное судопроизводство в разумный срок. В процессе реализации своих правомочий и преодоления процессуальных и правоприменительных препон она вынуждена была неоднократно обращаться с жалобами в Конституционный Суд и дважды получала поддержку с его стороны.
Так, Постановлением от 30 января 2020 г. № 6-П была признана не соответствующей Основному Закону ч. 3 ст. 6.1 УПК РФ в той мере, в какой она позволяла при определении разумного срока уголовного судопроизводства для лица, которому преступлением причинен вред – физический, имущественный или моральный – (признанного в установленном уголовно-процессуальным законом порядке потерпевшим), не учитывать период со дня подачи им заявления о преступлении и до момента возбуждения уголовного дела об этом преступлении в случаях, когда производство по данному делу прекращено в связи со смертью подозреваемого.
Однако, как бы странно это ни звучало, но противостояние потерпевшей и следственных органов, несмотря на предполагаемую формальную принадлежность их к одному «процессуальному лагерю» – стороне обвинения, – на этом не закончилось.
Как усматривается из текста Постановления № 18-П, потерпевшая столкнулась с очередной «долгоиграющей пластинкой», когда лишилась возможности получить в полном объеме компенсацию расходов на представителя.
Первоначально суд отказал ей в принятии искового заявления к Министерству финансов РФ о возмещении процессуальных издержек, затем следственные органы выносили противоречивые решения по ее заявлениям – то частично удовлетворяя требования, то отменяя собственные постановления на этот счет.
В 2013 г. ч. 2 ст. 131 УПК РФ была дополнена п. 1.1 – к процессуальным издержкам были отнесены в том числе суммы, выплачиваемые потерпевшему на покрытие расходов, связанных с выплатой вознаграждения его представителю. Однако оставался открытым вопрос, в каких пределах мог принимать соответствующее решение следователь – только по факту участия представителя в следственных, процессуальных действиях, производимых следственным работником, или полагалось учитывать иные выполняемые функции, не связанные напрямую с деятельностью представителя? Проблема не имела нормативного регулирования, что породило новые препятствия для реализации потерпевшей ее прав и законных интересов.
Действительно, не обвинили бы того же следователя в превышении полномочий за использование средств целевого бюджетного финансирования на компенсацию расходов представителя потерпевшего, связанных, например, с участием в судебных заседаниях, инициированных жалобами потерпевшей стороны на действия (бездействие) и (или) решения того же следственного органа?
Неслучайно Конституционный Суд признал, что, «хотя следователь и потерпевший относятся к одной стороне в уголовном судопроизводстве – стороне обвинения, конфликт их интересов не исключен. Как свидетельствует дело Э. Р. Юровских, подходы следователя и потерпевшего к оценке необходимости и оправданности расходов на представителя могут быть и прямо противоположными. Тем более возникают сомнения в объективности следователя, когда он должен дать оценку расходам, понесенным в связи с обжалованием в суд его собственных действий (бездействия)».
Особое внимание обращает на себя констатация КС случаев, когда в ходе уголовного судопроизводства потерпевшему приходится добиваться защиты его прав от недобросовестно действующих должностных лиц органов дознания и предварительного следствия, о чем могут свидетельствовать неоправданная волокита, а также незаконные и необоснованные решения об отказе в возбуждении или о прекращении уголовного дела, немотивированный отказ в удовлетворении ходатайств.
Условия, в которых потерпевший по уголовному делу обладает более узкими и мало предсказуемыми возможностями и гарантиями в отношении компенсации процессуальных издержек, в том числе относительно объемов и размера произведенных расходов, в сравнении с оправданным или лицом, уголовное преследование которого прекращено по реабилитирующим основаниям, нельзя признать терпимыми.
Разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, приведенные в Постановлении от 29 июня 2010 г. № 17 «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве», упоминаемом Конституционным Судом в аспекте разрешения таких оценочных понятий, как «необходимость» и «оправданность» затрат потерпевшего на представителя, адресованы судам, а для органов предварительного расследования императивного значения не имеют.
В Постановлении КС № 18-П справедливо отмечено, что ситуация, когда вопрос о возмещении процессуальных издержек потерпевшего в связи с прекращением уголовного дела возлагается на следователя, не обеспечивает надлежащей государственной защиты оправданного участника уголовного судопроизводства и ведет к тому, что предоставленные следователю (дознавателю, прокурору) полномочия – при отсутствии нормативного механизма их реализации – могут быть осуществлены произвольно.
В то же время суды, рассматривавшие жалобы в рамках ст. 125 УПК и вставшие в споре со следователем относительно разрешения вопросов компенсации процессуальных издержек на сторону потерпевшей, законодательно не уполномочены понудить должностных лиц следственных органов принять конкретное решение в пользу лица, чьи права были ущемлены, а могут лишь формально потребовать устранить допущенное нарушение закона. При таких обстоятельствах может создаваться патовая ситуация, когда потерпевший будет лишен возможности в прогнозируемой перспективе добиться окончательного положительного результата.
Как верно подчеркнуто в постановлении КС, потерпевшие как жертвы преступления должны пользоваться защитой со стороны закона в степени не меньшей, чем обвиняемые и подозреваемые. Иное приводило бы к отступлению от принципов равенства и справедливости и дальнейшему умалению, а не восстановлению прав потерпевшего.
Выявляя указанные пробелы в регулировании рассматриваемых вопросов, КС вновь продекларировал свою твердую позицию, согласно которой признание законодателем того или иного права при отсутствии его специального нормативного обеспечения ставит субъектов правоотношений в ситуацию недопустимой неопределенности.
Призвав законодательные органы и Правительство РФ внести в правовое регулирование необходимые изменения, КС сделал, на мой взгляд, весьма нетривиальный шаг, возложив временно именно на суд обязанность решения вопроса о необходимости, оправданности и размере расходов потерпевшего на выплату вознаграждения его представителю, если потерпевший обжаловал в суд соответствующее решение, принятое следователем (дознавателем, прокурором). При этом он нацелил суды исходить из того, что возмещению в полном объеме подлежат все необходимые и оправданные расходы на выплату вознаграждения представителю потерпевшего (в том числе до формального получения им данного статуса), в том числе расходы, связанные с обжалованием отказа в возбуждении уголовного дела, поскольку оно в дальнейшем было возбуждено, и с обжалованием прекращения уголовного дела, так как решение о том было отменено; производить возмещение с учетом уровня инфляции.
Конституция РФ (ст. 46 и 52) гарантирует охрану прав потерпевших от преступлений, обеспечение им доступа к правосудию и компенсацию причиненного ущерба. Циркулировавшие в свое время идеи возмещать причиненный преступлением потерпевшим вред за счет государства не нашли поддержки и воплощения, а потому реализация этих конституционных прав зависит лишь от благосостояния и – нередко –доброй воли виновного лица. При этом обвиняемые и подсудимые в значительной степени относятся к неблагополучной, неплатежеспособной категории граждан, взять с которых нечего.
В связи с этим постановление КС, по моему мнению, нельзя не приветствовать, учитывая, что случай заявительницы вряд ли единичный. Он скорее типичный и характерный для уголовного судопроизводства, когда потерпевшие зачастую остаются ни с чем. Поэтому возможность компенсировать им хотя бы их затраты на представителя за счет государства представляется пусть и малой толикой, но весьма позитивным шагом по обеспечению реальной защиты их законных интересов.
