В 2017 г. в законодательстве впервые появилась норма о том, что если неисполнение обязательств исключенным обществом обусловлено тем, что контролирующие его лица действовали недобросовестно или неразумно, по заявлению кредитора на таких лиц может быть возложена субсидиарная ответственность по обязательствам общества1.
С этого же времени ведет отсчет формирование судебной практики по определению критериев для привлечения к такой ответственности. При этом специфика споров заключается в том, что после исключения компании из ЕГРЮЛ для кредитора возможность доказывания зачастую объективно ограничена.
Бремя доказывания и презумпции
Первоначально была сформулирована позиция о том, что само по себе исключение общества из реестра в результате действий (бездействия), которые привели к исключению, равно как и неисполнение обязательств, не является достаточным основанием для привлечения к субсидиарной ответственности2. Именно по этому мотиву суды отказывали в удовлетворении исков, указывая на недоказанность намеренного уклонения ответчика от погашения задолженности, сокрытия им имущества общества и вывода активов, а также на то, что истец не возражал против исключения общества из реестра3.
Продолжением такого подхода стали недавние акты Верховного Суда РФ. Так, ВС в Определении от 15 декабря 2022 г. по делу № А40-264080ь/2020 поддержал позицию о том, что кредитор должен реализовать свое право на предоставление возражений при исключении из ЕГРЮЛ. Также в определении содержится вывод о том, что к недобросовестному поведению может быть отнесено избрание участником таких моделей ведения деятельности и (или) способов распоряжения имуществом, которые приводят к уменьшению активов и не учитывают собственные интересы юрлица – в частности, если лицо продолжает принимать на себя обязательства, несмотря на утрату возможности их исполнить.
В Определении от 30 января 2023 г. № 307-ЭС22-18671 по делу № А56-64205/2021 Верховный Суд указал, что тот факт, что ответчик не сдавал финансовую и бухгалтерскую отчетность общества, не представил в налоговый орган достоверные сведения о юрлице (что послужило основанием для исключения общества из реестра как недействующего юрлица), также не образует достаточных оснований для привлечения к субсидиарной ответственности, поскольку не означает, что при сохранении у общества статуса юридического лица оно могло осуществить расчеты с истцом.
Фактически на кредитора возложена обязанность доказывания вывода активов юрлица в преддверии его исключения и доказывания того, что при сохранении компании у нее была бы возможность рассчитаться с кредитором. Такие выводы базируются на том, что гражданское законодательство о юридических лицах построено на основе принципов отделения их активов от активов участников, имущественной обособленности, ограниченной ответственности и самостоятельной правосубъектности. Следовательно, механизм привлечения к субсидиарной ответственности является исключительным.
Спорность этих судебных актов особенно остро проявляется, если проанализировать сегодняшнюю практику Конституционного Суда РФ по этому вопросу.
Бремя доказывания и презумпции: прокредиторский подход
Конституционный Суд вынес два важных постановления по обсуждаемой тематике. В частности, в Постановлении от 21 мая 2021 г. № 20-П он указал, что вина контролирующих лиц доказана, если кредитором общества, исключенного из ЕГРЮЛ, является физическое лицо, а обязательство возникло не в связи с осуществлением кредитором предпринимательской деятельности и на момент исключения общества из реестра исковые требования кредитора удовлетворены судом. При этом тот факт, что кредиторы исключенного из реестра общества не воспользовались возможностью пресечь такое исключение, не означает, что они утрачивают право на возмещение убытков.
Именно на этом базировалась позиция о необходимости установить, что ответчик, достоверно зная о наличии задолженности перед истцом, не предпринял мер ни к погашению задолженности, ни к обращению в арбитражный суд с заявлением о признании общества банкротом. В данных спорах бремя опровержения виновных действий лежит на ответчике, поскольку предъявление к истцу требований, связанных с доказыванием обусловленности причиненного вреда, заведомо влечет неравенство процессуальных возможностей истца и ответчика, так как от первого требуется предоставление доказательств, о наличии которых он может не знать4.
Как следует из результатов анализа судебной практики, большинство решений судов, содержащих указанные позиции, вынесены АС Поволжского и АС Западно-Сибирского округов.
Промежуточным итогом такого «прокредиторского» подхода стало Постановление от 7 февраля 2023 г. № 6-П, в котором Конституционный Суд поддержал тезисы, высказанные в Постановлении от 21 мая 2021 г. № 20-П, и основал свои выводы на требованиях к добросовестному поведению единоличного исполнительного органа и лиц, имеющих фактическую возможность определять действия юрлица. Как указано в постановлении, суд руководствовался также общеправовым принципом pacta sunt servanda и принципами неприкосновенности собственности, свободы экономической деятельности и свободы договора, судебной защиты нарушенных прав (ст. 8, 34, 35 и 46 Конституции РФ).
Важно, что в постановлении отдельно описаны подходы к распределению бремени доказывания для установления наличия материально-правовых оснований привлечения к рассматриваемой субсидиарной ответственности. В данном случае Судом применена изящная ссылка на то, что из положений об ответственности за нарушение обязательств и из норм об ответственности за причинение вреда (деликтной) следует, что отсутствие вины доказывается лицом, нарушившим обязательство или причинившим вред (п. 2 ст. 401 и п. 2 ст. 1064 ГК). Аналогичный подход в отношении презумпции виновности использован законодателем и для привлечения контролирующих должника лиц к ответственности в деле о банкротстве.
Ключевой вывод КС: если суд при привлечении по заявлению кредитора, осуществляющего предпринимательскую деятельность, к субсидиарной ответственности лиц, контролирующих должника (производство по делу о банкротстве которого прекращено до введения первой процедуры банкротства в связи с отсутствием средств, достаточных для возмещения судебных расходов на проведение таких процедур, и которое в дальнейшем исключено из ЕГРЮЛ как недействующее, а на момент его исключения соответствующие исковые требования кредитора удовлетворены судом), установит недобросовестность поведения контролирующего должника лица в процессе, притом что не констатирована также недобросовестность процессуального поведения кредитора, то данные нормы применяются исходя из предположения о том, что виновные действия (бездействие) именно этих лиц привели к невозможности исполнения обязательств перед кредитором, пока на основе фактических обстоятельств дела не доказано иное. По сути, это означает обязание ответчика доказать его добросовестность.
В заключение отмечу, что в целом подход арбитражных судов, выраженный в последних постановлениях ВС, представляется неоднозначным. Фактически указанные судебные акты минимизируют возможность удовлетворения исков о привлечении к субсидиарной ответственности, поскольку кредитору необходимо доказать, что у общества имелись активы, их было бы достаточно для расчета с кредиторами, они были неправомерно выведены, кредитор возражал по поводу исключения из ЕГРЮЛ, и в дальнейшем по вине ответчика компания все же была исключена. Данная совокупность обстоятельств представляется излишней с учетом принципа добросовестности контролирующего должника лица при ведении хозяйственной деятельности.
Представляется целесообразным, чтобы в перспективе законодателем или судебной практикой был определен единый подход, базирующийся на выводах Конституционного Суда о том, что следует презюмировать недобросовестность ответчика и переложить бремя доказывания на него при наличии судебного акта о взыскании задолженности.
1 Пункт 3.1 ст. 3 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью».
2 Определения Верховного Суда РФ от 30 января 2020 г. № 306-ЭС19-18285 по делу № А65-27181/2018 и от 25 августа 2020 г. № 307-ЭС20-180 по делу № А21-15124/2018.
3 Постановления АС Волго-Вятского округа от 10 ноября 2021 г. по делу № А31-14199/2020, АС Дальневосточного округа от 22 мая 2020 г. по делу № А51-20994/2018, АС Московского округа от 29 июня 2021 г. по делу № А41-48600/2020.
4 Постановления АС Западно-Сибирского округа от 26 января 2023 г. по делу № А45-6127/2022 и от 9 декабря 2022 г. по делу № А46-16677/2021; АС Поволжского округа от 19 мая 2022 г. по делу № А72-9574/2021 и от 7 апреля 2022 г. по делу № А12-9907/2021.