Зачем я иду в адвокатуру?

Один из самых знаменитых русских дореволюционных адвокатов Федор Плевако в начале своей блестящей карьеры писал в дневнике: «Даю себе слово брать уголовные дела, где есть психологический интерес, или общественные тенденции, или где есть сильные данные, что гроза собралась над честным человеком, напрасно оговоренном его врагами».

Думается, это хорошая идея, если каждый начинающий адвокат будет давать себе подобный зарок, «запаивать» послание самому себе в «капсулу памяти» («вскрыть через 50 лет») с четким представлением – зачем он получает статус адвоката, что хочет делать и чего желает добиться на этом поприще.

Это эссе я начал писать еще в период интенсивной подготовки к сдаче адвокатского экзамена в АП Московской области. На спецкурсах стажеров и помощников адвокатов нас уже научили говорить не «если сдам экзамен», а «когда сдам экзамен», поэтому попробую ответить на вопросы, зачем же я иду в адвокатуру, каковы мои взгляды на основные проблемы профессии, что я буду делать, получив статус?

Первое. Меня несколько коробит, когда я слышу словосочетания «адвокатские услуги» и «клиент адвоката». Это у парикмахера услуги, а у автомойки клиенты, в нашем же случае – только «адвокатская помощь» и «доверитель адвоката»! Для меня адвокатура – это общественное служение, призвание, институт гражданского общества – называйте как угодно, но только не «юридические услуги». Адвокатура – не об этом. Адвокатура – разновидность правозащитной деятельности с той, однако, разницей, что правозащита решает более общие задачи. К примеру, Комитет против пыток борется с пытками (защищает публичный интерес), а адвокат – не с негативными явлениями в целом, а защищает права отдельно взятого гражданина в конкретном деле.

В 2005–2013 гг. я занимался общественной работой, в том числе в сфере защиты прав человека (в 2010 г. вошел в шорт-лист «20 лучших правозащитников России» по версии Общественной палаты РФ) – отчасти в контексте помощи своему адвокату-наставнику, отчасти в амплуа журналиста-расследователя и судебного репортера. Однако в целом правозащитный сегмент оказался, с одной стороны, слишком узкой тематикой (вновь приведу в пример Комитет против пыток. Безмерно уважаю эту организацию, но пытки – далеко не единственная проблема в современной российской правоприменительной системе). В то же время почему-то так сложилось (и не только в России), что к безусловным правозащитным ценностям прилагается «букет» политических доктрин и идеологических концепций, которые я далеко не всегда разделяю…

В этом отношении адвокат более независим, над ним не довлеют политические доктрины и мнение «правозащитной тусовки». Он руководствуется законом, профессиональной этикой и интересами доверителя.

Таким образом, для меня адвокатура является продолжением правозащитной деятельности, но другими способами, с инструментарием и ограничениями, накладываемыми адвокатским статусом. Моя цель, прежде всего, – помогать людям. В связи с этим очень правильным считаю термин «гонорар», применяемый в отношении адвокатского вознаграждения. Это не зарплата, которую адвокату платят как наемному работнику, а вознаграждение, которым его могут отблагодарить доверители за профессиональную юридическую помощь.

Второе. Как помощник присяжного поверенного (теперь уже бывший, но именно так я был представлен в приложении к «АГ» – «Вести Советов присяжных поверенных») я имею свой взгляд на актуальные проблемы современного адвокатского сословия. Напомню, что «Вести СПП» – уникальный исторический проект адвоката, секретаря Совета Федеральной палаты РФ Сергея Гаврилова, который выходил в 2016–2018 гг. (на тот момент я был стажером адвоката, что согласно дореволюционной классификации можно приравнять к помощнику присяжного поверенного).

Так вот, как у всякого уважающего себя помощника присяжного поверенного (или молодого адвоката), у меня есть мнение по всем насущным вопросам – например, на тему адвокатской монополии, которая перманентно обсуждается с XIX в., и за истекший период мы имели возможность взвесить все «за» и «против». Да, я за монополию на судебное представительство. Главным образом потому, что убежден: деятельность специалистов, работающих на юридической ниве, должна ограничиваться этическими стандартами – не «что хочу, то и ворочу, лишь бы сорвать куш», а исключительно в рамках Закона об адвокатуре и КПЭА. И если правоприменителям по тем или иным причинам далеко не всегда есть дело до прегрешений «вольных» юристов, то, когда те вступят в корпорацию, подобные деяния будут сдерживаться дисциплинарной ответственностью. С моей точки зрения, это положительно повлияет на оздоровление юридической профессии в целом, очистит ее от недобросовестных лиц.

Если отойти от внутрикорпоративных вопросов и взглянуть на ситуацию глобально, то главный вызов российской адвокатуре заключается в угрозе ее независимости. Проявляется это как на законодательном, так и на правоприменительном поле. Одна из самых серьезных опасностей – распространившаяся судебная практика отстранения от защиты неугодных адвокатов, хотя предусматривающей это нормы в процессуальном законодательстве нет. В такой ситуации, убежден, будущее адвокатуры зависит не только от деятельности руководителей адвокатских органов самоуправления, но и от сплоченности корпорации в целом под влиянием давления извне.

Наконец, третье . Что я намерен делать теперь, когда экзамен позади, а удостоверение адвоката в руках? Каким я вижу свое место в адвокатской среде?

Сфера моих интересов – уголовное право, в первую очередь, суд присяжных¹. Также меня интересует участие в деятельности интеллектуальных адвокатских клубов. Не останется в стороне от моего внимания и пенитенциарная система – тут есть у кого поучиться защите прав адвокатов и их доверителей при взаимодействии с администрацией учреждений ФСИН. Естественно, pro bono.

Также я не оставляю идею написать если уж не кандидатскую диссертацию, то, по крайней мере, монографию на тему истории адвокатуры. Присяжная адвокатура, точнее деятельность советов присяжных поверенных, по-прежнему остается предметом моих научных интересов. Кроме того, именно Золотой век русской дореволюционной адвокатуры вдохновил меня на соискание звания адвоката.

В заключение отмечу, что Федор Плевако данное себе слово сдержал. Он бесплатно защищал крестьян, восставших против угнетения помещиков, говорил на суде, что «подстрекатели восстания – нищета и голод», но в то же время защищал и Савву Мамонтова по его хозяйственным и иным спорам. С богатых он брал большую оплату за юридическую помощь, так как «они платят и за бедных», – таково было кредо легенды отечественной судебной защиты.

Думаю, это и есть идеальный рецепт адвокатского успеха – быть не только востребованным и дорогим профессионалом, но и человеком, отстаивающим справедливость, в том числе бесплатно. Ради общественного интереса.