19 февраля 2025 г. Конституционный Суд РФ принял Постановление № 8-П «По делу о проверке конституционности части первой статьи 226.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина О.В. Панова». Я выступал представителем заявителя жалобы.
Изучение данного постановления, к сожалению, не только не прояснило отдельные аспекты толкования понятия контрабанды и разграничения деяния, предусмотренного ст. 226.1 УК, и деяний по ст. 194 УК и ст. 16.2 КоАП РФ, но и, на мой взгляд, вызвало новые вопросы. Поясню, почему.
Законодатель закрепил понятие «контрабанда» как уголовно наказуемое деяние, связав ответственность за него с наличием помимо факта еще не уголовно наказуемого, но юридического понятия контрабанды двух дополнительных составляющих: во-первых, специальный предмет деяния, отсутствие которого исключает применение положений ст. 226.1 УК к совершенному действию; во-вторых, размер этого специального предмета, квалифицируемый как крупный (если размер менее крупного, деяние не может быть оценено как уголовно наказуемое).
В любом случае – независимо от предмета и размера – действия, подпадающие под понятие «контрабанда», определены в законе как «незаконное перемещение через таможенную границу либо Государственную границу Российской Федерации».
Из наименования ст. 226.1 УК («Контрабанда патогенных биологических агентов, сильнодействующих, ядовитых, отравляющих, взрывчатых, радиоактивных веществ, радиационных источников, ядерных материалов, огнестрельного оружия или его основных частей, взрывных устройств, боеприпасов, иного вооружения, иной военной техники, а также сырья, материалов, оборудования, технологий, научно-технической информации или результатов интеллектуальной деятельности, которые могут быть использованы при создании вооружения или военной техники, а равно стратегически важных товаров и ресурсов или культурных ценностей либо особо ценных диких животных, водных биологических ресурсов, растений и грибов») следует, что под контрабандой понимаются действия, определенные в законе как «незаконное перемещение через таможенную границу либо Государственную границу Российской Федерации».
Именно неопределенность в толковании этих действий послужила основанием для обращения в КС. Но, к сожалению, в постановлении фактически не дано толкование понятия контрабанды – Конституционный Суд повторил в нем термин «незаконное перемещение товаров через таможенную границу Союза», изложенное в Таможенном кодексе Евразийского экономического союза (п. 3.2), чем фактически отнес положения ст. 226.1 УК к преступлениям в области таможенного законодательства. В итоге КС не разграничил понятия «незаконное перемещение через границу» и «недостоверное декларирование».
По мнению заявителя, под термином «незаконное перемещение» в Уголовном кодексе понимается незаконное передвижение товара через границу, а под «недостоверным декларированием» – неправильное оформление перемещаемого товара или ошибка в оформлении его перемещения. При этом в Постановлении от 19 февраля 2025 г. № 8-П указано: «обязательное условие законности трансграничного перемещения товаров – достоверное их декларирование как для идентификации, обеспечения таможенного контроля и соблюдения ограничений, установленных в отношении перемещения отдельных их видов, так и для применения мер нетарифного регулирования, в том числе объемов тарифных квот, а также для оценки правильности исчисления таможенных пошлин и сборов с учетом физических характеристик товаров (свойств, качеств, объема, веса) и таможенной стоимости».
Таким образом, КС констатировал, что недостоверное декларирование есть один из видов незаконного перемещения товаров. Это значит, что любое деяние, названное недостоверным декларированием, может быть квалифицировано по ст. 16.2 КоАП либо по ст. 226.1 УК. Разница лишь в том, что если по усмотрению правоприменителя речь идет о перемещении товара, подпадающего под ст. 226.1 УК, в размере, относящемся к крупному, деяние может быть квалифицировано по п. 5 ст. 226.1 УК. Разграничения «недостоверного декларирования» и положений ст. 194 УК в постановлении, по сути, нет.
Между тем полномочный представитель Президента РФ Андрей Коновалов в отзыве в адрес Конституционного Суда по жалобе Олега Панова отметил: «имеющиеся примеры противоположных подходов правоприменителей к квалификации деяний, связанных с перемещением через таможенную границу товаров путем недостоверного декларирования, по нашему мнению, свидетельствуют о необходимости обеспечения единообразия судебной практики». Однако из постановления не следует, что речь идет о разных подходах к применению положений ст. 226.1 УК. В итоге, к сожалению, вряд ли обсуждаемое постановление изменит правоприменение ст. 226.1, 194 УК и ст. 16.2 КоАП, так как эти положения применялись в части их разграничений на усмотрение правоприменителей по принципу: любые сведения, указанные в декларации, – если они, по мнению должностных лиц таможенного органа, не соответствуют действительности (в том числе ошибочные), могут толковаться как незаконное перемещение товара через таможенную границу путем недостоверного декларирования, хотя в законе и разъяснениях Верховного Суда РФ1 речь всегда шла о незаконном перемещении товара с недостоверным декларированием, а значит – о разных понятиях перемещения и декларирования. Однако КС, дав оценку тому, что если декларирование недостоверное, то и перемещение товара незаконное, фактически истолковал понятие «недостоверное декларирование» как вид «незаконного перемещения товара», т.е. получилось: товар еще не перемещен, но неправильные сведения, внесенные в декларацию, влекут фактически оконченный состав «незаконного перемещения товара через границу». Яснее, на мой взгляд, не стало.
Еще одно наблюдение также вызывает много вопросов. Так, в диспозиции ч. 1 ст. 226.1 УК не говорится, что понятие незаконного перемещения товара через границу следует брать из таможенного законодательства. Так, Конституционный Суд, ссылаясь на бланкетность положений ч. 1 ст. 226.1 УК, без какого-либо объяснения сразу перешел к понятию незаконного перемещения товаров через таможенную границу Союза, данного в подп. 25 п. 1 ст. 2 Таможенного кодекса ЕврАзЭС, и ни разу не упомянул, что в диспозиции закона кроме таможенной границы говорится и о Государственной границе РФ. Но законодательство о госгранице в постановлении КС не упоминается.
Кроме того, ссылаясь на положения подп. 25 п. 1 ст. 2 Таможенного кодекса ЕврАзЭС, Конституционный Суд не стал исследовать положения подп. 27 п. 1 указанной статьи ТК ЕврАзЭС, в котором содержится понятие «перемещение товаров через таможенную границу Союза», под которым понимается ввоз товаров на таможенную территорию ЕврАзЭС или вывоз товаров с его таможенной территории. То есть буквально получается, что под перемещением товара понимается фактическое его передвижение с одного места на другое, одно из которых относится к «таможенной территории», а под незаконным перемещением – неправильное оформление товара. Тут ни о какой ясности речи нет.
Изложенное дает основания полагать, что данное постановление не повлияет на дело заявителя жалобы. Вместе с тем есть серьезные претензии к изложению в постановлении обстоятельств дела, а именно: «Суд установил, что О.В. Панов ˂…˃ дал указание неосведомленному лицу, отвечающему за декларирование товаров от имени хозяйственного общества, отразить в декларации не соответствующие действительности сведения о стоимости поставляемого товара». Это не только не вменялось Олегу Панову, но и не устанавливалось судебным актом. В приговоре, в частности, указано: «Панов привлек ˂…˃ не осведомленного о планируемом им преступлении, который, действуя по указанию последнего, будучи неосведомленным о преступном умысле Панова и введенным им в заблуждение, являясь лицом, декларирующим товары от имени ООО “Компания Сфера” и обязанным выполнять требования, предусмотренные ТК ЕАЭС и иными указанными нормативными актами, указал в декларации на данные товары не соответствующие действительности сведения о его стоимости, в обоснование которой представил в таможенный орган документы, изготовленные при неустановленных обстоятельствах, переданные ему Пановым для подтверждения заявленной таможенной стоимости товаров».
Ни в приговоре, ни в других судебных актах не утверждается, что Олег Панов давал указания отражать в декларации не соответствующие действительности сведения о стоимости поставляемого товара. Более того, в приговоре отмечено: «Вместе с тем судом исключается из описания преступного деяния Панова формулировка “при не установленных следствием обстоятельствах организовал изготовление фиктивных документов”, так как стороной обвинения суду не представлено доказательств, подтверждающих действия Панова в этой части». Получается, что КС в данном случае использовал в постановлении предположение, что противоречит понятию обоснованности судебного акта.
К сожалению, суды, проверявшие законность приговора, не обратили внимание не только на отсутствие доказательств того, что Олег Панов кому-то что-то незаконное сказал, но и на то, что декларирование проводилось на основе поступивших от продавца из-за рубежа документов профессиональными декларантами, без участия Панова; за продукцию покупателем была уплачена цена, которая и была задекларирована, а обвинение и судебные акты были основаны на поступивших из следственных органов таможенных экспортных декларациях, к оформлению которых Олег Панов не имел отношения и о которых не знал. При этом результаты ОРД были легализованы путем их процессуального осмотра следователем без уголовно-процессуальной проверки источника происхождения этих результатов, что следует из приговора, в котором суд первой инстанции дословно сослался на такое доказательство, как: «результатами оперативно-розыскной деятельности, предоставленными в распоряжение органа предварительного расследования постановлениями от ˂…˃, результаты которых впоследствии осмотрены в качестве вещественных доказательств и приобщены к уголовному делу».
1 Абзац 2 п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 апреля 2017 г. № 12 (ред. от 11 июня 2020 г.) «О судебной практике по делам о контрабанде».
