Транспортное преступление или невиновное причинение вредных последствий?

25 июня 2024 г. Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление № 21 о внесении изменений в отдельные постановления Пленума ВС по уголовным делам (далее – Постановление № 21). Изменения разработаны в связи с корректировкой законодательства, а также с вопросами, возникающими в судебной практике.

С точки зрения защиты положительно можно оценить следующие дополнения Постановления Пленума ВС от 9 декабря 2008 г. № 25 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также их неправомерным завладением без цели хищения»:

• в п. 4 – о месте совершения ДТП. Ранее в практике следственных органов нередко наблюдались разночтения и путаница относительно места аварии¹, что препятствовало вынесению законных и обоснованных процессуальных решений (такие примеры есть);
• п. 10 (1) – о том, что «ограниченный перечень обстоятельств, которые могут свидетельствовать о нахождении водителя в состоянии опьянения, и способов установления таких обстоятельств ˂…˃ расширительному толкованию не подлежит».

Полагаю, следует разделить мнение о том, что решение о рассмотрении уголовного дела в указанном порядке принимается только при условии, что обвинение, с которым согласился обвиняемый, обоснованно, совершение лицом действий, ответственность за которые предусмотрена ст. 264.1, 264.2 или 264.3 УК РФ, подтверждается собранными по уголовному делу доказательствами (п. 10 (7)). В этом же пункте Постановления указано: «Фактические обстоятельства сами по себе не предопределяют выводы суда о виновности подсудимого в совершении преступления, которая устанавливается на основе совокупности доказательств, проверенных и оцененных посредством уголовно-процессуальных процедур». При этом неясно, какие процедуры имеются в виду, так как УПК понятие «процедуры» не содержит. Также не вызывает сомнений, что «Если суд пришел к выводу о необходимости назначения такому лицу отбывания наказания в исправительной колонии общего режима, то в приговоре согласно требованиям пункта ʺаʺ части 1 статьи 58 УК РФ должны быть приведены мотивы принятого решения со ссылкой на конкретные обстоятельства дела и данные о личности виновного» (п. 11 (1)), а также доводы из п. 12 (1) о возвращении уголовного дела прокурору. Приведенное, безусловно, правильно, но это общие фразы, а конкретики, по сути, нет.

При этом, на мой взгляд, нельзя согласиться с поправкой, внесенной в п. 16 (дополнение абз. 3): почему лицо, здоровью которого причинен вред, не являющийся тяжким, не может быть потерпевшим именно в рамках уголовного дела? По смыслу данной статьи? А если по буквальному толкованию, как того требует закон, да еще и по здравому смыслу, тогда, полагаю, закон стоит скорректировать с учетом прав и законных интересов потерпевших.

Также неясно, почему в итоговую редакцию Постановления не вошли положения, касающиеся самокатов и иных механических ТС, которые фигурировали в первоначальном варианте проекта?

Кроме того, не могу согласиться с утверждением о совершении неосторожного преступления умышленно (п. 10 (8)). К примеру, если водитель находился в состоянии алкогольного опьянения, однако ДТП произошло в результате нарушений ПДД пешеходом, в чем в таком случае вина водителя и где причинная связь?

Так, был вынесен обвинительный приговор в отношении сотрудника ФСБ, который, управляя автомобилем, совершил наезд «на отбойник», что повлекло гибель трех пассажиров. В судебном разбирательстве «технические» пункты нарушений ПДД были отвергнуты, а водитель осужден по ст. 264 УК, при этом нарушение п. 2.7 ПДД предусматривает административную ответственность за управление ТС в состоянии опьянения. Является ли законным такой приговор? Этот пример судебной практики опубликован в Сборнике Следственного комитета РФ². Подобным образом и формируется судебная практика, которая упрощает расследование, рассмотрение уголовного дела судом и впоследствии зачастую приводит к вынесению обвинительного приговора³.

В середине 90-х гг. ХХ в. в моей адвокатской практике находилось уголовное дело в отношении водителя С., который совершил наезд на двух сотрудников милиции со смертельным исходом и причинением тяжкого вреда здоровью одного из потерпевших. Судьей Домодедовского городского суда Московской области дело было возвращено прокурору, после трех попыток направить снова в суд – прекращено. Причина – вопиющие нарушения при оформлении ДТП, которые препятствовали суду вынести обвинительный приговор.

Очевидно, что в настоящее время, с учетом изменений в правоприменительной практике С. был бы осужден к лишению свободы на длительный срок уже только за то, что совершил наезд с тяжкими последствиями, будучи в состоянии алкогольного опьянения, без учета необходимости выполнения им так называемых технических требований ПДД.

Обратимся к научно-практической литературе, в которой проанализированы наиболее сложные проблемы транспортных преступлений: их понятия и признаки, угрозы безопасности функционирования транспорта, отражение в законодательстве и доктрине уголовного права, классификация и др.; рассмотрены конкретные составы таких преступлений. При этом особое внимание уделено признакам транспортных преступлений, неоднозначно трактуемым в теории и на практике, а именно: «Субъективная сторона рассматриваемого преступления определена в самой уголовно-правовой норме. В силу прямого указания закона оно может совершаться только по неосторожности (как самонадеянно, так и по небрежности). Тем не менее в уголовно-правовой литературе утверждается, что, «рассматривая такие уголовные дела, необходимо помнить о сложной форме вины по данным преступлениям. Диспозиция комментируемой нормы уголовного закона говорит о прямом умысле виновного ˂…˃ на нарушение лицом, управляющим автомобилем, трамваем либо другим механическим транспортным средством, правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, повлекшее указанные в законе последствия ˂…˃ Несмотря на прямой умысел виновного лица на нарушение правил дорожного движения, результатом которого стало причинение вреда здоровью потерпевшего либо наступила смерть человека, законодатель определяет неосторожный характер вины по отношению к наступившим последствиям». В подтверждение данного утверждения приводится пример, согласно которому Ш. был осужден на нарушение правил дорожного движения, связанное с превышением скорости без учета погодных условий. В результате чего он не справился с управлением, автомобиль перевернулся на обледенелой дороге. Пассажиру был причинен тяжкий вред здоровью. Судом было установлено, что действия осужденный совершил, пытаясь спасти потерпевшего от преследовавших их лиц, намеревавшихся убить последнего»⁴.

Данные утверждения, на мой взгляд, противоречат как описанию преступления, содержащемуся в ст. 264 УК, так и ст. 25 Кодекса, регламентирующей ответственность за преступления с двумя формами вины. Кроме того, они не учитывают, что преступление с двумя формами вины в целом признается совершенным умышленно, каковым деяние, предусмотренное ст. 264 УК, не может быть по определению (этого не допускают и сами авторы, рассматривающие вину в автотранспортном преступлении как сложную, двойную, смешанную). Форма вины в данном преступлении выглядит следующим образом: лицо, нарушая правила дорожного движения или эксплуатации ТС, предвидит возможность причинения тяжкого вреда здоровью, смерти потерпевшего, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывает на их предотвращение (легкомыслие); лицо, управляющее ТС, нарушая правила дорожного движения или эксплуатации транспортного средства, не предвидит возможности наступления указанных в законе последствий, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть (небрежность)⁵. Субъективная сторона в силу прямого указания закона характеризуется неосторожным отношением к наступившим последствиям⁶.

Поскольку уголовное законодательство предусматривает две формы вины (умысел и неосторожность), возникает необходимость четко определить умышленную или неосторожную вину, что предполагает состав рассматриваемого преступления в целом.

Так, если по делу будет установлено, что причинение смерти или телесных повреждений потерпевшему охватывалось умыслом виновного, содеянное следует рассматривать как умышленное преступление против жизни и здоровья граждан. В тех случаях, когда виновным последовательно совершены два самостоятельных преступления, одно из которых являлось транспортным, а другое – против жизни и здоровья личности, действия данного лица подлежат квалификации по совокупности указанных преступлений. Не исключена и идеальная совокупность подобных деяний. Автор приводит пример, когда водитель, управляя автомашиной, из хулиганских побуждений стал преследовать на большой скорости другой автомобиль. Злостное хулиганство, сопровождавшееся нарушением правил безопасности движения, было обоснованно квалифицировано по совокупности преступлений.

Тщательное и глубокое изучение субъективной стороны деяния позволяет своевременно отграничивать транспортное преступление от невиновного причинения вредных последствий. В практике возможны случаи, когда особенности экстремальной ситуации или состояние здоровья водителя оказывают столь сильное влияние на его поведение, что исключают виновность в совершенном общественно опасном деянии. А. И. Коробеев, в частности, приводит примеры и утверждает, что уголовная ответственность водителей за аварии, совершенные в таком состоянии здоровья, может исключаться вследствие отсутствия в их действиях вины.

В то же время в практике следственных и судебных органов встречаются случаи объективного вменения по такого рода делам. Порой суды не учитывают объективные и субъективные особенности ситуации и вменяют водителю в вину наступление последствий, которые он не только не должен был предвидеть, но и не мог. В частности, должен ли водитель предполагать, что другой участник движения не выполнит правил безопасности? В постановлении по делу К. Пленум ВС СССР указал, что водитель, управляющий машиной с соблюдением ПДД, не обязан исходить из возможности грубого нарушения этих правил другими водителями, если он не должен был и не мог предвидеть такое нарушение.

А. И. Коробеев привел пример по делу о наезде на пешехода при движении автомобиля со скоростью 35–40 км/час, когда водитель не принял мер к снижению скорости при появлении на проезжей части пешехода, пытавшегося перебежать дорогу. Пленум ВС СССР не согласился с вынесенным по делу приговором, установив, что потерпевший до появления на месте ДТП находился вне зоны видимости из-за встречных машин, и представление об опасности у водителя возникло лишь с момента появления потерпевшего перед автомобилем. Следовательно, водитель практически не мог видеть пешехода почти до самого его приближения к середине дороги, а когда его заметил, то предотвратить столкновение было невозможно. В итоге ВС признал необоснованным обвинение водителя в нарушении ПДД ввиду недоказанности того, что водитель при сложившихся обстоятельствах предвидел или должен был предвидеть возникновение опасной ситуации⁷.

Резюмируя, отмечу, что водителю, не нарушившему ПДД, нельзя вменять в ответственность непредотвращение последствий аварийной ситуации, которая была создана виновными действиями потерпевшего или другими участниками движения⁸. Таким образом, некоторые выводы, изложенные в Постановлении № 21, по приведенным причинам и основаниям представляются спорными. На мой взгляд, постановление целесообразно было бы дополнить положениями о применении норм УПК по делам о ДТП, которые, безусловно, влияют на качество правосудия и работу адвоката, выступающего в качестве защитника по делу в соответствии с предъявляемыми к нему требованиями, – например, о причинной связи, о необходимости проведения следственных экспериментов в погодных и дорожных условиях, соответствующих условиям в тот момент, когда произошла авария, несоответствие которых ставит под вопрос достоверность назначенной по результатам такого эксперимента автотехнической экспертизы и безусловно влияет на объективный исход уголовного дела.