8 октября Конституционный Суд рассмотрел дело о проверке конституционности ст. 195, 196, п. 1 ст. 197, п. 1 и абз. 2 п. 2 ст. 200, абз. 2 ст. 208 ГК РФ по запросу Краснодарского краевого суда.
Запрос в КС РФ ввиду возникшей неопределенности
Решением Каневского районного суда от 9 февраля 2024 г. были удовлетворены требования Генеральной прокуратуры об обращении в доход государства имущества ряда граждан и юридических лиц как полученного от коррупционных правонарушений за 2001–2004 гг. На основании этого решения в собственность РФ перешли акции и доли в уставных капиталах 22 хозяйственных обществ общей стоимостью свыше 9 млрд. руб. В суде ответчики указывали на то, что требования об обращении в доход государства спорных активов носят материальный характер, поскольку речь идет о принудительном изъятии у собственников принадлежащего им имущества, следовательно, на них распространяется исковая давность. Однако суд первой инстанции посчитал, что к актам коррупции не применяются сроки исковой давности.
Лица, в отношении которых принято решение суда, подали на него апелляционные жалобы, настаивая на пропуске прокуратурой срока исковой давности. По их мнению, срок исковой давности должен исчисляться с момента, когда РФ в лице уполномоченных органов узнала или должна была узнать о нарушении своего права, т.е. с даты регистрации долей участия ответчиков в хозяйственных обществах в ЕГРЮЛ, а также зачисления на их лицевые счета спорных ценных бумаг. Ответчики также полагают, что объективный срок исковой давности по настоящему делу истек, поскольку обязанность контролирующих органов узнать о нарушении ими антикоррупционных запретов и ограничений возникла более 14 лет назад в связи с принятием Закона о противодействии коррупции.
Краснодарский краевой суд, изучив жалобы, приостановил производство по данному делу и обратился с запросом в Конституционный Суд РФ. В запросе отмечается, что в судебной практике по антикоррупционным искам прокуроров сформированы взаимоисключающие подходы: в одних случаях допускается применение исковой давности, а в других, при сходных обстоятельствах, – не допускается. Это позволяет отдельным лицам избежать обращения коррупционно нажитого имущества в доход государства, создавая им необоснованные преимущества. В связи с этим краевой суд просил проверить ст. 195, 196, п. 1 ст. 197, п. 1 и абз. 2 п. 2 ст. 200, абз. 2 ст. 208 ГК РФ на соответствие Конституции РФ, полагая, что имеется неопределенность в применимости исковой давности к антикоррупционным искам, а сложившаяся противоречивая судебная практика может нарушать принципы равенства и верховенства закона.
Обсуждение вопроса в заседании КС
Судья Краснодарского краевого суда Денис Внуков в своем выступлении отметил: анализ судебных актов показал, что в юридически сходных обстоятельствах вопрос о распространении института давности на дела данной категории разрешается судами по-разному, что влечет неодинаковые правовые последствия. Он обратил внимание: КС РФ неоднократно указывал, что гарантированные Конституцией равенство всех перед законом и судом, а также равноправие могут быть обеспечены лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями, иное ведет к нарушению принципа равенства при осуществлении конституционных прав и свобод. Денис Внуков подчеркнул, что конфликт правовых подходов не обусловлен различными обстоятельствами дел, его причины сводятся к вопросу возможности распространения частного правового института исковой давности на публичные отношения в сфере борьбы с коррупцией. Для этого требуется выявление его правовой природы и возможности экстраполяции норм частного права на публичные правоотношения, что относится к исключительной компетенции КС.
Полномочный представитель Государственный Думы Юрий Петров сообщил, что, по мнению депутатов, право прокурора предъявить в суд исковое требование обратить в доход РФ имущество, в отношении которого чиновником не представлено сведений, подтверждающих его приобретение на законных основаниях, подлежит ограничению по времени. Юрий Петров полагает, что отсутствие разумных временных ограничений для принудительной защиты прав и интересов публичного характера, в защиту которых выступает прокурор, приводило бы к ущемлению охраняемых законом прав и интересов как ответчиков, так и третьих лиц, которые не всегда могли бы заранее учесть необходимость собирания и сохранения значимых для рассмотрения дела сведений и фактов.
Он убежден, что наличие сроков, в течение которых для лица во взаимоотношениях с государством могут наступать неблагоприятные последствия, представляет собой необходимые условия применения этих последствий. Установление сроков исковой давности и сроков давности привлечения к ответственности является как обеспечением эффективности реализации публичной функции, так и сохранением необходимой стабильности соответствующих правоотношений. «Иски прокурора об изъятии имущества и обращении в доход государства направлены на защиту публичных интересов, но имеют своим предметом конкретное имущество и имущественные права. В силу этого рассмотрение таких исков подчиняется нормам гражданского права и гражданского процессуального законодательства об исках имущественного характера. В связи с чем неопределенность в вопросе применения норм института исковой давности мы не усматриваем», – поделился Юрий Петров.
От Совета Федерации в КС выступил председатель Комитета по конституционному законодательству и государственному строительству Андрей Клишас. По его мнению, в вопросе коррупционных отношений применение сроков исковой давности служит легализацией незаконно полученного имущества. «Так или иначе сроки по коррупционным преступлениям для изъятия имущества в доход государства должны быть установлены. Это соответствует общим подходам правового регулирования, и это правильно. Мы считаем, что правовая неопределенность возникает в силу того, что без специального указания в законе гражданско-правовой институт исковой давности применяется к публичным правоотношениям, что недопустимо. По делам, по которым прокурор участвует в деле, сроки исковой давности применяются, если при этом нет публично-правового элемента, например если прокурор выступает в качестве истца по спору о недействительности сделок, не связанных с коррупционными правоотношениями. Таким образом, считаем необходимым признать оспариваемые положения ГК соответствующими Конституции, определив их конституционно-правовой смысл», – отметил Андрей Клишас.
Полномочный представитель Президента РФ Александр Коновалов подтвердил, что в сложившейся судебной практике сформированы взаимоисключающие подходы к вопросу понимания, толкования, применения гражданского права и института исковой давности к антикоррупционным искам прокуроров. По его мнению, рассматривать такие иски в качестве защиты нематериальных благ, как это предлагал сделать суд первой инстанции в рассматриваемом деле, представляется не вполне оправданным. Он пояснил: нематериальные блага – это сугубо гражданско-правовой институт, связанный с персонифицированной личностью, с ее интересами, даже в случае, если в интересах такой личности обращается прокурор. В случае с исками прокуроров мы имеем дело с совершенно другим правовым явлением, правовой методикой – это обращение прокурора, официального представителя государства, связанное исключительно с защитой публично-правового интереса.
Александр Коновалов подчеркнул, что для коррупционных правонарушений предусмотрено самостоятельное регулирование. Уровень их общественной опасности отражается в целом ряде нормативных механизмов, связанных с регулированием правового статуса и деятельности публичных лиц, что не может не отразиться на специфике правового регулирования ответственности за совершение нарушений в данной сфере. Таким образом, как считает спикер, оспариваемые положения не противоречат Конституции РФ, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу не предполагают применение исковой давности к антикоррупционным искам. Во избежание сохранения противоречивых подходов в судебной практике целесообразно дать конституционно-правовое толкование оспариваемых норм и прямо закрепить в законодательстве нераспространение общегражданской исковой давности на антикоррупционные иски прокуроров, полагает полномочный представитель президента в КС.
На заседании был также зачитан отзыв полномочного представителя Правительства РФ Михаила Барщевского, в котором отмечена неоднократно выраженная позиция КС РФ о том, что в правовом государстве лицо не может находиться под угрозой бессрочного имущественного взыскания, отсутствие разумных временных ограничений для принудительной защиты нарушенных гражданских прав вело бы к ущемлению охраняемых законом интересов ответчиков. По мнению Михаила Барщевского, антикоррупционное законодательство не должно предполагать неопределенного по срокам и произвольного риска ограничения права собственности лиц, не являющихся ни подозреваемыми, ни обвиняемыми, ни гражданскими ответчиками по уголовному делу, ни лицами, на которых распространяется действие антикоррупционного законодательства. Он полагает, что оспариваемые положения не нарушают Конституцию, поскольку они не создают неопределенность в вопросе о применимости исковой давности к антикоррупционным искам.
Судья Верховного Суда РФ Андрей Марьин рассказал о том, что, по мнению ВС, перечисленные в запросе нормы ГК полностью соответствуют и не противоречат положениям Конституции. Верховный Суд считает, что исковая давность распространяется на требования об обращении в доход РФ имущества, в отношении которого не представлены доказательства ее приобретения на законные доходы. Требования, связанные с применением подп. 8 п. 2 ст. 235 ГК, являются имущественными и к ним неприменимы положения ст. 208 Кодекса. По названной категории дел срок исковой давности подлежит исчислению с момента, когда было выявлено или должно было быть выявлено несоответствие расходов лица, подлежащих контролю в отчетном периоде, его расходам за предыдущие три года, пояснил Андрей Марьин.
Судья Верховного Суда, председатель судебного состава по трудовым и социальным делам Людмила Пчелинцева в свою очередь добавила, что Верховный Суд, применяя сроки исковой давности, понимает сложную правовую природу антикоррупционных исков прокурора. «Это иск не только имущественной направленности, этот иск направлен на защиту публичных интересов. Но поскольку иных, специальных сроков нет, то ВС ориентирует судебную практику на применение сроков исковой давности, предусмотренных ГК. Соответственно, если законодатель решит этот срок назвать иначе, нежели срок исковой давности, то это будет способствовать единообразию судебной практики», – пояснила она.
Полномочный представитель Генеральной прокуратуры Сергей Бочкарёв согласился с тем, что на сегодняшний день в судебной практике имеются две противоречивые позиции относительно рассматриваемого вопроса. По его словам, ВС имел возможность эти разночтения диагностировать, своевременно унифицировать и обеспечить единообразие практики, но этого не произошло. В результате возникла необходимость в конституционно-правовом толковании соответствующего института.
Сергей Бочкарёв рассказал о принципиальной позиции ведомства о недопустимости применения сроков исковой давности к антикоррупционным искам. «Если мы признаем применение сроков давности к таким искам, это означает, что прокурор с участием правоохранительных органов осуществил комплекс мер, пришел к выводу, что коррупционер допустил соответствующие нарушения, а суд вместо признания его коррупционером вернет ему все имущество либо вовсе прекратит дело, не выясняя обстоятельства совершенного деяния. В этом я вижу ограничение государства в доступе к правосудию», – указал он.
Представитель Минюста России, помощник министра юстиции Алина Таманцева подчеркнула, что нормы ГК об исковой давности распространяются на всех участников гражданских правоотношений, включая публично-правовые образования, к которым применяются нормы, определяющие участие юридических лиц в отношениях, регулируемых гражданским законодательством. При обращении в суд органов государственной власти, в том числе в случае участия в деле прокурора, начало течения срока исковой давности определяется исходя из того, когда нарушено право, и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску, узнало либо должно было узнать лицо, в интересах которого подано такое заявление.
Алина Таманцева уверена, что защита общества от коррупции является публичным интересом и важным общественным благом, но не материальным благом конкретного лица, охраняемым ГК. Следовательно, неприменение исковой давности по коррупционным правонарушениям также не может быть обосновано со ссылкой на защиту прокурором нематериальных благ, на которые в силу ст. 208 ГК исковая давность не распространяется. При этом требования прокурора носят, несмотря на их особую публично-правовую природу, имущественный характер, и в связи с этим представляется, что нет оснований для безусловного отказа от применения к ним норм об исковой давности, пояснила представитель Минюста.
В заседании было озвучено заключение Уполномоченного по правам человека в РФ, в котором в частности, отмечено, что институт исковой давности по своей юридической природе является гражданско-правовым, поскольку в ст. 195 ГК речь идет о сроке защиты нарушенного гражданского права, а в соответствии с п. 3 ст. 2 этого Кодекса к публичным правоотношениям нормы гражданского права могут применяться только по специальному указанию федерального закона. По мнению Уполномоченного, все это логично соотносится с принципом противодействия коррупции, заключающемся в неотвратимости ответственности за совершение коррупционных правонарушений, чему также не должен препятствовать общегражданский срок исковой давности.
От Российского союза промышленников и предпринимателей выступил статс-секретарь – вице-президент по правовому регулированию и правоприменению Александр Варварин. Он обратил внимание, что вступивший в силу с 1 января 2013 г. подп. 8 п. 2 ст. 235 ГК не устанавливает самостоятельную ответственность за нарушение антикоррупционных запретов и ограничений. Ответственность предусматривается только за несоответствие расходов лиц, замещающих государственные должности, их доходам, при этом ответственность в виде обращения в доход государства имущества за нарушение иных антикоррупционных запретов и ограничений ни Законом о противодействии коррупции, ни другими нормативно-правовыми актами не установлена.
«Применение ст. 235 ГК к вопросу изъятия имущества у собственника в связи с нарушением любых антикоррупционных запретов и ограничений не основано на законе. В связи с этим в этих случаях ставить вопрос о применения исковой давности указанных правоотношений не вполне корректно. Мы слышим аргументы органов прокуратуры о том, что в таком истолковании существующих правовых механизмов недостаточно для противодействия коррупции, но, на наш взгляд, это основание для того, чтобы ставить вопрос об изменении действующего законодательства, а не расширительно толковать ст. 235 ГК», – считает Александр Варварин. Он указал, что любая форма ответственности, за исключением прямо оговоренных в законе случаев, должна быть ограничена сроком давности. Нормы гражданского и антикоррупционного законодательства, не ограниченные сроком давности, по его мнению, не соответствуют Конституции и тем подходам, которые содержатся в разъяснениях, данных ранее КС РФ.
В заседании также приняла участие руководитель Исследовательского центра частного права им. С.С. Алексеева, д.ю.н. Лидия Михеева, которая подчеркнула, что коррупция – это один из самых тяжелых пороков, преследующих российское общество из самой глубины веков. «Наш правопорядок должен приложить все усилия к борьбе с ним, однако он должен при этом остаться системой, в которой жизнь основана на одинаковых для всех правилах, где проверки проводятся регулярно, где ответственность неотвратима, где каждому гарантирована защита. Оспариваемые положения ГК сами по себе не противоречат Конституции. Институт изъятия имущества, в отношении которого не представлены доказательства законности его приобретения, подлежит скорейшей переработке и дополнению давностью. Сделано это должно быть в нормах, имеющих иную отраслевую принадлежность», – уверена она.
Заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ Сергей Синицын отметил, что по своей природе и назначению сроки исковой давности, предусмотренные гражданским законодательством, автоматически не действуют и не могут распространяться на реализацию публичных компетенций органов государственной власти и должностных лиц. Он указал, что вопрос об условиях применения института давности к искам об обращении имущества в доход государства в связи с коррупционными правонарушениями, которые ни в коем случае не являются гражданско-правовыми деликтами и вообще не находятся в плоскости гражданских отношений, а также длительность соответствующих сроков давности находятся полностью в компетенции законодательства, регулирующего соответствующую политику государства.
Заведующий сектором конституционного права и конституционной юстиции Института государства и права РАН Алексей Александров назвал оправданным применение ст. 10 ГК как основание для отказов в применении срока исковой давности по искам прокуратуры, т.е. в качестве санкции за злоупотребление правом недобросовестными публичными лицами. По его мнению, применение этого подхода к искам прокуратуры в сфере борьбы с коррупцией может быть основано в силу наличия у коррупционеров противоправного и неохраняемого законом интереса. «Действующее нормативное регулирование антикоррупционной сферы предполагает, что имущество, полученное в ходе коррупционных деяний, не может быть введено на законном основании в гражданский оборот. Именно максимально быстрое изъятие незаконно полученного имущества способно воспрепятствовать вовлечению этих активов в гражданский оборот. Применение сроков давности в гражданском процессе по антикоррупционным искам прокурора будет являться важным шагом в реализации антикоррупционной политики российского государства», – убежден эксперт.
Партнер юридической фирмы «Савельев, Батанов и партнеры» Сергей Савельев, обобщивший и инициативно представивший в КС заключения правоведов по рассматриваемому вопросу, подчеркнул, что Суд ранее уже высказался о применимости сроков давности по антикоррупционным требованиям, в частности в Постановлении № 27-П/2022. Юрист отметил, что борьба с коррупцией крайне важная задача государства, но она должна быть «здесь и сейчас», а не спустя 20 лет. По его мнению, по ГК установлен достаточный срок для выявления этого правонарушения и предъявления иска в суд (субъективный – 3 года, объективный – 10 лет).
Доцент кафедры гражданского и предпринимательского права Всероссийского государственного университета юстиции, адвокат АП г. Москвы Дмитрий Мальбин, также инициативно представивший в КС РФ заключение по рассматриваемому вопросу, отметил, что институт исковой давности принципиально неприменим для отношений в сфере контроля за расходами: «Срок исковой давности представляет собой срок для защиты нарушенного права, в этой связи для применения такого срока принципиально необходимым является установление субъекта гражданского права и конкретного субъективного права, которое нарушено, что в этих делах невозможно. Оспариваемые нормы ГК не могут быть поставлены под сомнение с точки зрения конституционности, поскольку они вообще неприменимы к таким правоотношениям, тем не менее срок должен быть, он должен быть определен в антикоррупционном законодательстве. Большая работа законодателя состоит в том, чтобы определить временные пределы этого срока, порядок его исчисления», – заключил адвокат.
Выслушав позиции участников заседания, Конституционный Суд удалился для принятия решения, которое будет оглашено позднее.