Верховный Суд РФ опубликовал Обзор судебной практики № 3 за 2021 г. (утвержден Президиумом ВС РФ 10 ноября 2021 г.), содержащий 10 правовых позиций по уголовным делам. Одна из них, касающаяся квалификации преступлений, выражена Президиумом ВС, остальные – Судебной коллегией по уголовным делам. Разъяснения посвящены квалификации преступлений (четыре позиции), назначению наказания (две позиции) и процессуальным вопросам (три позиции).
Приведенные в обзоре разъяснения, относящиеся к квалификации преступлений, касаются вопросов преступных деяний против жизни и здоровья (ст. 105 и 119 УК РФ), против собственности (ст. 158–159.3, 162), а также незаконного оборота наркотических средств (ст. 228.1).
В целом правовые позиции указывают на формирование высшей судебной инстанцией подхода к неукоснительному следованию нормам УК и УПК РФ и точной квалификации деяний. Так, в разъяснениях Президиума ВС, касающихся квалификации разбоя с применением оружия либо предмета, используемого в качестве оружия (п. 1 обзора), указано на необходимость четкого установления с помощью экспертных познаний данных о том, что примененный виновным при разбойном нападении нож, с использованием которого потерпевшему был причинен тяжкий вред здоровью, является оружием. Если такие экспертные данные в деле отсутствуют, факт применения участниками разбойного нападения ножа для физического воздействия на потерпевшего является основанием для квалификации содеянного по признаку «с применением предмета, используемого в качестве оружия».
В отношении деяний, квалифицируемых по ст. 105 УК, сделан вывод о том, что случаи глумления осужденного над потерпевшим должны квалифицироваться по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК (п. 47 обзора). В этой части интересен довод Верховного Суда о том, что такое насилие к потерпевшему может быть не только физическим, но и психическим: «…обращено внимание на то, что характер совершаемых осужденным действий связан не только с причинением потерпевшему значительной физической боли и многочисленных повреждений, но и с психическим насилием, изощренным унижением, глумлением над ним, причинившим ему особые страдания».
В части разъяснений по применению ст. 119 УК Суд указал, что для обоснованной квалификации действий лица как угрозы убийством необходимо установить, что такие действия давали потерпевшему основания опасаться ее осуществления. В деле, послужившем основой для формирования позиции, выраженной в обзоре (п. 48), отмечено: «…угроза убийством выражалась в том, что осужденный в ходе конфликта с потерпевшим…, имея умысел на создание реальной угрозы жизни и здоровью, умышленно нанес удары руками, металлическим предметом и ногами по различным частям тела потерпевшего», а также то, что «между осужденным и потерпевшим возник конфликт на почве личных неприязненных отношений». Причиной отмены приговора стало то, что судом не приведены мотивы, на основании которых он пришел к выводу о наличии у осужденного прямого умысла на совершение угрозы убийством потерпевшего, а также о реальности восприятия такой угрозы потерпевшим.
С точки зрения адвокатского сообщества указанное разъяснение интересно тем, что защита может попытаться увязать невозможность вменения одной из сторон обсуждаемого преступления при наличии обоюдной драки. При этом в аспекте правильности избранного ВС подхода к рассмотрению дела оно вызывает больше нареканий, чем вносит ясность в исследуемый предмет.
Так, в доктрине уголовного права провозглашается, что угроза убийством либо причинением тяжкого вреда здоровью должны прежде всего разграничиваться с преступлениями по критерию фактического причинения вида вреда (жизни или здоровью). В исследуемом случае виновное лицо нанесло потерпевшему «удар железным крюком в висок», что вряд ли может рассматриваться как угроза убийством (в силу того, что угроза получила реальное воплощение в виде непосредственного, опасного для жизни или здоровья действия) и должно квалифицироваться как реально причиненный вред здоровью (побои) при определении формы вины – как косвенный умысел либо как покушение на деяние, которое охватывалось прямым умыслом причинителя (покушение на убийство либо на причинение тяжкого вреда здоровью).
Разъяснения в п. 49 обзора относительно квалификации преступления по ст. 158 УК касаются указаний на подход к ее разграничению со ст. 159.3. Верховный Суд привел аргументы, определяющие правильную квалификацию подобных случаев, – хищение денежных средств путем оплаты товаров с использованием чужой банковской карты подлежит квалификации как кража, совершенная с банковского счета (п. «г» ч. 3 ст. 158 УК РФ).
Ошибка нижестоящих судов при рассмотрении этого дела заключалась в том, что Федеральным законом от 23 апреля 2018 г. № 111-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации», действовавшим на момент совершения преступления, в ст. 159.3 УК были внесены изменения: из ее диспозиции исключено указание на то, что под таким мошенничеством понимается хищение чужого имущества, совершенное с использованием поддельной или принадлежащей другому лицу кредитной, расчетной или иной платежной карты путем обмана уполномоченного работника кредитной, торговой или иной организации. Этим же законом введена уголовная ответственность по п. «г» ч. 3 ст. 158 УК за кражу с банковского счета.
Наиболее интересны и полезны, на мой взгляд, разъяснения о квалификации преступлений в части установления факта оконченного преступления в отношении незаконного сбыта наркотических средств (п. 50 обзора). ВС указал, что п. 13.1 Постановления Пленума от 15 июня 2006 г. № 14 (с последующими изменениями) «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» о том, что незаконный сбыт следует считать оконченным преступлением с момента выполнения лицом всех необходимых действий по передаче наркотиков приобретателю независимо от их фактического получения им, не применяется в случаях, когда информация о месте нахождения тайников с «закладками» согласно распределению ролей должна была быть произведена иными лицами (не закладчиками), но не была доведена до сведения потенциальных приобретателей неустановленными лицами, а сами наркотические средства были изъяты из тайников сотрудниками правоохранительных органов. При этом следует помнить, что при неоконченном преступлении в стадии покушения УК императивно устанавливает запрет о назначении наказания, более чем на ¾ превышающего срок максимально предусмотренного наиболее строгого наказания (ст. 66).
В категории «Назначение наказания» приведены разъяснения о правильности применения норм материального права, а также исправлены ошибки, допущенные судами в части применения данных правил.
Особый интерес, по моему мнению, представляет дело, приведенное в п. 51 обзора. В нем деяние виновного было квалифицировано по ст. 166 и 264.1 УК. При этом относительно ст. 166 (угон) в качестве обстоятельства, отягчающего наказание, было указано совершение лицом преступления в состоянии алкогольного опьянения.
Изначально Четвертый кассационный суд общей юрисдикции заключил: «…поскольку наказание осужденному назначено по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 166 и ст. 264.1 УК РФ, соответственно, алкогольное опьянение входит в диспозицию ст. 264.1 УК РФ, а потому оно не может повторно учитываться в качестве отягчающего обстоятельства при назначении наказания по ч. 1 ст. 166 УК РФ…». На этом основании кассационная инстанция изменила приговор и смягчила назначенное осужденному наказание. Однако Верховный Суд посчитал такую трактовку неверной и окончательно разъяснил: «…по смыслу ч. 2 ст. 63 УК РФ, …совершение преступления в состоянии алкогольного опьянения не является признаком состава преступления, предусмотренного ст. 166 УК РФ, поэтому признание его в качестве отягчающего обстоятельства по этому преступлению и одновременное осуждение <виновного> по ст. 264.1 УК РФ, диспозицией которой предусмотрено нахождение лица в состоянии опьянения, не свидетельствуют о повторном учете такого состояния в качестве отягчающего обстоятельства».
В этом смысле ВС завершил дискуссию о влиянии признаков преступлений, совершенных при идеальной совокупности, на смежные составы преступлений и поддержал доктринальную позицию об учете обстоятельств в каждом отдельном составе преступлений самостоятельно.
Относительно процессуальных вопросов уголовного права ВС сформировал следующие позиции. В п. 53 обзора указано на возможность вынесения частного определения в отношении председателя нижестоящего суда при установлении нарушений закона только в том случае, когда нарушения обусловлены ненадлежащим выполнением председателем обязанностей по организации работы суда при установлении их взаимосвязи с нарушениями закона по уголовному делу. В п. 55 обзора в очередной раз постулируется запрет судам ссылаться в подтверждение их выводов на имеющиеся в уголовном деле доказательства, если они не были исследованы судом и не отражены в протоколе заседания.
Пункт 54 обзора посвящен непосредственно адвокатской деятельности. Выражена сформированная позиция о том, что «оказание адвокатом юридической помощи лицу, чьи интересы противоречат интересам другого лица, которому он также оказывал юридическую помощь по этому делу, является обстоятельством, исключающим участие адвоката в деле в качестве защитника».
Указанный подход сам по себе не нов, однако предметом его изучения стало дело, в котором адвокат Х. на предварительном следствии осуществляла защиту как осужденного Ч., так и свидетеля О., являвшегося подозреваемым, между интересами которых имелись противоречия. Суд указал, что в таком случае адвокат подлежит отводу в силу п. 1 ч. 1 ст. 72 УПК – адвокат Х. не могла осуществлять защиту Ч., после того как приняла на себя обязанности по защите О.
Таким образом, принятие на себя адвокатом на предварительных этапах защиты нескольких лиц, проходящих по делу, впоследствии может повлечь отвод от участия в деле в отношении всех подзащитных без исключения.
Подводя итоги анализа позиций Верховного Суда относительно материальных и процессуальных вопросов уголовного права, сформулированных в Обзоре № 3 за 2021 г., следует отметить, что они не содержат кардинально новых положений, которые могли бы лечь в основу «смены курса» правоприменительной практики, однако отдельные выводы обзора могут быть восприняты адвокатским сообществом в качестве эффективных инструментов при осуществлении защиты либо представительства в уголовном процессе.
