Участников, чьи права и обязанности затронуты институтом наложения ареста на имущество, по принципу закрепления данных прав и обязанностей можно разделить на формальных и материальных1. К первой категории относятся подозреваемые, обвиняемые или лица, несущие по закону материальную ответственность за их действия (далее – обвиняемые). Ко второй – все иные лица, чей статус применительно к данному институту не урегулирован, перечисленные в ч. 3 ст. 115 УПК РФ. Верховный Суд нередко называет их собирательно – «лицо, на имущество которого наложен арест»2.
Долгое время лица, относящиеся ко второй группе, в силу отсутствия специального процессуального статуса, а также формально закрепленных прав и обязанностей сталкивались с проблемами, которые нередко становились предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ3. Например, до 2015 г. в практике встречались случаи, когда суды оставляли жалобы на наложение ареста на имущество данных лиц без рассмотрения, поскольку, по их мнению, участниками уголовного судопроизводства названные лица не являлись4.
Под влиянием практики КС в 2015 г. в уголовно-процессуальный закон были внесены изменения, касающиеся срока наложения ареста на имущество, принадлежащего таким лицам (Федеральный закон от 29 июня 2015 г. № 190-ФЗ). В частности, была изменена ч. 3 ст. 115 УПК, в новой редакции которой был конкретизирован порядок наложения ареста на имущество иных лиц и определены его сроки, а также введено требование разумности данного срока и порядок продления ареста судом и др. Указанные изменения, безусловно, преследовали благую цель: урегулировать статус лиц, столкнувшихся с наложением ареста на их имущество, но не имеющих статус обвиняемых.
Тем не менее до сих пор можно говорить о сложившемся неравенстве между нормами, установленными для лиц, перечисленных в ч. 1 и 3 ст.115 УПК. Обусловлено это, скорее всего, тем, что с жалобами в Конституционный Суд, по которым были приняты упомянутые постановления, обращались иные лица, не являющиеся обвиняемыми, подозреваемыми или лицами, несущими по закону материальную ответственность за свои действия. Однако полагаю, что такое законодательное разделение нарушает принцип равенства всех перед законом и судом, поскольку ряд процессуальных гарантий не распространяется на обвиняемых.
Например, в отличие от наложения ареста на имущество иных лиц, в отношении имущества, принадлежащего обвиняемому, отсутствует законодательное требование об обязательном указании сроков ареста. Это порождает неравенство не только между лицами, перечисленными в ч. 1 и 3 ст. 115 УПК, но и между лицами, обозначенными в ч. 1 данной статьи. Так, отсутствие в ч. 1 ст. 115 Кодекса прямого указания на обязанность определять в судебном постановлении сроки наложения ареста на имущество создает неоднородность практики, в которой встречаются судебные постановления как с обозначением конкретных сроков наложения ареста на имущество, принадлежащее обвиняемому5, так и без такового6. В любом случае, в отличие от иных лиц, отсутствие прямого указания в постановлении суда сроков наложения ареста на имущество обвиняемого не является безусловным основанием для его пересмотра7.
Более того, наличие специальных норм, на мой взгляд, создает порочную практику обхода данных требований в пользу наложения ареста в рамках ч. 1 ст. 115 УПК с указанием в мотивировочной части на фактическую принадлежность данного имущества обвиняемому и фиктивный переход права собственности в пользу третьего лица8. При этом фактическая принадлежность имущества третьему лицу в постановлениях суда либо не мотивируется9, либо раскрывается крайне формально: «в обоснование фактической принадлежности имущества следователем представлены необходимые документы»10. При этом в подобных постановлениях суд не перечисляет, какие именно документы послужили подтверждением фиктивности сделок. К тому же сам по себе анализ данного факта на стадии предварительного расследования представляется абсурдом, поскольку для установления фиктивности сделки требуется окончание расследования. С учетом этого, полагаю, было бы правильным в мотивировочной части постановлений подробно указывать основания, послужившие причиной принятий решения о фиктивности сделок.
Странным представляется и тот факт, что КС, «выступавший когда-то инициатором ряда реформ», связанных с наложением ареста на имущество, не усматривает в данной ситуации нарушений Конституции11. Полагаю, что различия в гарантиях для лиц, перечисленных в ч. 1 и 3 ст. 115 УПК, нивелируют правовые позиции, изложенные в указанных постановлениях Конституционного Суда РФ.
При этом регулирование, посвященное иным лицам, не имеющим статус обвиняемого, на мой взгляд, также нельзя назвать идеальным. В первую очередь это обусловлено отсутствием законодательно установленного предельного срока наложения ареста на имущество. Что, в свою очередь, нередко приводит к чрезмерно длительному процессу наложения ареста на имущество без должной необходимости12. Важно отметить, что арест имущества влечет значимые последствия как для организаций в условиях рынка, так и для физических лиц.
В качестве примера рассмотрим Постановление ЕСПЧ по делу «ООО “Аврора Малоэтажное строительство”». Одной из причин обращения в Европейский Суд послужило неоднократное продление ареста имущества Тверским районным судом г. Москвы после вынесенного КС постановления. Суммарно срок наложения ареста на имущество составил 7 лет, и хотя ЕСПЧ не признал его существенным при оценке пропорциональности ареста, он указал на его формальное продление судом без анализа реальной необходимости в нем.
Предусмотренные в ч. 3.2, 3 ст. 6.1 УПК требования к критериям оценки разумности срока наложения ареста на имущество крайне размыты и относительны. Если законодатель при определении разумности срока следует модели целесообразности, то относительность кажется логичной и понятной, поскольку установить какие-либо четкие сроки при таком подходе невозможно13. В таком случае судья должен оценивать разумность срока применительно к конкретному делу (исходя из его сложности, числа потерпевших, сумм заявленных исков и т.д.).
Разумность наложения ареста на имущество, как и срока уголовного судопроизводства, регулируется в большей степени Федеральным законом «О компенсации за нарушение судопроизводства в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» и КАС РФ. Обращение в суд за защитой нарушенного права о судопроизводстве в разумный срок в виде чрезмерно длительного наложения ареста на имущество возможно при условии, что продолжительность ареста превысила 4 года (ч. 7.2 ст. 3 Закона). В связи с этим можно сделать вывод, что попытка установления пределов разумного срока привела к потере смысла данного процессуального требования, поскольку наиболее важными оказались временные рамки, а не целесообразность. То есть получается, что продолжительность ареста имущества, составляющая 3 года и 11 месяцев, отвечает требованиям разумности, поскольку лицо лишено права на обращение в суд за компенсацией. На мой взгляд, следует согласиться с мнением о том, что в таких условиях ч. 3 ст. 115 и ст. 115.1 УПК во многом сводятся к формальным продлениям без анализа конкретных обстоятельств дела14.
Более того, законное требование соблюдения четырехлетнего срока не означает автоматическое удовлетворение административно-искового заявления. Полагаю, что законодателю следует определиться, какую модель он выберет: разумности срока (анализ обстоятельств конкретного дела) либо установления четких сроков наложения ареста15.
Наиболее универсальной представляется первая модель с оценкой каждого конкретного дела. Во-первых, такой подход полностью совпадает с практикой ЕСПЧ, который даже семилетний срок не признает существенным. Во-вторых, установить четкие сроки, по моему мнению, невозможно в силу специфики разных дел (следует учитывать такие обстоятельства, как правовая и фактическая сложность дела, поведение участников уголовного судопроизводства, эффективность и достаточность действий суда, прокурора, следователя и т.д.).
В связи с этим, на мой взгляд, целесообразно отменить требование об обязательном соблюдении четырехлетнего срока для обращения в суд в связи с нарушением разумных сроков судопроизводства. Вместо этого по аналогии с рядом европейских стран (например, в Италии данный срок составляет 5 лет, в Словении – 3 года) принять комплекс мер в виде обязательного требования разумности срока с установлением предельного срока наложения ареста, по истечении которого он должен сниматься автоматически. Причем этот срок должен регулировать наложение ареста на имущество, принадлежащее как иным лицам, так и обвиняемому. Думается, это позволит создать комплекс гарантий защиты прав лиц, чье имущество арестовано.
В заключение отмечу, что институт ареста имущества демонстрирует ряд серьезных проблем, затрагивающих права участников уголовного судопроизводства, в связи с чем представляется необходимым ввести предельный срок наложения ареста на имущество. Кроме того, современная ситуация, на мой взгляд, не отвечает критерию пропорциональности, поскольку явно не обеспечивает соблюдение баланса частных и публичных интересов, со значительным перевесом в пользу последних.
1 Чекотков А.Ю. Формальный и материальный подходы к регулированию процессуального статуса участников уголовного судопроизводства: необходимость установления баланса // Актуальные проблемы российского права. 2020. №11. С. 207–213.
2 Пункт 1 Постановления Пленума ВС РФ от 25 июня 2019 г. № 19 «О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции»; п. 2 Постановления Пленума ВС РФ от 27 ноября 2012 г. № 26 «О применении норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде апелляционной инстанции».
3 Постановления КС от 31 января 2011 г. № 1-П; от 21 октября 2014 г. № 25-П; от 10 декабря 2014 г. № 31-П; Определение КС от 29 ноября 2012 г. № 2227-О.
4 Постановление президиума Пермского краевого суда от 15 апреля 2011 г. по делу № 44у-1277.
5 Апелляционное постановление Мосгорсуда от 14 декабря 2020 г. по делу № 10-188752/2020.
6 Апелляционное постановление ВС Республики Саха (Якутия) от 5 апреля 2018 г. № 22К – 439.
7 Например, апелляционное постановление Астраханского облсуда от 26 октября 2017 г. № 22К-2254/2017.
8 Апелляционные постановления суда Ханты-Мансийского автономного округа от 10 июня 2020 г. № 22К-702/2020 по делу № 3/3-163/2020; Ставропольского краевого суда от 4 марта 2020 г. № 22К-1017/2020 по делу № 3/6-682/2019 и от 20 августа 2019 г. № 22К-4139/2019 по делу № 3/6-423/2019. Согласно данным Судебного департамента ВС за второе полугодие 2020 г. ходатайство о наложении ареста на имущество было подано 22 913 раз. При этом ходатайство об установлении срока ареста – всего 229 раз.
9 «Суд пришел к верному выводу о наличии у органа предварительного следствия достаточных оснований полагать, что имущественное право на долю в Уставном капитале <…> зарегистрированном в <…>, формально принадлежащее <…> фактически принадлежит обвиняемому <…> и оформлено на близкого родственника обвиняемой <…> во избежание обращения взыскания на него» // Апелляционное постановление Ставропольского краевого суда от 22 февраля 2018 г. № 22К-568/2018; апелляционное постановление Красноярского краевого суда от 4 февраля 2020 г. № 22К-753/2020 по делу № 3/6-306/2019.
10 Апелляционное постановление Брянского облсуда от 27 июня 2019 г. № 22К-852/2019 по делу № 22-852/2019; п. 2 Обзора практики рассмотрения судами ходатайств о наложении ареста на имущество по основаниям, предусмотренным частью 1 статьи 115 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», утвержденного Президиумом ВС 27 марта 2019 г.
11 «Из представленных в Конституционный Суд Российской Федерации правоприменительных решений следует, что при наложении ареста на акции ОАО “Омсктрансстрой” суд исходил из того, что фактическим их владельцем является обвиняемый В.И. Себелев, перерегистрировавший с целью скрыть их принадлежность право собственности на эти ценные бумаги на подконтрольных ему лиц (включая И.В. Себелеву)» // Определение КС от 8 ноября 2018 г. № 2794-О.
12 Срок применения ареста имущества составил более двух лет и трех месяцев // Апелляционное постановление Саратовского облсуда от 9 июля 2020 г. № 22К-1568/2020 по делу № 3/6-235/2020.
13 Постановление ЕСПЧ по делу «Экле против Федеративной Республики Германии» от 15 июля 1982 г.
14 Михеенкова М.А. Актуальные проблемы уголовно-процессуального ареста имущества // Закон. 2018. № 8. С. 83.
15 Данный вопрос касается не только ареста имущества, но и, например, сроков предварительного расследования и т.д.