11 марта Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда вынесла Определение № 306-ЭС20-16785 (1, 2) по делу № А65-6755/2017 касательно заявления конкурсного управляющего организации-банкрота о пересмотре вынесенного судебного определения по вновь открывшимся обстоятельствам в связи с противоречивым поведением процессуального оппонента в нескольких судебных разбирательствах.
В октябре 2015 г. ООО «Свитиль» продало 199,2 млн обыкновенных именных акций ПАО «ИнтехБанк» обществу «Нефте-ТрейдСервис» за 193 млн руб. Покупатель обязался оплатить приобретенные им ценные бумаги в течение трех лет, однако так и не сделал этого. В марте 2017 г. ЦБР отозвал у банка лицензию. Спустя месяц участники сделки заключили соглашение о расторжении договора купли-продажи ценных бумаг. Поскольку в отношении общества «Свитиль» была введена процедура банкротства, его конкурсный управляющий и ПАО «ИнтехБанк» обратились в суд с заявлением об оспаривании соглашения.
5 июля 2018 г. Арбитражный суд Республики Татарстан отказал в удовлетворении требований о признании сделки недействительной. Он исходил из недоказанности самого факта существования соглашения о расторжении ввиду непредставления его оригинала в материалы дела, в котором имелась только не заверенная надлежащим образом копия документа. Кроме того, суд отметил, что согласно справке ООО «Евроазиатский регистратор» из реестра владельцев именных ценных бумаг на дату 19 апреля 2018 г. акции ПАО «ИнтехБанк» в количестве 199,2 млн штук зарегистрированы за обществом «Нефте-ТрейдСервис».
После этого конкурсный управляющий от имени должника обратился с иском о взыскании с покупателя акций 193 млн руб. долга, а также 7,1 млн руб. в качестве процентов за пользование чужими денежными средствами (дело № А65-9466/2019). В качестве возражения общество «Нефте-ТрейдСервис» сослалось на наличие соглашения о расторжении договора купли-продажи акций от 3 апреля 2017 г. Учитывая наличие данного соглашения, арбитражный суд отказал в удовлетворении иска. Его решение устояло во второй инстанции, которая отклонила довод апелляционной жалобы о том, что оспариваемый судебный акт противоречит судебному определению от 5 июля 2018 г.
Далее конкурсный управляющий обратился в суд с заявлением о пересмотре определения от 5 июля 2018 г. по вновь открывшимся обстоятельствам. Тем не менее три судебные инстанции отказали в удовлетворении требования исходя из того, что при рассмотрении спора по существу основанием для отказа в удовлетворении заявления послужила совокупность двух обстоятельств: отсутствие оригинала соглашения о расторжении и учет прав на акции за покупателем.
Суды добавили, что осведомленность о действительном существовании соглашения о расторжении не может являться вновь открывшимся обстоятельством, поскольку банк участвовал в качестве ответчика по делу № А65-30570/2017 по заявлению «Нефте-ТрейдСервис» об обязании осуществить перевод ценных бумаг, в котором спорное соглашение было представлено суду. Кроме того, как отметили суды, общество просило конкурсного управляющего должника в письме от 26 декабря 2017 г. направить представителя для возврата ценных бумаг и подписания передаточного распоряжения для внесения записи о переходе права собственности на ценные бумаги в связи с заключением соглашения о расторжении договора купли-продажи. Таким образом, по мнению судов, банк и конкурсный управляющий должника намного ранее были осведомлены о существовании соглашения о расторжении договора купли-продажи, в связи с чем выводы по делу № А65-9466/2019 не свидетельствуют о наличии вновь открывшихся обстоятельств.
В связи с этим конкурсный управляющий общества «Свитиль» и банк направили кассационные жалобы в Верховный Суд РФ.
Судебная коллегия по экономическим спорам ВС отметила, что, обращаясь с заявлением о пересмотре судебного акта, конкурсный управляющий фактически ссылался на противоречивое поведение общества в рамках нескольких судебных разбирательств. «Так, первоначально при оспаривании соглашения о расторжении (первое дело) общество заявляло, что оно не заключало это соглашение и такого соглашения в принципе не существует. Далее при взыскании задолженности по договору купли-продажи (второе дело) общество в качестве возражения на иск представило в суд оригинал названного соглашения о расторжении, и суд расценил это доказательство как основание для отказа в иске», – подчеркнула СКЭС.
Как пояснил Суд, ни банк, ни конкурсный управляющий не опровергали своей осведомленности о существовании соглашения на момент рассмотрения первого дела по существу. В свою очередь, сам предмет иска по настоящему обособленному спору о признании соглашения недействительным указывает на то, что банк и управляющий полагали соглашение существующим юридическим фактом, требуя аннулировать его юридическую силу путем оспаривания.
Коллегия указала, что, приняв возражения общества, суды сосредоточили свое внимание на ошибочном предмете – знали истцы о существовании соглашения или нет. «В действительности же перед судами встал вопрос о том, может ли недобросовестное поведение одной из сторон спора, заключающееся в сокрытии ключевых для дела доказательств (что впоследствии подтверждено в рамках иного спора), являться основанием для пересмотра судебного акта и квалифицироваться в качестве вновь открывшегося обстоятельства», – указал Суд.
Разрешая данный вопрос, судебная коллегия исходила из того, что институт пересмотра судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам является чрезвычайным средством возобновления производства по делу и необходим для того, чтобы прекратить существование объективно ошибочных судебных актов в ситуации, когда об обстоятельствах, позволяющих сделать вывод о допущенной ошибке, стало известно после вынесения этих судебных актов. Ограничение применения данного института вытекает из необходимости соблюдения принципа правовой определенности, в том числе признания законной силы судебных решений, их неопровержимости. Таким образом, при определении критериев пересмотра должен быть соблюден баланс между принципом правовой определенности, с одной стороны, и недопустимостью существования объективно ошибочных решений, с другой.
Высшая судебная инстанция добавила, что принцип правовой определенности не может защищать сторону, действовавшую недобросовестно и умышленно создавшую видимость отсутствия ключевых доказательств, которые имели решающее значение для дела и могли позволить полноценно провести судебное разбирательство. «При рассмотрении спора по существу определением от 22 марта 2018 г. суд истребовал оригинал соглашения у ответчика, однако ответчик скрыл от суда это соглашение, впоследствии представив его во второе дело о взыскании долга. Таким образом, в отношении вопроса о существовании соглашения ответчик вел себя противоречиво и непоследовательно, преследуя исключительно собственную выгоду в каждом конкретном деле, что свидетельствует о его недобросовестности», – заключил Суд.
В подобной ситуации, отметил ВС, представление ответчиком во второе дело оригинала соглашения о расторжении открывало для его процессуальных оппонентов возможность ревизии результатов первого дела, при этом ответчик не имел права возражать против процедуры пересмотра, ссылаясь на принцип правовой определенности, поскольку сам действовал недобросовестно, утаив от суда ключевые доказательства. Таким образом, Верховный Суд отменил судебные акты нижестоящих инстанций и удовлетворил заявление конкурсного управляющего. Определение суда первой инстанции было отменено по вновь открывшимся обстоятельствам, и дело возвращено для рассмотрения по существу.
Адвокат, руководитель практик разрешения споров и международного арбитража ART DE LEX Артур Зурабян считает, что ситуация, когда сторона процесса не представляет суду имеющиеся в ее распоряжении документы, которые могут быть использованы против нее, довольно часто встречается на практике. «Но далеко не всегда подобное поведение можно квалифицировать как злоупотребление правом. По общему правилу, суд исходит из принципа состязательности процесса и не истребует документы у сторон разбирательства, хотя АПК РФ прямо допускает возможность такого истребования», – отметил он.
По словам эксперта, в рассматриваемом случае злоупотребление правом было очевидным. Он пояснил, что на практике конкурсный управляющий довольно часто сталкивается с такими ситуациями, когда какие-либо сомнительные операции, которые могут быть оспорены по банкротным основаниям, не подтверждаются документами вовсе либо подтверждаются только копиями документов. «По нашему опыту, в такой ситуации целесообразно не оспаривать в первую очередь сомнительную сделку, а идти с иском о взыскании задолженности, урегулированной сомнительным соглашением, например соглашением о зачете. Безусловно, до подачи такого иска необходимо дождаться ответа на претензию и убедиться, что контрагент не собирается добровольно представлять тот документ, который заявитель в действительности собирается оспаривать или о существовании которого подозревает. И в процессе рассмотрения такого иска оппонент будет вынужден раскрыть такой документ для защиты своей позиции, что позволит оспорить его в банкротном деле. Соответственно, в этом случае можно будет исключить риск попадания в ситуацию, когда вам откажут в оспаривании подозрительной сделки, которую вы не может доказать, что будет препятствовать в последующем взыскать задолженность при недобросовестности контрагента», – рассказал Артур Зурабян.
Арбитражный управляющий, член Ассоциации «Московская саморегулируемая организация профессиональных арбитражных управляющих» Алексей Леонов полагает, что положение о том, что принцип правовой определенности не может защищать сторону, действовавшую недобросовестно и умышленно создавшую видимость отсутствия ключевых доказательств, следовало бы прописать «золотыми буквами» в базовых положениях всех процессуальных кодексов. «Данное разъяснение, как направленное на укрепление принципов равноправия сторон и состязательности процесса (ст. 8, 9 АПК РФ), должно стимулировать стороны к добросовестному раскрытию доказательств. Нарушение указанной обязанности должно во всех случаях гарантировать пострадавшей стороне возможность исправления судебной ошибки посредством механизма пересмотра судебного акта по правилам главы 37 АПК РФ», – убежден он.
Однако, по словам эксперта, для полноценного применения изложенной в определении правовой позиции как общего правила Верховному Суду следовало бы рассмотреть вопрос о внесении соответствующих уточнений в Постановление Пленума ВАС РФ от 30 июня 2011 г. № 52 «О применении положений АПК РФ при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам». «Ввиду того что сейчас сохраняет свое действие абз. 4 п. 4 данного постановления о том, что представление новых доказательств не может служить основанием для пересмотра судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам по правилам главы 37 АПК РФ, суды могут столкнуться с определенными трудностями в правильном применении новой правовой позиции, сформированной в комментируемом определении при рассмотрении конкретного дела с его особыми фактическими обстоятельствами», – предположил он.
Он добавил, что по этой причине не все попытки участников процесса, которые, вооружившись данный правовой позицией, будут пытаться пересмотреть ошибочные, по их мнению, судебные акты, достигнут успеха. «Это объясняется тем, что суды могут продолжить трактовать комментируемую правовую позицию как частный случай, а не как общее правило. В качестве одного из примеров такого частного случая можно привести правовое регулирование, содержащееся в ст. 213.29 Закона о банкротстве, в силу которого определение о завершении реструктуризации долгов гражданина или реализации имущества гражданина может быть пересмотрено по вновь открывшимся обстоятельствам в случае выявления фактов сокрытия гражданином имущества или незаконной передачи гражданином имущества третьим лицам», – отметил Алексей Леонов.
