Арбитражный суд Челябинской области вынес первое в российском практике решение о банкротстве иностранной компании. В августе 2021 г. Виталий Нахабин обратился в суд с заявлением о признании банкротом иностранного юрлица Pandora consulting LC, о введении в отношении него процедуры наблюдения, об утверждении временным управляющим Виталия Бревнова, а также об установлении в реестре требований кредиторов должника требования в размере 1,3 млн руб. основного долга, который был взыскан в рамках дел № А50-6932/2017 и № А50-19739/2017 в счет возмещения судебных расходов по иным банкротным делам.
Единственный участник иностранной компании Игорь Гречаник возражал против удовлетворения заявления со ссылкой на то, что деятельность компании была прекращена в январе 2019 г., она была исключена из торгового реестра, а на территории РФ должник был снят с налогового учета еще в декабре 2021 г. Кроме того, он обратил внимание, что с 1 апреля 2022 г. был введен мораторий на возбуждение банкротных дел по заявлениям, подаваемым кредиторами.
Изучив материалы, арбитражный суд счел, что должник подлежит признанию банкротом с открытием в отношении него конкурсного производства. Так, суд отметил, что основным видом деятельности иностранной компании, зарегистрированной в государстве Сент-Китс и Невис, является ведение юридического бизнеса. В январе 2019 г. юрлицо действительно было исключено из торгового реестра в связи с неуплатой ежегодных взносов. В рамках дел № А50-6932/2017 и № А50-19739/2017 в пользу Виталия Нахабина были взысканы суммы вознаграждения конкурсного управляющего и судебные расходы на сумму 1,3 млн руб., причем по одному из дел выданы исполнительные листы, которые не были исполнены должником.
«Из заявления и объяснений кредитора-заявителя по делу следует, что должник осуществлял на территории РФ коллекторскую деятельность, являлся участником ряда дел о банкротстве в качестве кредитора, в связи с чем и возникла задолженность перед кредитором. Должник в спорный период имел расчетный счет в российской кредитной организации, а единственный участник и руководитель организации является гражданином РФ. Кредитор также указывает на то, что единственно возможным активом должника может являться дебиторская задолженность, взыскиваемая с российских дебиторов. Таким образом, должник имеет перед кредитором неисполненные денежные обязательства, размер и характер которых применительно к российскому юридическому лицу образовывал бы юридический состав, минимально необходимый для применения института банкротства», – отмечено в судебном решении.
Арбитражный суд добавил, что отказ кредитору в применении предусмотренных российским Законом о банкротстве механизмов, направленных на максимально полное и соразмерное требование кредиторов в отношении находящейся в РФ имущественной массы иностранного юрлица, ограничивал бы право кредитора на получение эффективной судебной защиты со стороны российского суда. Применив по аналогии общие нормы, устанавливающие условия введения процедур банкротства в отношении российских юрлиц, суд счел возможным применить к имущественной массе должника процедуру конкурсного производства, поскольку это позволит обеспечить стечение кредиторов, значительная часть которых, вероятно, находится под российской юрисдикцией, произвести идентификацию активов и удовлетворение за их счет требований кредиторов.
В рассматриваемом случае, как отметил суд, в соответствии с российским законодательством следует провести мероприятия конкурсного производства в отношении именно имущественной массы должника, находящейся или тесно связанной с РФ, аналогично институтам банкротства неправосубъектных образований, а также институту распределения имущества ликвидированного юрлица. Из содержания ст. 76, 77 Закона о компаниях острова Невис следует, что компания, пребывающая в статусе прекращения деятельности, продолжает существовать в течение трех лет с даты прекращения деятельности или ликвидации с целью обеспечения возможности предъявления исков либо обеспечения защиты в судебных разбирательствах, урегулирования незавершенных вопросов и завершения деятельности, распоряжения имуществом и распределением активов, исполнения обязательств.
С учетом изложенного суд счел, что начавшийся, но не оконченный процесс ликвидации компании не является основанием для прекращения производства по делу о ее банкротстве, соответственно, к рассматриваемой ситуации возможно применение положений п. 1 ст. 225 Закона о банкротстве. Оснований для применения положений о моратории на банкротство судом также не установлено, поскольку дело о банкротстве было возбуждено до 1 апреля 2022 г. – т.е. до введения моратория. Кроме того, нормы о моратории на банкротстве, заметил суд, не распространяются на банкротство имущественной массы иностранных компаний.
«В судебном заседании представитель Игоря Гречаника указала на возможный факт заинтересованности между заявителем по делу Виталия Нахабина и Виталием Бревновым с учетом того обстоятельства, что кандидатура указанного управляющего представлялась для утверждения в качестве управляющего в иных делах с участием заявителя Виталия Нахабина. Между тем названные доводы не свидетельствуют о необходимости применения метода случайной выборки либо выбора арбитражного управляющего из числа членов иной саморегулируемой организации, поскольку факт участия Виталия Нахабина и Виталия Бревнова в иных делах о банкротстве не подтверждает наличия признаков заинтересованности в смысле, придаваемом положениями ст. 19 Закона о банкротстве. Доводы фактически основаны на предположении, субъективной оценке, расширительном толковании норм действующего законодательства», – отмечено в решении суда.
Юрист, партнер Московской коллегии адвокатов TA lex Александр Крылов отметил, что впервые в практике российских судов было введено конкурсное производство в отношении иностранной компании. «Суд пошел на такой решительный шаг из стремления защитить интересы кредитора, однако за такой решительностью, вероятно, стоит “политическая мода” протекционизма. Для того чтобы защитить интересы российского кредитора, суд фактически совершил две вещи: ввел презумпцию сосредоточения интересов потенциальных кредиторов должника в России; “перешагнул” через российские коллизионные нормы, которые определяют личный закон юридического лица по принципу регистрации. Тем не менее суд определил его по принципу наиболее тесной связи – как по местонахождению единственного участника, так и по предполагаемому месту нахождения потенциального имущества должника», – заметил он.
По словам эксперта, в последнем вопросе суд опирался фактически только на предположения заявителя, поскольку проверить наличие такого имущества признанным законом способом до введения процедуры банкротства не представляется возможным. «На политизированность данного решения указывает и тот факт, что суд счел неприменимость моратория на введение банкротства к иностранным компаниям, оставив это на откуп личному закону такого лица», – полагает Александр Крылов.
Партнер юридической компании Tenzor Consulting Group, адвокат Антон Макейчук полагает, что рассматриваемая ситуация примечательна тем, что вопрос признания несостоятельными (банкротом) иностранных организаций чаще всего регулируется нормами о трансграничной несостоятельности (cross-border insolvency)․«Подобные нормы чаще всего содержатся или в международных актах (например Европейская конвенция относительно некоторых международных аспектов банкротства – Стамбул, 5 июня 1990 г.; Регламент ЕС 2015/848 “О процедурах несостоятельности”), или им посвящено регулирование национальное (Германия, Франция, Япония). Между тем в России трансграничная несостоятельность не регулируется ни со стороны национального законодательства, ни со стороны международных договоров, подписанных РФ», – пояснил он.
По словам эксперта, такой пробел в законодательстве не помешал арбитражному суду ввести процедуру наблюдение, основываясь только на том, что компания-должник осуществляла деятельность в РФ, имела счет на территории России, единственный участник и руководитель является гражданином России; единственно возможным активом компании-должника может являться дебиторская задолженность, взыскиваемая с российских дебиторов.
«Примечательно, что в судебном акте прямо написано, что фактически российские суды не могут вести производство по делу о банкротстве иностранных юрлиц. В то же время отказ российскому кредитору в применении норм Закона о банкротстве в отношении иностранного юридического лица ограничивал бы право на получение эффективной судебной защиты со стороны российского суда. Следует также обратить внимание, что ранее Верховный Суд уже рассматривал подобные дела и не находил оснований для банкротства иностранных лиц в российских судах», – заметил Антон Макейчук.
