Идея Президента России о введении следственных судей, озвученная в 2015 г., вновь стала объектом внимания юридического сообщества. На мой взгляд, данная новация, а по сути, ренессанс дореволюционного процессуального института, заслуживает решительной поддержки, но лишь при соблюдении ряда принципиальных условий.
Еще в 2012 г. В.В. Путин отмечал: «Будем разбивать обвинительную связку между судами и правоохранительными органами и будем исключать возможности для самоуправства и произвола правоохранительных органов». Следственные судьи должны вводиться именно для того, чтобы разорвать эту самую связку, которая в последние годы превратилась в мощный стальной трос, способный выдерживать даже самые разрывные нагрузки. Ранее мы не раз убеждались в том, что обоснованные ходатайства и жалобы лишь слегка покачивали этот могучий канат.
Обвинительная связка сформировала соответствующую судебную практику. Обращения должностных лиц обвинения к суду на досудебной стадии удовлетворяются в 90–99,5% случаев, а обращения граждан и их адвокатов с жалобами на действия должностных лиц – примерно в 10 раз реже.
В Постановлении от 14 февраля 2000 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности положений частей третьей, четвертой и пятой статьи 377 УПК РСФСР в связи с жалобами граждан А.Б. Аулова, А.Б. Дубровской, А.Я. Карпинченко, А.И. Меркулова, Р.Р. Мустафина и А.А. Стубайло» КС РФ сделал вывод: «Принципы состязательности и равноправия сторон распространяются на все стадии уголовного процесса, прокурор и обвиняемый должны обладать соответственно равными процессуальными правами». Однако практикующими работниками неоднократно отмечалось, что на стадии предварительного следствия принцип состязательности сторон реализуется в наименьшей степени, и поэтому новая процессуальная структура призвана активизировать замороженный состязательный процесс.
Каким образом можно разорвать сформировавшуюся обвинительную связку? Рецепт достаточно прост: следственные судьи должны обладать большей организационной и процессуальной самостоятельностью и независимостью, чем судьи нынешние.
Они должны быть полностью освобождены от влияния оперативных подразделений, следственных и прокурорских работников.
Известно, что при назначении судьи или продлении его полномочий учитываются предоставляемые на него оперативные данные. Судья, осознавая это обстоятельство и не желая получить о себе негативную информацию, будет вынужден удовлетворять все обращения оперативных сотрудников о проведении процессуальных действий и оперативных мероприятий.
Следственный судья должен получить абсолютный иммунитет от перманентного проведения в отношении него оперативных мероприятий (за исключением случаев, когда они проводятся по совершенному или готовящемуся преступлению).
Они должны быть освобождены от влияния председателя районного суда и иметь статус судей вышестоящего суда (республиканского, краевого, областного).
Представляется, что обвинительная связка между следователями и судом может быть оборвана не путем замены судьи на следственного судью, а благодаря реальному обеспечению процессуальных гарантий независимости такого судьи. Поэтому принципиально важны изменения именно в этом магистральном направлении. В настоящее время остается только предполагать, в каком виде следственные судьи могли бы функционировать в России и каковы будут их полномочия.
Не вызывает никаких возражений то, что они будут рассматривать ходатайства представителей обвинения об избрании и продлении меры пресечения, а также о производстве следственных действий и оперативных мероприятий. Также следственные судьи примут полномочия по рассмотрению жалоб в порядке ст. 125 УПК РФ, что чаще актуально для стороны защиты. При этом они не будут рассматривать уголовные дела по существу, а будут заниматься исключительно вопросами, связанными с предварительным расследованием.
Кроме ожидаемых, предлагались и иные достаточно радикальные нововведения.
Валерий Зорькин, имея в виду, что Конституционный Суд признал неконституционной норму Уголовно-процессуального кодекса РФ, исключающую возможность изменения обвинения в сторону, ухудшающую положение обвиняемого, отметил: «В основе этого решения КС лежит идея целесообразности изменения самого понятия обвинения таким образом, чтобы изначально вопрос о квалификации деяния решался бы представителем судебной власти (например, следственным судьей)».
Таким образом, в УПК РФ может появиться процессуальная норма, позволяющая следственному судье решать вопрос о квалификации действий обвиняемого. Однако представляется неясной процедура, в рамках которой следственный судья сможет реализовать такое полномочие, которое полностью находится в компетенции следственного органа и прокурора и к суду отношения иметь не должно.
Кроме того, сразу возникают опасения по поводу того, что решение следственного судьи относительно квалификации деяния станет чуть ли не обязательным для судьи, рассматривающего уголовное дело по существу, и тогда все судебное разбирательство будет сведено на нет.
Существует мнение, что необходимо ввести судебный порядок решения вопроса о возбуждении уголовного дела как гарантию против возможных произвольных действий. В настоящее время вопрос о возбуждении уголовного дела решается представителями стороны обвинения (следователем, начальником следственного органа, дознавателем, прокурором) при отсутствии в этом процессе представителей стороны защиты. В этом можно усмотреть нарушение принципа состязательности и равноправия сторон, имея в виду, что возбуждение уголовного дела является первичным актом, на основании которого можно проводить любые следственные действия и применять меры пресечения и процессуального принуждения. И как сложилось в следственной практике, возбуждение уголовного дела – это начало уголовного преследования, завершающегося с огромной долей вероятности обвинительным приговором.
Следственные судьи могли бы стать действенным гарантом защиты прав подозреваемых, обвиняемых и иных участников уголовного судопроизводства от незаконных действий оперативных сотрудников по понуждению их к даче признательных показаний. В частности, они могли бы проверять законность получения обвинительных доказательств и оценивать постановления следователей по рассмотрению ими ходатайств об исключении доказательств.
Представители стороны защиты связывают с введением следственных судей облегчение возможности представления оправдательных доказательств в ходе предварительного следствия при формировании доказательственной базы. К сожалению, сегодня судьба соответствующих ходатайств стороны защиты зависит от усмотрения лиц, ведущих досудебное производство, и чаще всего предрешена их обвинительными устремлениями.
Считаю важными полномочие следственных судей прекращать уголовные дела и корреспондирующую этому возможность представителей стороны защиты обращаться с соответствующими жалобами, когда следователь и прокурор в их удовлетворении отказали.
По моему мнению, в УПК РФ необходимо концептуально определить приоритет решений судьи, рассматривающего уголовное дело по существу, над решениями следственных судей, принятыми на досудебной стадии, поскольку могут возникнуть процессуальные коллизии. Иначе получится так, что постановление следственного судьи, рассмотревшего, скажем, жалобу в порядке ст. 125 УПК РФ на постановление о возбуждении уголовного дела и признавшего соответствующее постановление законным, будет предрешать позицию суда, рассматривающего дело по существу относительно законности возбуждения дела.
На мой взгляд, решения следственного судьи не должны создавать преюдицию по тем вопросам, которые могут быть подняты сторонами в суде первой и апелляционной инстанций. В данном случае следует иметь в виду, что постановление следственного судьи имеет правовое значение на стадии досудебного производства, но суд, рассматривающий уголовное дело по существу, располагающий всеми материалами уголовного дела (а не их частью, как следственный судья), в состязательном процессе с более активным участием стороны защиты вправе сделать иные выводы в отношении ранее оцененных следственным судьей обстоятельств.
Приведенный пример не содержит конфликта между судьей следственным и обычным, поскольку каждый рассматривал правовую ситуацию в разное время, в разных условиях, с разными субъектами и оценивал разный объем исследуемого материала и доказательств.
Таким же образом, если следственный судья дал разрешение на производство личного обыска, то суд, рассматривающий дело по существу, не должен лишаться возможности признать личный обыск незаконным.
С введением корпуса следственных судей станет возможным при рассмотрении ходатайств следователя о заключении под стражу исследовать и вопросы доказанности обвинения и выдвигаемых подозрений. Тем самым будет ликвидирован странный процессуальный порядок, при котором суд заключает под стражу лицо, но не вправе оценивать доказательства и определять причастность лица к совершению преступления.
Наконец, следовало бы предусмотреть процедуру обжалования решений следственного судьи в апелляционном порядке, определив, какой орган будет рассматривать такие жалобы: то ли обычная апелляционная инстанция, то ли специально введенная апелляционная следственно-судебная инстанция, которая также не будет иметь отношения к рассмотрению апелляционных жалоб на вынесенные судебные решения по существу.
К сожалению, благие намерения, связанные с идеей о введении следственных судей, вызывают лишь сдержанный оптимизм. Практика показывает, что обвинительная связка между судом и правоохранителями достаточно сильна, и имеются серьезные опасения, что следственный судья продолжит обслуживать преимущественно обвинительные интересы должностных лиц правоохранительных органов, так и не оправдав возлагаемых на него надежд. Не хотелось бы по итогам введения данного процессуального института цитировать слова великого русского баснописца И.А. Крылова: «А вы друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь».
