17 августа состоялось заседание экспертного совета при Уполномоченном по защите прав предпринимателей в РФ, на котором представитель Генеральной прокуратуры РФ Анна Анненкова выразила позицию ведомства по двум вопросам, имеющим важное значение для правоприменительной практики в области уголовного процесса.
Так, в прессе было опубликовано заявление, согласно которому главный надзорный орган не видит необходимости в законодательном запрете продления срока заключения под стражу предпринимателей в случаях, когда в отношении них не ведутся активные следственные действия. При этом новостные и правовые издания обратили внимание прежде всего на то, что озвученная позиция идет вразрез с поручением Президента РФ, которое он дал Генпрокуратуре России и Верховному Суду РФ год назад на совещании по реализации крупных проектов на Дальнем Востоке. При таком подходе получается, что Президент РФ ратует за снижение давления на бизнес и исключение решения экономических споров уголовно-правовыми средствами, а Генпрокуратура саботирует реализацию столь нужных и важных указаний. Но так ли это на самом деле?
В обоснование позиции ведомства Анна Анненкова указала, что введение в УПК РФ процессуальных преимуществ для предпринимателей нарушит принцип равенства перед законом. Кроме того, она отметила, что законодательство и так содержит запрет на заключение под стражу лиц, обвиняемых в совершении преступлений в сфере предпринимательской деятельности, а на необходимость отказа в продлении срока содержания под стражей при отсутствии следственных действий Пленум ВС РФ указал еще в 2013 г. Неприменение судами данного разъяснения ВС РФ свидетельствует о проблеме правоприменения, но не требует изменения закона. В качестве возможных мер решения проблемы привлечения предпринимателей к уголовной ответственности представитель Генпрокуратуры предложила ввести механизм обязательного согласования с прокурором решения о заключении бизнесменов под стражу.
Полагаю, что изложенная позиция обоснованна и юридически верна, поручению Президента РФ не противоречит, однако предложенные меры ошибочны. Так, конституционный принцип равенства сторон при его реализации в уголовно-процессуальной плоскости исключает возможность введения каких-либо преференций для лиц в зависимости от рода занятий – в частности, для предпринимателей. Законодатель вправе обеспечивать гарантии соблюдения прав в отдельных, наиболее уязвимых областях деятельности, но это не должно быть связано с предоставлением прав или освобождением от обязанностей отдельных категорий граждан, предоставлением им преимуществ, которые повлекли бы нарушение ст. 19 Конституции РФ. Таким образом, введение в УПК РФ нормы, запрещающей продление ареста в отношении предпринимателей при отсутствии активных следственных действий, противоречит Конституции РФ.
Между тем проблема продления сроков заключения под стражу при отсутствии следственных мероприятий существует не только в отношении предпринимателей. В целях обеспечения единого подхода судебной практики Пленум ВС РФ в п. 22 Постановления от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» указал, что если причина ходатайства следователя или дознавателя о продлении ареста заключается в неэффективной организации расследования, это может явиться одной из причин отказа в удовлетворении ходатайства. Несмотря на то что после принятия постановления прошло более четырех лет, проблема до сих пор не решена – суды по-прежнему продлевают сроки заключения под стражу, потворствуя волоките органов предварительного расследования.
На мой взгляд, целесообразнее было бы закрепить в УПК РФ норму о запрете на продление срока заключения под стражу при отсутствии следственных действий в отношении всех лиц, не выделяя только предпринимателей, предусмотрев в качестве исключений необходимость получения ответа на запрос о международной правовой помощи или заключения назначенной судебной экспертизы. В этом случае законодательно был бы решен вопрос, касающийся и предпринимателей, и всех остальных лиц, привлеченных к уголовной ответственности, без нарушения конституционного принципа равенства перед законом.
Что касается предложенного Генпрокуратурой механизма согласования с прокурором решения о заключении предпринимателей под стражу, отмечу, что он не создаст новых гарантий соблюдения их прав. С моей точки зрения, указанный механизм избрания меры пресечения будет иметь декларативный характер и не повлечет изменений следственной и судебной практики, так как, будучи обусловленным нормами об обязательности участия прокурора при рассмотрении судами ходатайств об избрании меры пресечения и о необходимости согласования дознавателем указанных ходатайств с прокурором, фактически и так применяется во всех случаях обращения следователей и дознавателей в суд с соответствующими ходатайствами.
Анна Анненкова также обратила внимание на проблему недостаточно точной формулировки определения преступлений, совершенных в сфере предпринимательской деятельности, что влечет расхождения в правоприменительной практике. Улучшить ситуацию, а также изменить порядок возбуждения уголовных дел и ареста подозреваемых, по мнению представителя ведомства, поможет принятие разработанного межведомственной рабочей группой при Генпрокуратуре законопроекта, уточняющего понятие «преступление, совершенное в сфере предпринимательской деятельности». В частности, предлагается исключить из сферы предпринимательской деятельности преступные деяния, которыми причинен вред интересам граждан, не являющихся индивидуальными предпринимателями, а также государственным и муниципальным предприятиям, госкорпорациям и коммерческим организациям с участием государства и муниципалитетов.
Не могу согласиться с изложенной позицией надзорного ведомства по следующим основаниям. Так, проблема применения нормы о запрете заключения под стражу предпринимателей действительно существует. При этом УПК РФ не содержит буквального прямого запрета в отношении предпринимателей, а ч. 1.1 ст. 108 Кодекса указывает на невозможность заключения под стражу лиц, привлекаемых к уголовной ответственности по перечисленным в законе статьям, предусматривающим ответственность за совершение в сфере предпринимательской деятельности преступлений против собственности, а также по статьям, устанавливающим ответственность за совершение преступлений в области экономической деятельности.
Какие именно деяния относятся к совершенным в сфере предпринимательской деятельности, непосредственно в УПК РФ законодатель не пояснил. Будучи бланкетной, данная норма, закрепленная в ч. 1.1 ст. 108 УПК, отсылает к гражданскому законодательству. На необходимость такого подхода указал и ВС РФ в Постановлении Пленума от 15 ноября 2016 г. № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности», где продублировал содержащееся в ГК РФ определение предпринимательской деятельности. Несмотря на это, проблема с избранием меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении лиц, совершивших преступления в сфере предпринимательства, до сих пор не решена. Уверен, что предложенные изменения в УПК РФ не помогут ее решить, поскольку проблема кроется в правоприменении и решать ее надо прежде всего там.
Особенно настораживает предложенное Генпрокуратурой выведение из сферы преступлений в области предпринимательства деяний, вред от совершения которых причинен организациям с государственным или муниципальным участием, а также гражданам, не являющимся индивидуальными предпринимателями. Непонятно, почему надо руководствоваться принципом определения лица, которому причинен вред. Такой подход, на мой взгляд, весьма сомнителен с точки зрения теории права, а применительно к рассматриваемой сфере – необоснован, хотя судебная практика уже идет именно по этому пути. Как я понимаю, причина выведения из сферы предпринимательской деятельности преступлений, вред от совершения которых причинен государственным и муниципальным организациям, связана, в числе прочего, с повышенной, по мнению авторов законопроекта, общественной опасностью этих деяний. Между тем повышенная общественная опасность может быть учтена при усилении уголовной ответственности за совершение соответствующих деяний, но не должна выступать безальтернативным основанием для избрания более суровой меры пресечения, а факт причинения вреда государственной или муниципальной организации не исключает возможности причинения вреда в сфере предпринимательской деятельности.
Необоснованным, на мой взгляд, является также выведение из сферы предпринимательской деятельности деяний, вред от которых причинен гражданам, не зарегистрированным в качестве предпринимателей. На практике многие уголовные дела связаны с преступлениями в сфере предпринимательства, вред от которых причинен обычным гражданам – заказчикам услуг. Почему большое количество таких случаев предлагается законодательно вывести из сферы предпринимательской деятельности, логическому объяснению не поддается.
Подытоживая, отмечу, что повышенное внимание Генпрокуратуры к проблемам привлечения к уголовной ответственности предпринимателей заслуживает одобрения. Между тем, обоснованно отвергая предложение о законодательном запрете на продление заключения предпринимателей под стражу при отсутствии активных следственных действий, высшее надзорное ведомство не делает реальных шагов по выполнению поручения Президента РФ в части ослабления давления на бизнес, а предложенные изменения влекут ухудшение положения лиц, совершивших преступления в сфере предпринимательства.
