Интерес госорганов к теме защиты прав российских субъектов персональных данных, в особенности когда им противостоит так называемый «иностранный элемент», не угасает на протяжении нескольких лет.
Один из ярких примеров – до сих пор не разблокированная сеть деловых контактов LinkedIn. Несколько лет назад Мосгорсуд не согласился с тем, что ее пользователи находятся виртуально за пределами России и оттуда добровольно предоставляют свои персональные данные, соглашаясь при регистрации с условиями их использования.
В деле по иску Евгения Тарло и других публичных персон против владельца социальной сети Facebook российские суды первоначально не усмотрели своей компетенции в разрешении данного спора. Мосгорсуд поддержал позицию нижестоящего районного суда, возвратившего иск за неподсудностью в связи с тем, что истцы не являются по отношению к Facebook Inc потребителями, а значит, между ними не возникло никаких правоотношений. Суды также отметили, что ответчик является иностранным юридическим лицом, не имеющим на территории России ни представительства, ни имущества.
Однако Верховный Суд РФ, рассмотрев жалобу, в Определении от 9 июня 2020 г. указал, что данный подход неверен с процессуальной точки зрения. Судам, возвращая исковое заявление, следовало не ограничиваться формальными основаниями, а поставить на обсуждение условия соглашения о пользовании соцсетью в части подсудности споров между сторонами. В итоге дело было направлено на новое рассмотрение в первую инстанцию.
Говорить о том, сохранит ли суд при новом рассмотрении дела прежнее мнение о том, что отношения истцов с Facebook не регулируются российским законом о защите прав потребителей, думается, пока преждевременно. В таком случае, установив наличие в условиях пользовательского соглашения с Facebook Inc компетенции иностранного суда для разрешения споров соцсети с пользователями, суд может прийти к тому же самому выводу о возвращении иска. Однако, помимо того что при новом рассмотрении суд должен оценить условия пользовательского соглашения о подсудности, он также может шире посмотреть на поднятую проблематику нарушения прав российских субъектов персональных данных.
Обращает на себя внимание вывод Верховного Суда РФ о том, что истец полагал его права как субъекта персональных данных, сбор которых, по мнению истца, выходил за пределы условий пользовательского соглашения, нарушенными, а также считал себя по отношению к Facebook потребителем. Кроме того, как отмечал истец, целевая аудитория рекламы, размещаемой данной соцсетью, находится в России.
При новом рассмотрении дела суд должен будет оценить все приведенные доводы, и тогда позиция Facebook, на мой взгляд, может стать шаткой. Так, в пользовательском соглашении разъяснено: «если вы потребитель, то к любым претензиям, искам и спорам между вами и нами, возникающим из настоящих Условий или Продуктов Facebook или в связи с ними, применяются законы страны вашего проживания, и вы можете решить спор в любом компетентном суде такой страны, юрисдикция которого распространяется на спор». И лишь в других случаях (то есть, судя по тексту соглашения, – если лицо не является потребителем по отношению к данной соцсети) спор подлежит рассмотрению в федеральном окружном суде Северного округа штата Калифорния США или в суде штата, находящемся в округе Сан-Матео.
Представляется, что, поскольку пользовательское соглашение не разъясняет термин «потребитель», российские суды могут применить к спорам отечественных пользователей Facebook соответствующее понятие из Закона о защите прав потребителей, так как услуга «по пользованию социальной сетью» предоставляется в данном случае российским пользователям. Полагаю, как нельзя кстати будет здесь и довод о том, что распространяемая на Facebook реклама направлена на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории РФ.
Дело другой американской компании – Iherb – хотя и отличается составом участников и фактами, положенными в обоснование требований российских властей о признании информации запрещенной к распространению на территории России, но, по сути, практически не оставляет сомнений в том, какую позицию могут занять отечественные суды, защищая права российских пользователей.
Иск к Facebook привлек внимание как юристов, так и рядовых пользователей этой соцсети, число которых в России гораздо больше, чем у Iherb или LinkedIn, но, к несчастью, Евгений Тарло – единственный из истцов, кто обжаловал акты нижестоящих судов, – скоропостижно скончался.
На случай смерти истца российское процессуальное законодательство предусматривает возможность правопреемства, но лишь тогда, когда оно не исключается в силу характера спорного правоотношения или прямого законодательного запрета. Иными словами, если спорное правоотношение неразрывно связано с личностью истца, то после его смерти правопреемство осуществить невозможно. Представляется, что в данном случае суд может посчитать, что речь идет как раз о правоотношении, в котором именно у истца был личный интерес в разблокировании его аккаунта и защите персональных данных. Тем не менее стоит отметить, что конкретный случай не урегулирован нормами ГПК РФ, регламентирующими вопросы прекращения дела в связи со смертью истца.
Однако, с учетом того что Евгений Тарло был уважаемым юристом, а данное дело помимо него изначально было инициировано еще несколькими известными людьми, полагаю, что у Евгения Тарло могут найтись последователи, которые смогут провести аналогичные самостоятельные процессы.
Кроме того, если взглянуть на проблематику шире, вопросы, связанные с судьбой аккаунта после смерти пользователя, представляют особый интерес. Страницы социальной сети могут содержать объекты прав, важные для наследников пользователя, которые могут потребовать разблокирования аккаунта, а также возврата авторских материалов, публикаций и фотографий.
Эти вопросы недостаточно, на мой взгляд, урегулированы российским правом. Если обратиться к пользовательскому соглашению Facebook, то оно предусматривает, что пользователь может указать в настройках его страницы на Facebook, что желает удаления аккаунта в случае своей смерти. Если же этого не было сделано, то член семьи или друг пользователя вправе отправить администраторам сети заявку по специальной форме с приложением копии свидетельства о смерти пользователя (или даже некролога) и запросить установку памятного статуса для аккаунта, позволяющего другим пользователям, попадая на страницу усопшего, видеть в его профиле надпись: «Вспоминаем».
Facebook заявляет, что стремится учитывать волю пользователей относительно судьбы их аккаунтов после смерти, поэтому направленная заявка будет проверена и удовлетворена, если при жизни пользователь не выразил пожелания, чтобы его аккаунт после смерти был удален.
Установка памятного статуса, как декларирует Facebook, защищает аккаунт от доступа посторонних лиц. Аккаунтом с памятным статусом может управлять только хранитель, выбранный пользователем при жизни. Таким образом, аккаунт будет по-прежнему отображаться на Facebook. Контент, созданный ныне покойным пользователем, останется на Facebook и будет доступен для той аудитории, для которой он был опубликован. Хранитель, к примеру, сможет разместить прощальные слова, изменить фото профиля и добавить друзей по их запросу. Если пользователь при жизни разрешил в настройках назначенному им хранителю скачивание архива информации, которой он делился в сети, то после установки памятного статуса хранитель сможет скачать опубликованный контент. При этом читать сообщения или удалить какие-либо прежние публикации пользователя он не может.
Если владелец аккаунта не выбрал при жизни хранителя, после запроса на присвоение памятного статуса за аккаунтом никто не будет активно следить.
Согласно пользовательскому соглашению Facebook только хранитель или лицо, указанное в действительном завещании или аналогичном документе, содержащем явно выраженное согласие завещателя на раскрытие его контента в случае смерти или недееспособности, имеет право добиваться раскрытия информации аккаунта после установления памятного статуса. При этом в пользовательском соглашении Facebook не пояснено, что понимается под «раскрытием контента» (за исключением упомянутой возможности разрешить хранителям скачивание архива информации, которой делился умерший), и не содержится отсылки к законам страны проживания в части прав наследников на содержание контента профиля пользователя при отсутствии завещания.
В данном споре пока не известно, намереваются ли наследники Евгения Тарло требовать восстановления каких-либо его авторских материалов, но даже без учета этого спор сам по себе может усложниться вследствие недостаточности законодательного регулирования прав наследников на доступ к материалам страницы наследодателя в социальных сетях в отсутствие лица, назначенного для управления аккаунтом, либо завещания, из которого было бы очевидно согласие на раскрытие контента. Если наследники проявят интерес в отношении прав на аккаунт Евгения Тарло и содержавшиеся в нем авторские материалы, то производство по делу, рассмотренному Верховным Судом, может быть приостановлено до определения круга наследников.
